Владимир Рерих: Западная цивилизация - путь в никуда

26417

В недавнем прошлом крупный казахстанский медиаменеджер и телеведущий, быший вице-президент ТРК «Хабар», живущий сегодня в Германии, рассказал Forbes.kz о немецком телевидении и образовании

Фото: Андрей Лунин
Владимир Рерих.

Окончание. Начало см. здесь и здесь.

F: Владимир, давайте поговорим о телевидении в Германии. Как немцы к нему относятся, называют «зомбоящиком»?

– Нет, такого аналога я не встречал. Они любят своё телевидение. Оно не такое политизированное. Есть общественное ТВ, оно очень смешное. Каждый раз человек получает письмо, что надо уплатить какой-то безумный налог (за прием телесигнала. - F), а если я не плачу, то всё равно плати — принудительный налог, как в Великобритании. Но ещё и реклама есть, что неправильно, потому что Би-би-си работает без рекламы. Это всем не нравится, но каналы сдержанные и не позволяют себе кренов.

Достоинство немецкого телевидения - в его разнообразности и огромном, неописуемом для нас внимании к документалистике. У них много хорошего, качественного документального кино. Мне это очень нравится. Есть политическая сатира. Абсолютно безжалостная. Шендеровичевские «Куклы» (программа на «старом» НТВ в 1990-е. - F) – это были действительно кукольные игры по сравнению с тем, как они (немцы. - F) резко издеваются над своими действующими политиками. Это часть политической культуры Запада.

У них выборный менеджер, почему бы не поприкалываться? Хотя Ангела Меркель очень мало даёт для этого поводов. Недавно мой приятель, знаток Берлина, говорит: «Пойдем по острову музеев». И тут, кстати, дом Ангелы Меркель. У неё обычный многоквартирный дом, возле которого стояла сонная пара полицейских. Это очень непрестижное, неудобное для житья место. Там полным-полно туристов. С точки зрения безопасности -  кошмарное место, а она там гуляет, её можно встретить. Она в сложном положении - между Вашингтоном и интересами самой Германии. Почему срывается великий вашингтонский план, почему срываются вот эти санкции? Слишком много денег в России, на поле дураков, посадили.

Есть «Phoenix», очень политизированный канал. Он занимается партиями, предвыборными кампаниями, манифестами, только там можно посмотреть весь съезд какой-нибудь партии. Там прекрасная политическая школа, прекрасные политические ораторы. Я особенно был поражён, когда выступал один из претендентов на канцлерское место. Зрители очень долго ему аплодировали. Когда на 9-й минуте после его выступления аплодисменты не кончились (а там нет этих клакеров), я понял, как это у них было в 1933, повеяло таким холодком. Немцы очень политизированные, они обожают политические шоу.

Телевидение представлено в огромном разнообразии, каждый найдет для себя: кто-то любит вышивать гладью — для него найдется канал, кто-то любит охоту — пожалуйста, есть интеллигентские каналы, какие угодно. Наверное, телевидение является по факту [«зомбирующим»], но незаметно, что это зомбоящик. Немцы смотрят телевидение, там престижно работать и попасть на телевидение престижно, как во всем мире.

F: А вы сами не хотели туда устроиться?

– Мне не хватит языка. Я владею немецким языком, но работать в газете или на телевидении с моим языком... Там есть один персонаж, который из этого сделал профессию. Он приехал с Украины по еврейской линии. Близко знался с русскими немцами и овладел их неправильной, заскорузлой, архаизированной речью. Все пытаются переучиваться, но получается плохо. А он решил: «Я так и буду говорить, немцы этот язык понимают». Я его прекрасно понимаю: моя бабушка говорила на этом языке. В принципе это их домашний язык, но так не принято говорить. А он нацепил на себя маску: «Я - red necked (англ.: простолюдин, дословно: загорелая шея. - F), мне можно». И поэтому он говорит о вещах, о которых не привыкли говорить в Германии. А он книжки пишет об этом, шоу держит на телевидении. Говорит с каким-то варварским русско-немецким акцентом. И все от этого тащатся. Я был в очень большом книжном магазине, где была его встреча с читателями. Человек восемьсот пришло, и я ни одного русскоязычного не видел, все были западные немцы. Это же овации, они же его не отпускали! А монологи у него – это что-то заготовленное, а что-то экспромтом, как у Жванецкого. Речь его – это грамматический кошмар, он всё путает, все артикли, но они его понимают, потому что он говорит правду. Ему можно: он шут гороховый. Он сделал блистательную карьеру, но это единичный случай.

