Время менять отношение

фото: Владимир Третьяков

В мае текущего года Анна Кудиярова вместе со своими коллегами запустила в Алматы первый дневной центр для молодежи с нарушениями психического здоровья. Итоги трех месяцев работы показали: люди с ментальными нарушениями могут быть полноценными гражданами страны, если только перестать их изолировать.

– Анна, мы поздравляем вас с успешным проектом. Расскажите о главных отличиях вашего дневного центра от привычной психиатрической клиники.

– Знаете, в первую очередь отмечу, что «пациент психиатрической клиники» – это клеймо на всю жизнь. С таким боятся общаться окружающие, на работу его никто не берет, никому он не нужен. Свой проект мы затеяли, чтобы доказать, что такие люди могут стать полноценными гражданами страны. В отличие от крупных медико-социальных организаций, где сотрудники неосознанно делают все, чтобы напомнить своим пациентам об их недостатках, мы стараемся укрепить их дух и научить самостоятельности и таким образом помогаем им почувствовать себя более комфортно в обществе. Свою работу мы называем социальной реабилитацией через лечение общением.

– Как вы сами оцениваете результаты первого проекта? 

– Я очень рада тому, чего достигли ребята. Всем им сильно не хватало опыта взаимодействия и общения с людьми, в том числе и в подобных центрах. Многие семьи, пытаясь уберечь своих детей, не позволяют им освоить элементарных навыков, не доверяют им даже простую домашнюю работу. Был такой показательный пример – одна мама была по-настоящему удивлена, когда ее дочь сама приготовила салат. Дома она никогда этого не делала, только потому, что ей не доверяли этого простого дела. 

Другой яркий результат показал наш воспитанник Асылжан, который после трех месяцев пребывания в центре преодолел барьер перед публичными выступлениями и взял слово на организованной нами пресс-конференции. Еще совсем недавно Асылжан был зажат, спрятан в своем коконе и ни за что не согласился бы прийти на подобное мероприятие, а тем более открыться перед слушателями. 

– С чем связаны причины отклонений у таких людей чаще всего?

– Для многих мой ответ не откроет ничего нового. У психоаналитиков есть такое выражение: «Ребенок – это симптом своих родителей». Его болезнь начинает развиваться тогда, когда в его семье не все хорошо. В ответ на это он неосознанно принимает решение привлечь к себе внимание особым поведением, желая таким способом отвлечь домочадцев от проблем, примирить их. 

– Наше общество привыкло реагировать на подобных людей негативно, многие буквально шарахаются от людей с психическими нарушениями при встрече… Почему возникает такая реакция? 

– Это укоренилось в нашем менталитете еще с советских времен, когда людей пугали психбольницей. Если у кого-то возникали нарушения, от него все отворачивались. С другой стороны, понятие нормы относительно. Кому-то требуется стакан кваса, а для кого-то и бочки недостаточно. Такую же аналогию можно провести и со здоровьем, всех нас можно в той или иной мере назвать невротиками. 

Бывает, на работе человек один, а придя домой, становится совсем другим, к примеру начинает жестоко обращаться с женой. Но если сравнить его с нашими же бенефициарами, то почему же их называют ненормальными? 

В нашем центре мы рассказывали своим подопечным об одной женщине-профессоре, преподающей в Йельском университете, которая не скрывает того, что у нее шизофрения. Однако при этом она успешно ведет лекции, учит студентов. Узнав об этом, участники нашего проекта впервые осознали, что об этом можно публично говорить и достигать успеха в своем деле. Гражданам с ментальными нарушениями нужно просто приятие общества, понимание, и они смогут со своим недугом жить, приносить пользу обществу. Пришло время менять отношение к таким людям. 

– А с чего начался ваш интерес к психоанализу? 

– На самом деле по образованию я преподаватель истории, сначала работала в начальной и средней школе, преподавала в вузе. Вновь соприкоснулась с психологией, когда стала ректором института. Для своих студентов мне захотелось пригласить хорошего психолога из Москвы, чтобы тот провел серию тренингов для них. И я нашла такого человека, который ко всему прочему оказался еще и психоаналитиком. Именно тогда я осознала, что есть разница между психологами и психоаналитиками. Более того, это совершенно другое профессиональное сообщество. Психоаналитик не только консультирует, но и, исследуя глубинные причины заболевания, лечит.

фото: Владимир Третьяков

Эта встреча произвела на всех нас сильное впечатление, после чего я вместе со своими студентами стала изучать психоанализ. В дальнейшем мы открыли у себя филиал Московского института психоанализа и приглашали преподавателей из Москвы проводить с нами обучающие занятия. Через несколько лет мы получили дипломы, но, конечно, теоретического курса оказалось недостаточно.

Поэтому вскоре я поехала искать психоаналитиков, побывав во многих странах. В конце концов я провела целый год в институте психоанализа в Нью-Йорке. Но я бы не сказала, что мое обучение закончилось. Я до сих пор учусь и постигаю психоанализ как метод лечения.

– Какое отношение к психоанализу было в то время, когда вы начинали его изучать? 

– В советское время говорить о том, что ты изучаешь психоанализ и обращаешься, например, к трудам Зигмунда Фрейда, было просто запрещено. Нам говорили, что Фрейд – буржуазный фальсификатор науки, но почему, объяснить никто толком не мог. Лишь в годы перестройки я зашла случайно в один небольшой книжный магазинчик в Тастаке и наконец воочию увидела одну книгу отца психоанализа на книжных полках. В итоге я потратила все деньги на их приобретение. Скажу честно, осмыслить содержание книг сразу мне не удалось. Это получилось сделать лишь с годами, с приобретенным опытом. 

– Наверняка вы много исследовали и саму себя. Смогли ли вы найти ответ на вопрос, откуда в вас интерес к психоанализу и стремление помогать людям? 

– Я неоднократно размышляла об этом, в том числе вместе со своими родственниками и личным аналитиком. Еще в детстве я интересовалась тем, что скрывает внутренний мир человека. В 8-м классе проводила среди своих сверстников психологическое анкетирование, потому что мне было очень интересно узнать их мнение о разных вещах, сделать выводы о характерных особенностях каждого из них. Что касается стремления делать что-то для общества, то тут несколько причин. К примеру, мой папа, даже живя в далеком ауле, обладал богатой внутренней культурой и был чувствителен к «стрункам души» – владел несколькими музыкальными инструментами, пел и писал стихи.

Удивительно, но его кумиром был американский певец Поль Робсон, которого в тех краях едва ли знал кто-то еще. Если идти еще глубже, то, несомненно, очень сильное влияние на меня оказали гены моего дедушки Кудияра, который был муллой-знахарем и не только читал намаз, но и лечил людей, мог снять сглаз или порчу. Еще хочу отметить, что огромную роль в моей жизни сыграли русские классики. Если бы я никогда не познакомилась с творчеством Достоевского, Чехова и Толстого, то уж точно не стала бы той, кем являюсь сейчас.