Атом раздора: нужна ли Казахстану своя АЭС?
Ни один «прорывной план» правительства не вызывал в Казахстане такую бурю возмущения, как намерение диверсифицировать генерацию за счет строительства атомной электростанции
И здесь не стоит все списывать на радиофобию, естественную для народа, часть которого была без особых рефлексий уморена наземными ядерными испытаниями, а часть продолжает испытывать их последствия (случаев врожденных патологий в районах вокруг бывшего Семипалатинского полигона и теперь, 35 лет спустя после полного прекращения испытаний, в разы больше, чем в среднем по Казахстану). Понятно, что АЭС – это не атомное оружие, большие аварии случаются достаточно редко, да и технологии не стоят на месте – реакторы нового типа имеют гораздо больше степеней защиты, чем были в Чернобыле и Фукусиме. Однако, если авария все-таки случится по любой из десятка возможных причин, последствия окажутся несоизмеримыми с аварией на станции, работающей на любом другом энергоносителе. Отсюда и возникает закономерный вопрос – а стоит вообще овчинка выделки?
Казахстан тратит миллиарды на иностранных юристов, не инвестируя в своих
Министерству юстиции РК следует либерализовать доступ к закупу юридических ... →
В конце сентября – начале октября Бюро экспресс-мониторинга общественного мнения Demoscope совместно с исследовательским центром PaperLab провели опрос на тему отношения казахстанцев к строительству АЭС. Выяснилось, что 46,6% респондентов поддерживают эту инициативу, при этом 30,8% – однозначно. 37,7% – против, причем 25% – категорически. Те, кто определился со своим «за», в качестве аргументов называют решение проблемы дефицита электроэнергии – 51,5%, снижение тарифов на электроэнергию – 10,6% (удивительный довод с учетом того, что отношение капитальных затрат строительства плюс стоимость захоронения отходов к киловатту произведенной электроэнергии – самое высокое именно в атомной энергетике и свидетельствует скорее о полном незнакомстве опрошенных с предметом. – Прим. авт.), развитие новых технологий и обмен знаниями – 8,7%, использование «чистой» энергии и уменьшение вреда для экологии – 7,8%, а также укрепление международного имиджа Казахстана – 6,3%. Аргументы против: риск аварий и утечек радиации – 47,9%, экологические последствия, включая обмеление озера Балхаш и другие – 31,3%, риск коррупции при строительстве – 7,4%, отсутствие специалистов и соответствующего опыта – 6,7%, высокая стоимость строительства и нагрузка на бюджет страны – 5%. При этом более 70% граждан считают проблему дефицита электроэнергии актуальной, и большинство (60,9%) сталкивались с отключением электричества последние 12 месяцев.
Алмас Чукин об экономике Казахстана: Я вижу катастрофу впереди
Именитый эксперт отвечает на самые актуальные вопросы об экономике Казахста... →
При этом 36,8% респондентов только в ходе опроса узнали о планах правительства по строительству АЭС. Что неудивительно, поскольку единственные общественные слушания по проекту проводились один раз – в крохотном поселке Улкен в 370 км от Алматы, 470 км от Тараза и 860 км от Астаны, что вызывает сомнения в ценности референдума, который правительство намерено провести уже в конце текущего года (в сентябре член ЦИК сказал журналистам об этом в кулуарах мажилиса). Вопрос, насколько осознанным можно считать плебисцит по теме, суть которой неясна более чем трети взрослого населения, можно считать риторическим.
Общенационального обсуждения пока так и не произошло, но на октябрьском форуме KazEnergy планам вхождения Казахстана в клуб стран, пользующихся мирным атомом (вернее, возращению, поскольку реактор БН-350 в Актау был остановлен только в конце 1990-х) была посвящена отдельная сессия. А в Национальном энергетическом докладе, подготовленном в этот раз S&P Global (раньше их составляли IHS Markit и Avantgarde Group), рекомендовано построить даже «несколько АЭС общей мощностью 4 ГВт».
Генеральный директор ТОО «Казахстанские атомные электростанции» (KNPP) Тимур Жантикин показал на презентации типы реакторов, заинтересовавших казахстанскую сторону, и рассказал, что для сравнительного анализа и оценки технологий поставщиков совместно с французской Assystem была разработана система критериев на основе рекомендаций документов МАГАТЭ. Было изучено 13 проектов современных реакторов поколений III и III+ и выбрано четыре, наиболее отвечающих этим критериям, – китайской CNNC (реактор HPR-1000), российского «Росатома» (ВВЭР-1200, ВВЭР-1000), южнокорейской KHNP (APR-1400) и французской EDF (EPR1200). По словам Жантикина, предварительно речь идет о строительстве АЭС мощностью 2,4 ГВт (то есть два блока по 1200 мВт), отобраны две потенциальные локации – Курчатов в районе бывшего Семипалатинского полигона и Улкен на Балхаше (Жамбылский район Алматинской области). Предпочтительнее выглядит Улкен, где есть три альтернативные площадки. «Юг имеет преимущество не только по энергосистеме, но и по инфраструктуре, потому что там планировалось строительство ГРЭС, также был проект по строительству тепловой электростанции, соответственно, какая-то инфраструктура осталась и может быть использована», – аргументирует Жантикин. Впрочем, сложилось впечатление, что параллельно прорабатывается и курчатовский вариант – на случай активного неприятия казахстанцами балхашского проекта. Глава KNPP не считает, что АЭС может нанести существенный экологический урон Балхашу: «Конечно, атомная станция окажет влияние на достаточно длинный период времени, но сейчас есть разные способы охлаждения, которые минимизируют ущерб. Охлаждаться будет не реактор, а конденсат». При этом, по его словам, потери балхашской воды составят 63 млн кубов в год, тогда как на испарении, то есть природных потерях, озеро теряет ежегодно 19 млрд кубов.
Деньги с плесенью: казахстанской муке испортили репутацию
Нынешний сезон может стать последним для экспортно ориентированной мукомоль... →
Что ж, в сравнении выглядит действительно незначительно, но ведь вода потребляется АЭС не вместо, а вместе с природными потерями, и хоть не намного, но усиливает деградацию единственного крупного естественного водоема с пресной водой в вододефицитной стране на фоне стремительного глобального потепления. Успокаивающие тезисы выглядели бы убедительнее, если бы были снабжены данными специального исследования с прогнозом по наполнению Балхаша хотя бы на горизонте нескольких десятилетий – с учетом того, что строительство даже этой небольшой АЭС займет минимум 10 лет. Для сравнения: за последние пять лет ВИЭ добавили в генерацию страны уже 2,2 ГВт. Впрочем, это не конкурирующие отрасли, поскольку атомная энергетика находится в другой нише и призвана замещать угольную энергетику, которая сейчас в генерации Казахстана составляет более 70%.
Жантикин особо подчеркнул, что KNPP работает в тесной связке с профильным международным агентством: «Сегодня вечером специалисты МАГАТЭ выезжают в Улкен, будут там завтра целый день, и мы продолжим работу в Астане. Будут сделаны рекомендации, дальше у нас предполагается проведение ТЭО, которое будет представлено на государственную экспертизу. Если госэкспертиза даст положительное заключение, мы будем обращаться в правительство для принятия решения по строительству атомной электростанции».
Видимо, после заключения госэкспертизы будет определена дата национального референдума и определены вопросы для него. Если большинство проголосует «за» и работа будет начата в следующем году, не случится никаких форс-мажоров, то запущена казахстанская АЭС будет не ранее, чем в 2034-м.
По словам Жантикина, независимая международная экспертиза позитивно оценила предоставленные «Казахстанскими атомными станциями» документы с точки зрения стандартов безопасности: «Реакторы поколения 3+, которые мы выбрали, имеют усиленную безопасность». Он уверен, что именно строительство АЭС позволит Казахстану наконец воспользоваться своим конкурентным преимуществом: «Сейчас практически весь добытый уран мы отправляем на экспорт в виде обогащенной руды. Но в прошлом году произошло большое событие – Ульбинский металлургический завод начал поставки на китайский рынок уже готового ядерного топлива. То есть теперь совершенно логично использовать наш уран для атомной энергетики Казахстана».
Три беды KEGOC: Алмас Чукин о предстоящем размещении акций компании
Экономист анализирует ситуацию с электроснабжением Казахстана и предлагает ... →
Позже в кулуарах форума глава KNPP объяснил Forbes Kazakhstan, что, хотя доля топлива в атомной энергетике составляет максимум 7%, принципиально важно, чтобы казахстанская АЭС использовала сборки собственного производства: «Это вопрос компетенций. Нам даже не надо для этого заниматься обогащением – сейчас рынок по обогащению урана не загружен, мы можем купить его в России, во Франции, где угодно. Мы везде на всех переговорах включаем вопрос о производстве топлива здесь, в Казахстане, начиная с порошков. У нас теперь есть реконверсия, Ульбинский завод собаку съел на этом, нужно просто довести дело до таблетки и до сборки. Там уже делают сборки, которые подходят к китайскому и французскому реакторам. Да, процесс был долгим, сертификация проходит годами, но год назад мы начали экспорт готового топлива для китайских АЭС».
В 2022 году «дочка» УМЗ – «Ульба-ТВС», где 51% принадлежит заводу, а 49% – китайской CGNPC-URC («дочка» CGNPC), занялась выпуском тепловыделяющих сборок (ТВС) для китайских АЭС. Сборки производятся по дизайну AFA 3G французской Framatome, что позволяет использовать ТВС как на китайских, так и на французских реакторах. Так что в случае выбора китайского или французского партнера это дает гарантию использования сборок отечественного производства. Но на этом шансы не заканчиваются. «С корейцами у нас есть договоренность о передаче их технологии производства топлива нам, в случае выбора их реактора они построят здесь линию», – говорит Жантикин. Сотрудничество с «Росатомом» усложнено войной и возможностью наложения санкций: «Пока США не накладывают санкции на «Росатом», потому что очень сильно зависят от него по поставкам урана – доля России больше 20%. Но риск этот не исключается, и мы его учитываем». (При обсуждении 11-го пакета санкций ЕС рассматривалось включение в пакет российской атомной отрасли, однако в итоговый документ она не попала. – Прим. авт.).
Однако самый главный вопрос – не технологии, а финансирование. По словам Жантикина, большинство проектов АЭС, которые так и не дошли до запуска, остановлены из-за недостатка финансирования: «Есть такой критерий, как норма прибыли на капитал. Мы – «дочка» «Самрук Казыны», а там на коммерческих проектах показатель 11,5%. Это нормально для копающих компаний. Мы разучились работать в индустрии, поэтому у нас вся экономика, все модели ориентированы на «копалку», а АЭС окупается десятилетиями. И это параметр переменный – если мы ставим срок окупаемости 15 лет и на этих условиях считаем финансирование – это одна цена себестоимости. А если – на 60 лет, как социальный проект, то будет вообще «5 копеек».
Для отбора проектов использовалась стоимость капитальных затрат. «Там считается все, но без сроков, overnight cost. Это дает нам основание для оценки капитальных затрат плюс операционных расходов – там мы уже сами прикидываем обслуживание станции, обращение с отходами, вывод из эксплуатации. Все это идет в расчет себестоимости генерации. И при окупаемости в 60 лет, в зависимости от того, на каких условиях мы берем деньги (проценты, условия возврата и т. д.), получается от 6 до 12 центов за киловатт-час», – говорит Жантикин. Стоимость строительства АЭС планируемой мощности – в районе $12 млрд.
Еще один вопрос, который чаще всего поднимают противники строительства АЭС, – отсутствие кадров и компетенций. Заместитель генерального директора по науке Национального ядерного центра (НЯЦ) Владимир Витюк считает проблему надуманной: «У нас большая экспериментальная база с действующими исследовательскими реакторами. В 2019 году мы запустили уникальный в своем роде исследовательский токамак и тем самым ввели Казахстан в десятку развитых в технологическом отношении стран, которая обладает технологией термоядерного синтеза». По его словам, параметры безопасности реакторов НЯЦ ничуть не мягче, чем у действующих АЭС: «Мы провели комплекс исследований тяжелых аварий, большое количество экспериментов по взаимодействию расплавов, которые образуются в их случае, с материалом корпуса реактора и теплоносителем. И реализовали совместный проект CORMIT с нашими японскими коллегами из компаний Toshiba и Marubeni, в рамках которого экспериментальным путем отобрали наиболее подходящий жаростойкий материал, который можно установить на ловушку расплава вокруг корпуса реактора и который существенно повышает безопасность атомной электростанции. Сегодня наши решения применяется на действующих АЭС Японии. Наверное, это ответ на вопрос, есть ли в Казахстане компетенции и ученые, которые понимают достаточно в атомной энергетике и вопросах безопасности».