F: О чём именно он говорит?

– Обо всём, что происходит, что понятно и близко всем, даёт интерпретацию, рассказывает о своей семье, о том, как дочка его в первый раз влюбилась. Он такие вещи озвучивает, которые немцы не имеют права озвучивать, потому что у них на многое есть запреты. Например, говорит о том, что наша система образования тупиковая и дебильная. А она именно такая в Германии - очень плохая. Скажем, там любой ребёнок имеет право настучать на своих родителей в комитет защиты детских прав. Придёт и скажет: «Меня папа по затылку шлёпнул», - и папу могут лишить родительских прав, посадить в тюрьму. Такое случается очень часто. Родители ничего не могут сделать со своими детьми. Учитель не может на него прикрикнуть, им не задают домашних заданий, это вроде такое давление на них оказывают. В прошлом году, когда был разгар темы гомосексуализма, несколько депутатов парламента предлагали законопроект об обязательных уроках гомосексуализма. Они учат разделять виды гомосексуальных пристрастий. На уровне факультатива это уже сегодня преподается. Это бешено злит.

F: Всех злит?

– Людей это бешено злит. Они нормальные люди, вовсе не потеряли зачатка здравого смысла. Одна из работниц нашей редакции принесла тест, который дали её сыну, ученику пятого или шестого класса. Там человечки занимаются разными видами любви. То есть мальчик с мальчиком, мальчик с девочкой, девочка делает фелляцию, или минет, проще выражаясь. Школьник должен ответить, что это такое, как это называется. Я сам видел, своими глазами. Это даже мой шеф опубликовал в своём ЖЖ. Тот ученик получил четвёрку и был расстроен, что что-то с чем-то перепутал – петтинг, фелляцию, куннилингус.

F: Вы собираетесь своему сыну там давать образование?

– Когда моя жена узнала об этом, она сказала: «И ты хочешь, чтобы мы туда переехали?!». Ну, это такие приливно-отливные явления, в прошлом году тема гомосексуализма отчаянно навязывалась. В сети это тоже был политический ход для того, чтобы доказать, что Россия – варварская страна, потом что она приняла антигейский закон, хотя это был лишь запрет на пропаганду гей-отношений, не более того. Они подбросили топик замечательный о том, что Гитлер тоже гнобил гомосексуалистов, значит, Путин – это Гитлер. Очень простые вещи для обывателей. Все стали об этом писать, в фейсбуке народ возбудился, начались схватки. А потом это всё стихло. Но гей-парады в Берлине страшные, до миллиона человек выходит на улицы, всё перекрыто, город парализован. Что они там только ни творят! И мало кому это нравится.

F: Вы наверняка наше телевидение смотрите, когда в Казахстан приезжаете. Как оно изменилось за последние годы?

– У меня нет динамики, я не обладаю таким запасом профессиональных наблюдений. Я смотрю телеканал «Казахстан». «Хабар» я вообще не смотрю.

F: Почему так непатриотично?

– А у меня личные счёты с ними (см. «Владимир Рерих переехал на ПМЖ в Германию»)… Вот по каналу «Казахстан» я вижу, как они пытаются сделать ток-шоу на манер западных, и получается, уже неплохие ведущие у них. Я, правда, мало понимаю, о чём они говорят. Но очень много передач типа «Хочу стать звездой» - то же, что и во всём мире. То есть глобализация эхом всё-таки отразилась, есть попытки ответить на запросы времени, и, наверное, молодым людям, которые принимают участие в этих передачах, это всё нравится. И слава Богу. Кустарного, провинциального телевидения, которое было когда-то, я уже не вижу.

Думаю, что местное телевидение, как и российское, будет пропагандистским, и я не нахожу это противоестественным. Потому что это другой тип политической культуры, другой тип общественности. Не надо всё это смешивать и не надо вообще стремиться стать Западом, не всё там так замечательно, как может показаться, там [другие] формы закабаления, ментальной колонизации. Они хотят сделать людей, которые понимали бы общие знаки поведенческие, чтобы этой огромной массой можно было манипулировать с помощью товаров, услуг, развлечений, текстов, картинок, чтобы унифицировать потребление, а оно начинается с употребления так называемой духовной пищи: телепередач, фильмов и т.д. Все будут стремиться делать под Голливуд. Превосходящая цивилизация диктует моду, тут ничего не поделаешь. Кто сопротивляется? Ислам сопротивляется. А внутри всё равно бурлит, предаются радостям.

