Китайский, российский и казахстанский «доллары» на фоне G-20

14026

Экономист Пётр Своик: «Отказ Китая, России и Казахстана во взаиморасчетах от доллара не отнимет у мировой валюты даже 1% всех обслуживаемых ею сделок. Но тут важен не объем, а прецедент»

Регулярные встречи лидеров ведущих стран мира в формате G-20, последняя из которых завершилась в минувшую пятницу в Санкт-Петербурге, имеют больше ритуальный, нежели содержательный характер. Однако сам уровень представительности делает эти форумы весьма значительными. К примеру, включение в официальную повестку выступления президента Казахстана отнюдь не сводится только к его личному пиар-успеху. В еще большей степени это показатель перспектив Евразийского объединения.

Тем же евразийским духом веет от целого ряда других событий, обрамивших питерскую встречу. Это, например, совместное заявление президентов Владимира Путина и Сержа Саргсяна о присоединении Армении к Таможенному союзу и ЕЭП. Это и заявление Путина и Си Цзиньпиня уже по окончании саммита о переходе России и Китая на расчеты в национальных валютах. Наконец, это и аналогичный призыв первого руководителя Китая к Казахстану, сделанный им уже по прилете в Астану.

Счастье не в деньгах. И даже не в их количестве

Чисто арифметически отказ Китая, России и Казахстана во взаиморасчетах от доллара не отнимет у мировой валюты даже 1% всех обслуживаемых ею сделок. Но тут важен не объем, а прецедент. В конце концов, созданная по итогам Второй мировой войны Бреттон-Вудская система, отказавшись от привязки к золоту и поставив на доллар США, далеко не сразу приобрела глобальный охват. Но до сих пор все обращаемые в рыночную веру страны по очереди к ней присоединялись, а отнюдь не отсоединялись.

Создание же альтернативной системы межстрановых расчетов, да еще и между такими имперскими тяжеловесами, как Китай и Россия, - это уже из конструкций постглобального и посткризисного мира.

И хотя состоятельность евразийской интеграции еще под вопросом, важно попытаться понять перспективы платежной системы, которая сможет «отъедать» свою часть мирового рынка у нынешних гегемонов – доллара и евро. Хотя бы потому, что перспективы  самой этой валютной пары, мягко говоря, кризисные. И необходимость альтернативных расчетных систем с мировой повестки дня никто не снимал.

Но что важно: по какому бы сценарию ни развивался кризис евро-долларовой системы, жизнеспособность любого валютного заменителя целиком определяется как раз способностью не выскакивать из Бреттон-Вудской системы, завоевывая собственное жизненное пространство внутри нее и по ее правилам.

Главное же правило (оно же первое требование ко всем «новообращенным») – полная или частичная конвертация национальных валют относительно валюты мировой. Что объективно есть превращение собственной валюты данного государства в «местный доллар», с некоей свободой курсового поведения. А поскольку юань, рубль и тенге - в качестве китайского, русского и казахстанского «доллара» - пока еще ведут себя немного по-разному по отношению к их мировому «старшему брату», им для осуществления взаимных расчетов необходимо сблизить именно курсовое поведение.

В этой связи немаловажно решение Нацбанка РК привязать курс тенге к корзине «доллар-евро-рубль».

Не так уж критично, что доля рубля в ней лишь 10% и что пропорции доллара и евро в тенговой и рублевой корзинах не совпадают. Важно, что курсовая политика нашего регулятора отныне пойдет в фарватере курса, который еще несколько лет назад заложил Банк России. Конкретное же наполнение «корзинной» привязки – это уже техника, легко корректируемая по ходу дальнейшего сближения.

Нашего бы Марченко – да в Россию

Да, мы с задержкой на несколько лет перешли на российскую курсовую технологию. Но ведь и Банк России в то же самое время стал наконец-то тем самым мегарегулятором, которым всегда был Нацбанк РК.

Понятно, что в автономии этой правит не председатель НБРК, а орган куда более далекий и как бы коллегиальный – МВФ. Но внутри генерального курса Григорий Марченко всегда имел и желание, и возможности демонстрировать эксклюзивную независимость мыслей и поступков.

Мы давно уже привыкли, что у нас не Нацбанк, а персонально его глава отвечает не только за деньги и за весь финансовый рынок, но и за цены на овощи-фрукты, и все прочие цены в стране. А заодно и за пенсии, и даже за пенсионный возраст женщин.

