Как отразится ближневосточный конфликт на Казахстане

«Точечные» удары по лидерам ХАМАС и «Хезболлы», взаимные угрозы и «флаг мести» — события последних дней на Ближнем Востоке не могут не вызывать тревоги. Forbes Kazakhstan попросил оценить обстановку профессора КНУ, специалиста в сфере безопасности Рустама Бурнашева.

Рустам, новости из Ирана, Ливана, Израиля звучат все более устрашающе. Как вы думаете, грозит ли нам какая-то большая беда с этой стороны?

— С моей точки зрения, ничего экстраординарного пока не происходит. И красный «флаг мести» иранцы поднимают не в первый раз. Если мы посмотрим предыдущие события аналогичного порядка, например, реакция Ирана на гибель генерала Касема Сулеймани в 2020 году или на ракетный удар Израиля по иранскому консульству в Дамаске, то можно предположить, что реакция Ирана на [убийство Исмаила Хании] будет достаточно сдержанной и, по оценке специалистов, занимающихся Ближним Востоком, даже в какой-то степени «согласованная» с противоборствующими сторонами. Как и ранее, Иран будет принимать ответные меры для того, чтобы сохранить лицо и продемонстрировать готовность защищать свои интересы. Но этот ответ, скорее всего, будет таким, чтобы эскалации конфликта не произошло. Понятно, что сейчас нет никакого интереса ни у одной стороны переводить конфликт из локального в региональный, тем более в глобальный.

Может ли случиться так, что конфликт между ближневосточными странами ударит по Казахстану?

— Конфликт на Ближнем Востоке, даже если его масштаб увеличивается, напрямую нас не затрагивает. Конфликты в настоящее время носят больше региональный характер, и даже война между Россией и Украиной нас напрямую не затрагивает. Конечно, есть экономические последствия, но сказать, что мы находимся под прямым влиянием этой войны, мы не можем. Так же и обострение ситуации на Ближнем Востоке, которое идет с осени прошлого года, нас не затрагивает. В данном случае вопрос состоит в том, каково место Казахстана в современной мировой системе: мы все-таки находимся на периферии и не являемся каким-то фокусным государством.

Если мы говорим о странах Центральной Азии, то у нас риски или вызовы формируются внутренними процессами, такими как Кантар. Но опять-таки, повторюсь, они не находятся на такой стадии, чтобы стать основанием для секьюритизации, представления ситуации как экстраординарной и требующей неотложных мер, выходящих за рамки «нормальной» политики.

Тогда что можно сказать о внутренних центральноазиатских противоречиях?

— В региональном смысле есть свои факторы риска, например в отношении водных ресурсов. Возникают они в связи с цикличностью — увеличением и уменьшением водных ресурсов. Сейчас мы входим в период уменьшения объемов воды, плюс ожидаем увеличения водозабора из бассейна Амударьи со стороны Афганистана. Но пока эти вопросы можно решать в рамках нормальных, повседневных практик, например дипломатических.

Сегодня очень много говорится о транзитном потенциале стран Центральной Азии, прокладываются транспортные коридоры, строятся логистические центры. Не станут ли эти дороги разобщающим фактором? Может ли возникнуть конкуренция за перевозимые в обход России грузы?

— В обозримом будущем я никакой конкуренции здесь не вижу. Если мы говорим о маршруте Китай — Европа, то понятно, что магистральное, базовое направление идет через Казахстан. Эти направления уже налажены, отработаны и функционируют, объемы транзита здесь нарастают. Дальше, после Казахстана, маршруты фрагментируются (через Азербайджан, Туркменистан, Грузию), но это взаимодополняющие варианты.

Да, создается железнодорожный маршрут, параллельный казахстанскому: Китай — Кыргызстан — Узбекистан, но очевидно, что этот маршрут не может быть конкурентным. Во-первых, потому что его просто ещё нет, пока есть только автомобильное сообщение, которое гораздо дороже железнодорожного. О железной дороге говорят только как о проекте на пять или более лет вперед. А через пять лет много что может измениться. Ну и что касается объемов транспортировки — опубликованные на данный момент технические характеристики дороги и ее пропускная способность четко говорят, что дорога не рассматривается и не может быть заменой пути через Казахстан. Это просто дополнительная ветка, которая диверсифицирует основной маршрут.

И ещё один фактор: объемы товаров, которые может предложить Китай, настолько огромны, что мы можем и дальше множить маршруты, и грузов хватит на всех.

Тогда наоборот: эти транспортные пути, которые сейчас прокладываются, будут ли они способствовать интеграции Центральной Азии?

— Нет, не будут, потому что все эти маршруты не направлены на повышение связанности региона, они направлены на повышение связанности стран Центральной Азии с соседними странами и соседними регионами. Например, для маршрута Восток — Запад Центральная Азия — только транзитная зона. Страны региона имеют какие-то бонусы от этого, рабочие места, плату на транзит, а в случае с Кыргызстаном — обслуживание пунктов смены колес. Но повышения связанности наших стран не происходит. В данном случае первичны связи стран ЦА с Китаем.

На основе чего тогда может строиться интеграция стран Центральной Азии, о которой столько говорят?

— Я бы поставил вопрос по-другому: зачем нам эта интеграция? В чем ее цель? Здесь идут две линии. Одна — идеологическая, с начала 1990-х годов, с распада Советского Союза, — попытки объединиться для совместного противостояния Москве или против несправедливого, с точки зрения стран ЦА, союзного договора. Плюс положительный пример Европейского союза, когда интеграция рассматривается как ценность сама по себе.

А второй момент — культурно-гуманитарный: мы говорим о близости в языковом плане, общей культуре, корнях, и это является основанием для интеграции. Но с точки зрения реальной политики, такие позиции не являются основанием для действий. Ведь любой интеграционный процесс существенно ограничивает национальный суверенитет, среди прочего, за счёт наднациональных органов. То есть люди, принимающие решения, должны в какой-то степени поступиться своей властью. Возникает вопрос: для чего это нужно? И адекватный политический ответ у нас на настоящий момент просто-напросто отсутствует.

В ближайшие дни в Астане будет проходить очередная консультативная встреча глав государств Центральной Азии, где Казахстан обещал представить свою региональную стратегию. Но пока, повторюсь, нет целеполагания интеграции с точки зрения того, что мы называем Realpolitik, с точки зрения того, кто в политическом сегменте будет бенефициаром этой интеграции.

Получается, объединиться мы сможем только перед лицом какой-то общей угрозы…

— Проблемы с водными ресурсами могут подтолкнуть к более активному сотрудничеству. Например, Узбекистан уже предлагал координационную группу для согласования водозабора с Афганистаном, но пока реальных шагов нет.

Буду пессимистичен: пока не перейдем в зону прямого конфликта, наверное, все так и останется. Но для меня, как специалиста в сфере безопасности в Центральной Азии, очевидно, что сейчас не происходит событий, которые бы указывали на приближение таких конфликтов.