Цивилизация западная опасна тем, что это путь в никуда. Она спекулирует на радостях животного существования. Мне хорошо, вкусно, приятно, отсюда огромное количество сексуальных извращений. Это ведь от того, что поляну вытоптали. Интимная жизнь человека вытоптана порно, эротикой, слишком много лирики в кино, в литературе, это притупляет восприятие и нужно его как-то оживлять. Поэтому появляются гомосексуальные темы.

F: Разве это не есть проявление личной свободы - с кем хочу и как хочу?

– Мне кажется, что человек очень управляем на Западе, в большей степени, чем здесь. Здесь свободы личной больше, она неорганизованная, дикорастущая такая, а там люди в плену представлений, которые им навязывают. И это не из-за страха, они склонны доверять. Вот есть люди, которые для нас (западной цивилизации. - F) опасны, и с ними надо что-то делать, на худой конец, им надо помогать. Но если они добра не понимают, их надо наказать. Они управляемы, закабалены, все находятся в долгах, все платят бесконечные кредиты. Кредиты предоставляются на всё. Щадящие кредиты, проценты щадящие, но всю жизнь ты находишься в состоянии «не дай Бог потерять работу». Если хочешь иметь работу, лишний раз языком не болтай, с начальником не ссорься, своё мнение не высказывай. То есть формы закабаления незаметны, но их огромное количество.

А чтобы человек не взвыл, ему сказали: «Ты свободен в своей постели. Хочешь быть гомосексуалистом — будь им, хочешь — даже поженись с дяденькой». Они же уже подбираются к легализации инцеста. Во многих странах, особенно в Дании, много дискуссий по поводу сожительства родителей с детьми. Они уже вышли за пределы нормированного сознания, и это требует новых подпиток. И как компенсация иллюзия личной свободы сохраняется. Вот такие тонкие психологические практики они применяют, которых здесь, слава Богу, нет, и не надо к этому стремиться.

F: Думаю приятнее, когда тобой тонко манипулируют, а не ездят по тебе пропагандисткой машиной?

– Помню, в разгар Майдана мы с приятелем ехали в метро в Берлине и довольно громко говорили по-русски. На соседнем сиденье один ёрзал-ёрзал, потом говорит: «Хлопцы, вы тут по-русски балакаете, можно я с вами?» И стал показывать фотографии: «Вот это мой сын, он таможенник. А вот первый космонавт украинский, он мой земляк, мы в одном селе выросли. А вы в Берлине живёте?» Мы говорим: «Да». – «Какое счастье!» – «Вы же тоже Европа, территориальная Европа. Два часа лёту всего отсюда». – «Да какая там Европа! Дороги плохие, казнокрады, коррупционеры». Я спрашиваю: «А как вы с помощью Европы собираетесь всё урегулировать? К вам должны прийти и навести порядок?» – «Да нет, нас пустят в Европу, и у нас всё будет хорошо». У них такое мифологическое представление: войдём в Европу – дороги сразу отремонтируются, коррупционеры исчезнут. Меня поразили бабушки на Майдане. Кто им сказал, что им дадут европейские пенсии? Это, конечно, ужасное оболванивание.

Понятен был их пафос, потому что на Украине при Януковиче очень было омерзительно: рейдерство, неуважение, показная роскошь таких, как Пшонка или Янукович. Оранжевые прививки сработали. Они отпустили телевидение. Там по 24 часа шли политические ток-шоу, все приходили и высказывались как могли. Свободнее телевидения, какое было в Киеве, начиная с оранжевых революций и до Майдана, не бывает. Видимо, ещё при Ющенко решили: «А давайте отпустим – и будет пар выходить». А он ни черта не выходит, а раскаляет публику всё больше. Получилось такая жесткая радиация, лучевая болезнь политизации. Получилась драка музыкантов. А сами не понимаем, чего деремся. Ужасно было на это смотреть и до сих пор страшно: чем это кончится?

Но к вопросу о телевидении. Пусть уж лучше будет провинциальным и убогим, тем более, когда есть интернет, оно теряет смысл. Оно всё равно не будет лучше Би-би-си, ну, какого-то уровня достигнет - и слава Богу. И что тут думать? Массовое сознание очень подвержено изменениям, а общественное сознание, как материк, не разрушается долгое время, когда появляются твердые устои, некие внутренние табу. А здесь этого нет, здесь такие зыбучие пески, торфяные пожары внутри горят, здесь надо осторожно. Сейчас мы уже имеем торфяной пожар — это Украина, и она должна научить. Должна. Но это только моё мнение, я - частое лицо, берлинский журналист.

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить