40 лет «реформ и открытости» в Китае: уроки для Казахстана

13439

Эксперт Айдар Амребаев в своей статье выделяет несколько особенных черт китайских реформ, которые могут послужить добрую службу нашему молодому государству

Фото: hk01.com

Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев недавно призвал молодёжь учить китайский язык, а незадолго до этого высказался о том, что благодаря Китаю мы фактически имеем выход к океану, «океану мирового рынка», представленного Китаем.

Ещё в начале XIX века император Франции Наполеон Бонапарт произнес фразу, которая впоследствии стала восприниматься как пророчество: «Китай - это спящий гигант. Пусть он спит. Если он проснётся, он перевернёт весь мир». Теперь об этом говорит весь мир. В конце XX - начале XXI столетий пророчество великого французского императора и пожелания казахского президента как никогда актуальны!

Воспользуемся юбилеем - 18 декабря 2018 года исполнилось 40 лет стратегии «реформ и открытости» в Китае (кит. трад. 改革開放, упр. 改革开放, пиньинь: Gǎigé-Kāifàng, палл.: Гайгэ-Кайфан, буквально: «Реформы и открытость») - чтобы поразмышлять на тему о том, какие уроки из китайского опыта, который сегодня воспринимается во многих странах как передовой, может извлечь Казахстан, отметивший недавно 27 лет с момента обретения суверенитета, сопровождавшихся перманентными реформами.

Обобщить безусловно неординарный опыт «великого соседа» в рамках журнальной статьи - совершенно непосильная задача, но тем не менее попытаюсь выделить несколько особенных черт китайских реформ, которые могут послужить добрую службу нашему молодому государству.

Прагматизм вместо идеологизмов

Одним из первых принципов, взятых на вооружение «архитектором китайских реформ» Дэн Сяопином, явился марксистский диалектический философский принцип: «Практика - критерий истины». Думаю, что в условиях, когда в современной политико-экономической науке нет единодушия относительно правильности той или иной модели социально-экономических и политических реформ, особенно для стран, переживающих транзит из одной системы в другую, этот давно забытый принцип марксистско-ленинской философии может быть принят в качестве вполне здравой методологии для реформаторов любого ранга. Казахстан в этом плане не исключение. Полагаю, что многим яйцеголовым технократам с западным образованием в наших бюрократических кабинетах не мешало бы отойти от заумных теоретических конструкций, обратившись к реалиям повседневности, которой живут простые жители необъятной казахской степи, их чаяниями и проблемами.

Ведь рынок, о котором сегодня рассуждают в высоких кабинетах, - это не только интересы олигархических структур, сменивших собой патримониальные государственные учреждения, но и социальный слой реальных предпринимателей, взявших на себя все риски и «социальную ответственность» за «тех, кого приручили», несмотря на то что эту самую большую группу населения и пытаются вывести за рамки «формального рынка», брезгливо называя «самозанятыми».

Очевидно, однако, что фокус государственных программ помощи, а лучше «невмешательства» в дела рискующих всем людей, должен быть сконцентрирован на широкой мотивации и стимулировании деятельности этих людей, способных сформировать тот самый «средний класс», который в Китае уже к 2020 году, согласно планам Компартии, должен сформировать «общество средней зажиточности» - «сяокан». Почему бы и Казахстану сегодня не описать ту желательную социальную систему, которую мы стремимся создать в результате реформ?

По большому счёту, как показала более чем четвертьвековая казахстанская практика реформ, безудержная либерализация экономической системы ведёт к дисгармонизации и всё более и более разительным социальным диспропорциям. Богатые становятся всё богаче, бедные же - всё беднее и беднее. Причём социальная база потребительского рынка становится все менее состоятельной, сужая и без того ограниченный рынок налогообложения, финансовых и коммерческих манипуляций немногочисленного слоя состоятельных капиталистов.

В этом плане Казахстану следовало бы более внимательно исследовать трансформационный опыт гармонизации «социализма с китайской спецификой», чем беззаветно следовать рецептам сторонников либеральных, «шоковых» для большинства населения западных экономических моделей. Ведь наша страна на заре 90-х годов фактически представляла собой контролируемую государством социально-экономическую систему, описанную советскими политэкономами того времени как общество «развитого социализма», т.е. модели «социального государства» скандинавского типа, которое сегодняшними экспертами рассматривается как желанная модель из передового списка стран ОЭСР.

Опыт китайской философии реформ

Интересно в этой связи обратиться к китайской формуле реформирования: «при переходе реки осторожно нащупывать камни». Дэн Сяопин, внедряя рыночные механизмы в плановую государственную экономику своей страны, в смыслы и содержание реформ, прежде всего заложил принципы социальной справедливости и гармонии, опиравшиеся на традиционные ценности и основания китайской философии. Даже понятие «сяокан» (小康), ныне переводимое как «общество средней зажиточности», в древнейшем конфуцианском трактате «Лунь Юй» интерпретируется как «остановка, стоянка, отдых» перед достижением гармонии Великого Дао-пути, которое соответствует утраченному обществу великого единения «датун» (大同), когда Поднебесная принадлежала всем. В конфуцианской философии Великий Дао-путь был утрачен, и Поднебесная была разделена по семейному принципу. После утраты дао-пути его место заняли конфуцианский поведенческий ритуал (внешнее) и чувство долга (внутреннее). Они и стали «путеводной нитью» возвращения Поднебесной на Великий Дао-путь и возрождения духовного архетипа «пяти постоянств (五常у чан), включающего добродетель, человеколюбие, долг, ритуал и веру.

Не вдаваясь далее в детали древней китайской философии, хотелось бы отметить, что современное руководство Китая ставит задачу гармонизации китайского социума значительно выше технократических решений, предлагая, казалось бы, достаточно абстрактный конструкт «китайской мечты» в качестве стратегической цели всего процесса реформирования в Китае, где и «сяокан», и «датун» являются средством, своеобразными этапами достижения «китайской мечты».

Нужна ли нам «казахстанская мечта»?

Для Казахстана постепенно утрачиваемые в процессе либеральных реформ чувства социальной справедливости, человечности, общественного долга, трудолюбия, дисциплины, веры в идеалы (коммунистические, а затем религиозные и либерально-светские) являются характеризующими кризис чертами. Отсюда постоянная актуальность для общества поиска новых символов веры и этических кодов, способных придать смысл происходящим в обществе изменениям. Общественный скепсис в отношении демократической политической модели, сопровождающий рыночные реформы, сегодня симптоматичен. Желание обнаружить собственный национальный культурный философский путь представляется актуальным как никогда. Ряд публикаций главы государства на эту тему совершенно не случаен в условиях отсутствия укоренённой идеологической основы, подкреплённой национальной духовной традицией. В этой связи полагаю, что трудный, сопряжённый с трагическими страницами истории, китайский опыт реформ для нас чрезвычайно важен.

Интересным для нашего дальнейшего пути реформирования является опыт отношения к историческому прошлому со своими пробами и ошибками, избавлению от тех или иных идеологических «искривлений» или «измов», о которых пишет наш президент в своей статье «Взгляд в будущее: модернизация общественного сознания».

В Китае после смерти Мао Цзедуна в период идеологической неопределённости, предварявшей начало реформ, стояла задача подвести черту под неоднозначной эпохой маоистских социальных экспериментов, вылившихся в драматичный период «культурной революции». Показательно, что руководство Компартии сумело «закрыть тему» достаточно прагматично. Коммунисты Китая заключили: «70% совершённого Мао Цзедуном было правильным, 30% - неверным», - что позволило обществу двигаться дальше, не разрушая в целом идеологический конструкт государства, что произошло в СССР в период безудержной гласности и перестройки, а на деле - разрушения системы.

Не являясь сторонником коммунистических идеалов, всё же отмечу, что расщепление любой национальной идеологической основы государства в конечном итоге приводит к разложению и распаду государственной системы. Для нашего возрождающегося казахского государства сегодня чрезвычайно важны устойчивые идеологические скрепы, опирающиеся не на фейковые идеологии прошлого или технократические бездушные схемы сегодняшнего дня, а на модернизирующуюся по смыслу и содержанию культурную парадигму национального самосознания. И здесь за основу критического восприятия предлагаемых идеологем можно принять китайский подход: «неважно, какого цвета кошка, белого или чёрного. Важно, чтобы она ловила мышей». Этот принцип помог китайскому руководству достаточно гибко и избирательно отнестись к передовым достижениям времени, не попав в плен тех или иных популярных доктрин, и одновременно не остаться в «сетях» пусть и великого, но архаического прошлого.

Кстати, такой прагматичный подход может быть избран и при разработке нашей внешнеполитической доктрины, которой следовало бы быть более пластичной и, одновременно, твёрдой, когда речь идет о защите национального суверенитета и интересов отечественных предпринимателей. К примеру, вполне резонно задаться вопросом, почему мы должны быть «верными сторонниками» идеологизированных интеграционных форматов, демонстрирующих свою явную неэффективность, когда в мире полно моделей, чей опыт было бы не зазорно использовать? Китайский опыт гибкого и порой циничного восприятия чужого опыта является весьма показательным.

Китайский опыт борьбы с коррупцией и Казахстан

Интересной для современных казахстанских реалий является история отношения общества к коррупции в Китае. В иерархизированной и чрезвычайно бюрократизированной государственной системе традиционного Китая в свое время коррупция была непременным элементом, а дары - обязательным условием разрешения любых государственных вопросов. Как говорили когда-то, «без гуся не решить ни одного вопроса в Поднебесной». В дальнейшем в период правления Мао Цзедуна одним из лозунгов, положивших начало «культурной революции» 1966 года, был революционный призыв: «Огонь по штабам» (кит. упр. 炮打司令部, пиньинь: pàodǎ sīlìngbù, палл.: паода сылинбу), который изначально имел целью борьбу с «оторванными от масс» бюрократами, классом коррумпированных чиновников, но затем обретший гипертрофированные формы борьбы с интеллигенцией и всякой системой упорядочения и государственного регулирования.

Сегодня, уже в новую эпоху председателя Си Цзинпиня, эта идеология неприятия обществом забюрокраченного государства трансформировалась в более эволюционную и последовательную кампанию «бить и мух, и тигров», что означало системную борьбу с излишней назойливостью чиновников, а конкретно - коррупцией на всех уровнях. Сегодня для Казахстана особенно актуален китайский подход борьбы с коррупционерами, покинувшими страну или «работавшими в офшорах». В КНР были успешно реализованы и осуществляются сейчас широкомасштабные государственные программы «Охота на лис» и «Небесная сеть», предусматривавшие целенаправленную работу по аресту преступников, возвращении на родину украденных средств, ликвидации теневых финансовых схем. Причём в целях предотвращения аффилированности коррупционеров с госструктурами, отвечающими за борьбу с ней, роли среди госорганов были разделены и распределены следующим образом: розыск беглых коррупционеров осуществляет Министерство общественной безопасности (МОБ), ликвидацией оффшоров и теневой банковской системы занимается Народный банк Китая совместно с МОБ, за арест и возврат похищенных капиталов отвечает Верховная народная прокуратура КНР.

Независимость от чиновничьей солидарности за совершённые противоправные деяния, неприятие преступлений как таковых, жёсткость, а порой и жестокость позиции судов позволила сформировать идеологию общественного отторжения коррупции. Такая волевая, принципиальная позиция руководства и последовательная общественная стратегия сделала нынешнего главу китайского государства популярным в народе, а меритократию - востребованной в народе идеологией. Необходимо обратить внимание на то, что в традиционной китайской философии всегда особое внимание отводилось идее справедливого и честного государственного управления, сохранению лица, чести и достоинства государственного человека. Коммунистическому руководству современного Китая удалось задеть чувствительные струны национальной психологии и философии, а не только применить технократические приемы очищения государственной службы.

Результаты не заставили долго ждать: к середине 2018 в страну было возвращено 4141 преступник с суммой свыше 1,58 миллиарда долларов США. А в целом за последние пять лет в Китае было осуждено свыше 1 миллиона чиновников разного уровня за коррупционные преступления.

Для Казахстана, думается, такая системная и целенаправленная борьба с коррупцией является давно ожидаемой и желанной стратегией со стороны государства.

Заключая, полагаем, что некоторые достижения реформ в Китае могут быть весьма полезны и востребованы в нашей стране, ставящей амбициозные цели вхождения в число передовых стран мира и переживающей напряжённые по накалу страстей реформы.

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить