Андрей Мовчан: Область ИИ сейчас имеет все признаки пузыря
Никто в мире не понимает ни стратегических целей развития этой индустрии, ни её возможностей, считает эксперт
Финансист, инвестиционный банкир, основатель группы компаний по управлению инвестициями Movchan’s Group Андрей Мовчан не разделяет восторгов по поводу ИИ-стартапов и венчурного финансирования. В интервью сайту Forbes Kazakhstan он представил свой взгляд на сегодняшний инвестиционный рынок.
Если не считать 2022 год, а также несколько других эпизодов падения, начиная с мирового финансового кризиса американский рынок акций почти непрерывно находится в бычьей стадии. При этом в последние пару лет из-за высоких оценок, а также оптимизма по поводу ИИ, проводится все больше параллелей с пузырем доткомов. Что вы об этом думаете?
— Считаю, что большие объемы денег, выпущенные центральными банками развитых (да и развивающихся) стран в период после 2008 года, вместе с мягкой монетарной политикой создали достаточно искусственный рост прежде всего американского рынка (результаты других рынков куда скромнее). Значит ли это, что в ближайшее время нас ожидает масштабное изменение тренда? На этот вопрос у нас нет ответа — всё будет зависеть от потоков ликвидности (которые в большой степени создают сейчас государства, чьи бюджеты и возможности социальной сферы сильно зависят от показателей фондовых рынков через инвестиции в них государственных пенсионных фондов в частности), сентимента инвесторов и других факторов.
Стоит ли верить в бесконечный рост рынков и ожидать от S&P500 таких же показателей, как за прошедшие 10-15 лет? Думаю, не стоит — такие периоды не могут быть слишком долгими, бурный рост фондовых рынков перекашивает экономику, существенно сокращает производимую добавленную стоимость (зачем ее производить, если можно просто инвестировать на вторичном рынке?), способствует инфляции и пр.
В этой связи я бы с осторожностью относился и к «моде» на новые прорывные технологии, в частности к искусственному интеллекту. Сейчас ИИ стал буквально спасением венчурной индустрии, под это сочетание букв дают гигантские деньги, при этом никто в мире не понимает ни стратегических целей развития этой индустрии, ни ее возможностей, 99% всех аналитических материалов, на мой скромный взгляд, драматически переоценивают и то и другое в угоду моде.
Я думаю, стоит вспомнить, что исторически технологии совершали немало прорывов (от создания ткацкого станка и парового двигателя до создания микропроцессора), и эти прорывы существенно меняли мировую экономику, но они никогда не достигали тех «высот», которые им прочили визионеры. Изобретение ткацкого станка не сделало одежду бесплатной; паровые двигатели не подняли человека в небо и не сделали перемещение быстрым и легким; атомная энергетика не сделала энергию неограниченно доступной, компьютеры не заменили людей почти нигде и так далее. Также они никогда не развивались в отрыве от множества других отраслей, где рост добавленной стоимости мог быть вызван появлением этих инноваций, но не так уж сильно отставал от роста стоимости их самих.
Пока мы не увидим бурный рост индустрий, использующих ИИ в качестве средства создания добавленной стоимости, мы не сможем быть уверены в том, что так называемый ИИ (на самом деле это большие регрессионные модели, слово «интеллект» тут неприменимо) будет прорывом даже на уровне процессора. Сейчас же мы скорее видим изолированные полезные приложения ИИ (типа существенного увеличения скорости написания программ) или приложения-игрушки (типа использования ИИ для украшения писем или написания курсовых работ) — не более того. Верить в революцию пока рано.
Консервативные инвестиции: чем они должны привлечь инвесторов, которых впечатлили истории взлета стартапов и венчурного инвестирования?
— У меня за 30 лет работы в инвестициях сложилось твердое убеждение, что чем больше риска берет на себя инвестор, тем менее контролируемым он является — управление инвестициями незаметно и быстро превращается в игру в рулетку. Никто не может запретить инвестору играть в рулетку, и никто его даже не может за это осудить, если он делает это на свои деньги. Но выигрыш в этом «казино» не так уж и велик.
За последние 25 лет американский индекс акций показывает средний доход 7-8% в год; мировые рынки акций немного отстают. Широкий рынок облигаций принес инвесторам 5-6% годовых. Недвижимость — в среднем еще меньше. В то же время средний венчурный фонд показал в XXI веке результат 12% годовых, средний фонд private equity — примерно столько же. При этом каждый четвертый венчурный фонд принес инвесторам убытки, 10% потеряли все деньги, а упомянутые 12% их среднего результата получены за счет огромных доходов всего 1% фондов — они показали доходность выше 35% годовых (а некоторые намного выше).
А теперь давайте учтем, что чем сильнее венчурная команда, управляющая фондом, тем больше конкуренция инвесторов за возможность дать им деньги. Топ-1% фондов — это клуб для «совсем своих», за редким исключением. Топ-50% — сложное для попадания сообщество. Для рядового инвестора, пусть даже с большими деньгами, вероятность, что его деньги попадут в венчурный фонд, который окажется в топ-50% по результатам, значительно ниже 50%.
Разумеется, есть инвесторы, которые не отдают деньги в венчурные фонды, а инвестируют сами. Но их результаты в среднем намного хуже, чем у фондов — им не хватает не только экспертизы, но и главное — доступа к рынку. Кроме того, сами создатели стартапов не считают такие деньги «smart money», потому что частный инвестор не может, как правило, предложить ничего, кроме денег (в то время как крупные фонды предлагают еще коучинг, знакомства с другими инвесторами и стратегическими покупателями, поддержку при работе с банками и контрагентами, рекламу и пр.). Более успешные фаундеры предпочтут деньги фондов; зато менее успешные фаундеры, те, кто не может найти «умные деньги», будут предлагать инвестиции частным инвесторам.
Наконец, не забывайте, что такие результаты получены в период бурного расцвета венчурной индустрии, который закончился к 2020-21 годам. С 2019 года количество сделок с венчурами в мире упало в разы (а в Китае, например, — почти до нуля), оценки сократились в два-три, иногда в 10 раз. Говорят о «венчурной зиме», которая может продлиться очень долго — если бы не стартапы в области ИИ, картинка была бы совсем плачевной (здесь надо сказать что область ИИ сейчас имеет все признаки пузыря). Результаты венчурных фондов, запущенных недавно и в ближайшем будущем, явно будут хуже, чем исторические показатели.
Кого-то может смутить офшорная юрисдикция. В этом есть какие-то риски для инвесторов?
— К большому сожалению, в Казахстане даже на официальном уровне не хватает понимания, что такое «офшорная юрисдикция»: нет понимания различия между ее сущностью и отдельными (достаточно редкими, надо сказать) неправомерными способами ее использования. Офшорные юрисдикции — это естественный продукт того факта, что современная экономика и рынки сложнее, чем могут ассимилировать внутригосударственные налоговые и регуляторные системы.
Есть, например, целый ряд бизнесов, которые невозможно «привязать» с налоговой точки зрения к какой-то одной стране: это и международные инвестиции, и шиппинг, и владение авиационным транспортом и многое другое. Есть целый ряд важнейших для государств активностей, развитие которых напрямую зависит от их возможности иметь экстерриториальный статус, являясь своего рода «идеальным проводником» денег и других ресурсов. Локальное регулирование и налоги создавали бы избыточное сопротивление в системе, и в результате она бы не работала. Для таких случаев существуют офшоры, такие как Каймановы острова или Джерси и Гернси. В остальном эти юрисдикции скорее отличаются от средней страны в лучшую сторону, чем наоборот. И там и там работает британское право, развиты юридические системы, работают крупнейшие аудиторы, лицензирование отработано не хуже, чем в странах G7.
На Каймановых островах зарегистрировано около 1/3 всех инвестиционных фондов мира, через Кайманы крупнейшие американские корпорации финансируют свои вложения по планете. Кайманы давно уже не входят ни в какие «серые листы» — эта юрисдикция «белее» большинства стран мира.
Кстати, «офшоры» бывают «частичными» — в отношении каких-то индустрий или типов инвестиций. Офшорами являются Мальта, Кипр, Люксембург, Лихтенштейн, Нидерланды (все — члены ЕС), Сингапур, Гонконг, Делавэр (штат США), Панама (крупнейший шиппинговый хаб), ОАЭ. В Казахстане есть офшорная зона — Международный финансовый центр Астана. Нет никакого смысла иметь «особое отношение» к офшорным юрисдикциям — компания с Кайман почти всегда лучше, понятнее и более контролируема, чем компания из «неофшорной» страны. Надо всегда смотреть в суть: что за бизнес, как организован, кем ведется, как регулируется.