Всемирный банк: модернизация систем отопления в Казахстане потребует $100 млрд
Об этом говорится в отчете по переходу на устойчивое отопление в странах Ев... →
Помимо этого, НЯЦ совместно с Marubeni успешно осуществил проект Fukushima Debris для выработки рекомендаций по переработке реальных фрагментов реакторов АЭС «Фукусима-1»; проект SAIGA с французской CEA по изучению поведения топливной сборки реактора ASTRID в условиях аварии с потерей расхода теплоносителя, в результате чего на УМЗ была изготовлена партия топлива нестандартного обогащения, и другие. НЯЦ также успешно реализовал проект по конверсии своих ядерных реакторов на низкообогащенный уран (изначально они работали на высокообогащенном уране, который можно было использовать для создания оружия массового поражения). «Мы можем модернизировать реакторы, можем разрабатывать технологии, которые могут быть востребованы в мире – все это относится к вопросу о компетенциях казахстанских специалистов. Мы расширяем международное сотрудничество, в последнее время активно взаимодействуем с коллегами из Кореи, Китая. Имеем ряд соглашений с международной организацией по технологии водородной энергетики, которая, по сути, следующий шаг после атомной и тоже представляет для нас интерес: у нас есть лаборатория, которая позволяет проводить научные исследования с использованием водорода», – говорит Витюк.
Несмотря на поддержку проекта АЭС президентом страны, инициатива вызывает воодушевление не у всех даже в правительстве. Не под запись руководители ведомств говорят о том, что пока АЭС достроится, коммерчески успешными станут новые технологии, дающие генерацию гораздо быстрее и не грозящие такими рисками в случае нештатных ситуаций. И что 2,4 ГВт – это слишком ничтожный прирост для того, чтобы кардинально влиять на ситуацию. Большие надежды возлагаются на рост газовой генерации. Эксперты в области ВИЭ утверждают, что чистые технологии в комбинации с какими-то другими источниками уже сейчас конкурентнее традиционных и будут еще более конкурентными, если решать вопросы сетевых и других ограничений. Особенно – с учетом влияния на сообщества и качество жизни в городах.
Бывший глава KEGOC Асет Наурызбаев на дискуссии, организованной недавно PaperLab, заметил, что референдум – это вопрос не про технологии, а про ответственность: «Когда вы инженеру ставите задачу – «нужно, чтобы была электроэнергия», у него есть много способов решить ее, и атомная станция – самый дорогой. Но еще раз говорю, этот референдум – даже не про те инженерные решения, которые можно обсуждать, это решение о судьбе нашей страны. Потому что мы уже потеряли Арал. Если мы проголосуем за строительство атомной станции, то в случае, если она взорвется, мы потеряем Балхаш. Наши два крупнейших водоема мы можем потерять в течение двух поколений. Этот позор будет на нас многие сотни поколений».
Международная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК) в своем докладе за 2022 год отметила, что риск крупных радиационных аварий, несмотря на то что новые конструкции реакторов их снижают, продолжает оставаться существенным из-за роста частоты и масштаба экстремальных природных явлений вследствие изменений климата. Согласно информации МГЭИК, в последние десятилетия во всем мире отмечается рост числа сбоев в работе АЭС, связанных с изменением климата. По некоторым подсчетам, частота сбоев в работе АЭС за последние 30 лет выросла с 0,2% аварий на реактор в год до 1,5%. На работу АЭС влияют в том числе волны жары, которые могут привести к проблемам с охлаждением реакторов. Кроме того, АЭС зависят от близлежащих источников воды для охлаждения реакторов, а они могут оказаться недоступны из-за засухи.
Если референдум состоится в ближайшие один-два месяца, то 31,2% респондентов опроса Demoscope на него обязательно пойдут, 14,4% – скорее всего, пойдут. Почти пятая часть (19,8%) однозначно решила не голосовать и 12,3% – скорее всего, не будет участвовать в референдуме. 18,8% респондентов пока не знают ответа на этот вопрос.
