Как Айя Шалкар строит карьеру в США

Мы поговорили с Айей о творчестве, поиске себя, планах на будущее и, конечно, заработке.

F: В профессиональной сфере вы успели попробовать, кажется, все: моделинг, выставки, арт-активизм, дизайн. Как вы сами отвечаете на вопрос «кто я?»

– Думаю, можно сказать, что я художник по призванию, дизайнер по профессии и модель по молодости. Вообще, в последнее время мне все ближе термин «творческий предприниматель». Он включает в себя все серые зоны в работе современного художника, в которой сейчас много нюансов.

Мой доход всегда был и остается диверсифицированным: гонорары с творческих проектов, со съемок, интеграций в Instagram. Я всего три года как окончила университет и весь первый год «свободного плавания» работала на себя. За это время создавались проекты Jaryq на площади, дизайн-продукция oneki и коллаборации с H&M.

Второй год для меня был годом NFT. Находясь в Лос-Анджелесе, я удаленно работала дизайнером во французской web3-компании Screenshot над проектом Everai.

Сейчас пошел третий год. Я успела пожить в Нью-Йорке и подписать там контракт с галереей, а основной доход мне снова приносит студия oneki. Уже с середины прошлого года мы начали работу с частными компаниями, для которых разрабатываем фирменные стили и креативные кампании. Получается, диплом графического дизайнера я использую по назначению.

F: В ваших авторских арт-проектах можно выделить тему феминизма. Сталкивались ли вы сами с сексизмом и колониальным мышлением?

– Любая женщина, тем более рожденная и живущая в нашей стране, так или иначе сталкивалась с сексизмом. Он – часть нашей жизни, где бы мы ни находились. Разумеется, это глобальная проблема и никуда от нее не убежишь, я пыталась. Поэтому, конечно, сталкивалась.

Хотя мне повезло с родителями, они у меня молодые и прогрессивные. Поэтому меня не растили по канонам «ты же девочка». Это ментально оградило меня от постоянного давления со стороны общества: консервативные родственники и учителя, влияние сверстников. Я с детства научилась не принимать чужое мнение на личный счет, оно было попросту нерелевантным в моей системе ценностей. Мне внушили сильную, здоровую идею личной независимости.

На эту тему у меня произошло много осознаний, когда я находилась далеко от дома. В Европе расизм везде: от пренебрежения профессоров в университетах до кэтколлинга на улицах («нихао!»). В США с этим получше, но сексизм неизбежно прослеживается и там. Всю свою жизнь я живу с принятием того, что меня недооценивают.

F: В 2020 году вы презентовали серию из шести видео, посвященных теме сексизма и бытового насилия. В январе прошлого года они стали доступны к покупке на площадке OpenSea. Другой NFT вы запустили год назад в поддержку Украины. Были ли эти начинания успешными, удалось ли вам на них заработать?

– Да, так вышло, что все мои соприкосновения с NFT-проектами были основаны на благотворительности. Исключением стал только французский проект Everai. Тут могу смело ответить, что все обещания были выполнены, оба проекта собрали достаточное количество средств для гуманитарной помощи.

Например, одна NFT-работа из проекта AIEL была продана во время выставки Miami Art Basel в конце 2021 года. Ушла она за 0,5 Eth, что по курсу того времени составляло около 750 000 тенге. Все средства мы перевели на счет фемиздания Batyrjamal, которое, в свою очередь, распределило его по фондам «НеМолчи» и Ayala.

F: Что вы сегодня, спустя год, думаете о рынке NFT и его влиянии на искусство?

– Рынок переживает не самые простые времена, и, к счастью, я не успела вложить слишком много средств и энергии в NFT-проекты. Во всяком случае, открытых гештальтов в пространстве web3 у меня не осталось. Тем не менее я до сих пор слежу за новостями, и у меня есть небольшая коллекция токенов. Думаю, что мир искусства неизбежно тесно связан с веб-пространством и эта связь будет только крепчать с годами, несмотря на сегодняшний «медвежий» рынок.

F: А что стало со студией studio oneki? Проект стремительно развивался в 2021 году: выставки, коллаборации, а потом тишина. Как вы вообще оцениваете этот проект, он был успешным?

– Проект живет активной жизнью, хотя пока только офлайн. Весь период «тишины» мы создаем фирменные стили, тритменты и презентации для частных компаний в Казахстане. То есть, по сути, studio oneki – это полноценная студия графического и product-дизайна. В нашем портфолио такие проекты, как OYU, DEM Media, прямо сейчас, к примеру, мы заканчиваем ребрендинг музыкального канала GAKKU.

На сегодня в нашей команде пять человек, включая меня. Мы также коллаборируем с другими местными студиями и дизайнерами на проектной основе. Мне очень повезло работать с такими талантливыми ребятами, эти отношения строились не один год. Как креативный директор студии я активно участвую на всех этапах, и, кажется, уже скоро мне понадобится управленческая помощь. В данное время мы ведем несколько очень интересных творческих проектов. Думаю, теперь, с моим возвращением, мы готовы вернуться «на сцену» с новой дизайн-продукцией.

F: Сколько пришлось вложить в студию и принесла ли она прибыль?

– На самом деле начать было не так сложно. Изначально я вложила в продакшен-продукцию свои же накопления с проектных гонораров, не больше 3 млн тенге. Было много помощи и поддержки со стороны друзей и семьи при перевозке, съемках, чему я очень благодарна. Взаимовыгодное партнерство у нас получилось и с магазином Elements, где мы представлены по сей день. А самой студии, то есть физического пространства, у нас пока нет, мы все работаем на удаленной основе.

Прибыль была и есть, практически все наши продукты были распроданы в довольно короткие сроки. За первый год существования студии (2021) чистая прибыль составила примерно 15 млн тенге. За последний же – порядка 30 млн.

F: Ваш последний арт-проект I like it when you’re soft выставлялся в Нью-Йорке летом прошлого года. Вы сами описывали этот проект как «материализацию долго сдерживаемого гнева». Речь идет о личных переживаниях, коллективном женском гневе или о чем-то третьем?

– I like it when you’re soft был создан в рамках коллективной выставки женщин-художников в галерее Sapar Contemporary. Темой выставки были «матрилинейные сказки». Когда речь заходит об эмоциях, не бывает абсолютно уникального опыта. Конечно, тема холодного оружия как олицетворение накопленного гнева – это о коллективном.

Мне очень интересен метод сочетания контрастных концептов, в данном случае изящного ою с холодным, острым металлом. В этом и выражается тот самый конфликт и невыраженность подавленных негативных эмоций, ведь они все так же остаются табуированными и, как следствие, орнаментальными.

F: Правда ли, что один из экспонатов попал в руки актрисы Пом Клементьефф. Как это случилось?

– Мои работы были выставлены на ежегодной ярмарке современного искусства NADA в Майами во время выставки Miami Art Basel в декабре прошлого года, в корнере галереи Sapar Contemporary.

Во время экспозиции один из посетителей оказался близким знакомым Пом, которая, в свою очередь, оказалась неравнодушна к холодному оружию. Добрый друг решил сделать ей подарок на Рождество. Ей очень понравился нож, и она решила забрать его из галереи лично. Так все и произошло.

Однако все мои работы можно приобрести через галерею, на этом и основываются по большей части мои отношения с галереей. Не считая бесценного менторства и поддержки в виде доступного выставочного пространства. Галерея, в свою очередь, удерживает процент с продаж работ.

С момента выставки прошло уже больше полугода, но есть ощущение, что тема холодного оружия вас не отпускает. На вашей странице опубликованы эскизы уже целых мечей, а сами вы, кажется, учитесь фехтованию. Нам ждать арт-перформанса?

– Меня действительно очень зацепила эта тема. Во время первой выставки кто-то спросил меня, кому принадлежит это оружие. Этот вопрос всколыхнул во мне кучу идей. Я решила попробовать развить концепт до целой арт-вселенной, в которой обитают воинственные создания женского пола. В частности, центральноазиатские.

Знакомство с этой вселенной я начинаю с различных видов концептуального холодного оружия. Все в процессе. К счастью, в мире fine art сроки и цели гораздо масштабнее, да и я в нем совсем еще ребенок. Как художник, я стараюсь отходить от токсичного «инстаграм-тайминга», качественная работа занимает время.

F: Откуда вы берете средства на проведение выставок и подготовку перформансов?

– Если речь о производстве самих работ, то это мои личные вложения. К примеру, сейчас я коплю деньги на производство мечей. Они больше, сложнее и, соответственно, гораздо дороже в исполнении.

Выставочное пространство же художнику его «материнская» галерея предоставляет бесплатно, так же как и «гастроли» работ по другим выставкам и ярмаркам. Это обычная практика.

F: Планируете ли делать какие-то выставки в Казахстане? Как оцениваете казахстанский рынок искусства, конкурентоспособен ли он?

– Думаю, что да, рано или поздно я покажу свои работы и дома. Подходящие площадки для этого сейчас только зарождаются. Тем не менее меня очень радует развитие современного искусства в стране и то, как это находит свой выход не только в арт-пространствах, но и в коммерческом секторе. Нам, безусловно, есть куда расти, хотя есть и всевозможные барьеры, но картина в перспективе очень оптимистичная, на мой взгляд.

Мне нравятся работы Мадины Жолдыбек, Динары Кадыровой и Сауле Дюсенбиной, с которой мы представлены в одной галерее.

F: Прибыльно ли вообще заниматься искусством?

– На самом деле нет ни дня, когда я не была бы благодарна за свое образование графического дизайнера. Если бы не дизайн, я бы не смогла иметь ту финансовую свободу, которую имею сейчас, и спонсировать свои же арт-проекты. Многие ошибочно полагают, что мой главный заработок – это моделинг, но это далеко от правды. Он носит скорее имиджевый характер.

Я считаю, что «голодный художник» – это пережиток прошлого, если не принципиальная позиция. С теми возможностями, которые предлагает современный мир, вполне возможно быть полноценным художником.

F: Чем вы сейчас занимаетесь и какие у вас дальнейшие планы?

– Сейчас я занимаюсь сразу несколькими проектами, как в США, так и в Казахстане. Как коммерческими, так и идейными и гуманитарными. 2023 год обещает быть очень насыщенным.

Меня пригласили на резиденцию в музей Исламского искусства в Гонолулу в марте 2024 года, уже идет какая-то подготовка. Также совместно с галереей мы отправляем заявки на участие в выставках Art Basel Miami и надеемся выиграть ежегодный грант от National Geographic. А в Казахстане, к примеру, уже сейчас мы работаем над большим digital-проектом с пространством «Целинный», который был открыт для посетителей в мае.