Одно слово – мегарегулятор. Недаром все попытки независимого существования Комиссии по ценным бумагам (как раз во главе с Марченко, продемонстрировавшим временную строптивость), а потом АФН закончились одним – поглощением всех надзорно-регуляторных автономий империей Григория Александровича, возвращенного в Нацбанк.

Теперь руководство России пытается перенять такой опыт для своего центробанка. И далеко не факт, что у Эльвиры Набиуллиной это получится. Вот если бы туда нашего Марченко!

Колебаться не возбраняется. Но только вместе с генеральной линией

Теперь о том, почему привязка тенге к курсу корзины «доллар-евро-рубль» - шаг в правильном направлении. Тут все дело в политике как раз не Марченко, а такого ключевого Бреттон-Вудского института, как МВФ. Не нам ее менять. Но понимать и в рамках этого понимания делать меньше глупостей и лучше приспосабливаться – не возбраняется.

В основе же этой политики лежит, как уже сказано, функционирование якобы суверенных валют в режиме «национальных долларов», что отвечает стратегическому интересу производителей валюты наднациональной - мировой.

Тогда что же соответствует интересу эмитентов казахстанских и российских «долларов»?

Наши экономисты ответят: рыночные методы определения курса национальных валют. То есть, если платежный баланс избыточен – местная валюта должна повышаться в своей обменной стоимости. Если дефицитен – обменная стоимость обязана падать.

Однако правильный ответ иной: оптимальный вариант - это когда курс валюты, обслуживающей внутреннюю экономику, поддерживается неизменным по отношению к валюте его же внешнеэкономических операций.

Все просто: повышение стоимости собственной валюты означает удорожание производства внутри данной экономики – при удешевлении импорта. Покупатели, конечно, могут и порадоваться, но ухудшение условий для национальных производителей по-любому всем выйдет боком. И нет более верного способа подвести национальную валюту к девальвации, чем позволить ей долго и свободно «укрепляться».

Чем мы упорно и занимались с 2002 по 2009. Именно в те «тучные годы» обменный курс «укрепился» с 135-140 тенге за доллар до менее чем 120. После чего возвращенный на Нацбанк Марченко враз и опустил «казахстанский доллар» до 150 тенге/$1.

Повышение обменной стоимости нацвалюты - это как если бы атлет, щедро одаренный природой, стал навьючивать на себя тяжкий хомут – якобы для равенства с соперниками. А то, что он в итоге надрывается и падает, – так это сам дурак.

Понижение же ее курса сходно с соревнованием под допингом: себестоимость производства в стране снижается, причем в выигрыше прежде всего получают экспортеры. А поскольку на экспорте сырья у нас все и держится, оно вроде бы и хорошо. Но состязаться под девальвационным хмельком – губительно для национального экономического организма. Мы же хорошо знаем, чем всё заканчивается, если кормилец с утра хлопает рюмашку якобы для тонуса.

Поэтому рассуждения монетарных либералов о том, что экономика выигрывает и что проигрывает от повышения или понижения курса нацвалюты, сродни сравнению преимуществ и недостатков разных видов морской качки. Можно спорить, как лучше качаться при шторме: с одного борта на другой или с кормы на нос – но на практике тошнит одинаково!

Поэтому любые «рыночные» колебания курса отечественной валюты - это на самом деле диверсия против национальной экономики. Даже если диверсанты ничего худого не замышляют, а лишь добросовестно следуют канонам МВФ.

Хорошо ли быть лучшим учеником в классе?

Впрочем, МВФ как раз чисто рыночной курсовой политики и не требует. Производителю такого главного рыночного товара, как глобальная валюта, достаточно полной конвертации «местных долларов». А уж как там виляют всякие валютные «хвостики» – это вторично. Единственный, кто серьезно напрягает, – это юань, давно и мертвой хваткой вцепившийся в курс доллара. За «тучные годы» США не раз устраивали Китаю сцены на предмет «недооцененности» его валюты, а пару раз дело доходило чуть не до ультиматумов. На что китайские товарищи изредка укрепляли юань, неизменно обещая и дальше проводить его «либерализацию». Однако привязку к доллару – не отпускают.

Для Казахстана же МВФ приберегает в основном комплименты, вежливо напоминая, что при валютном давлении курс можно бы и укреплять. Еще бы нас не хвалить – мы если и не чемпионы мира, то в мировой тройке самых послушных исполнителей «монетарного либерализма». К примеру, МВФ никогда не указывал нам на расплывчатость формулировок о валютном курсе, содержащихся в регулярно издаваемых Нацбанком доктринах монетарной политики. В разделах о методах регулирования курса всегда много теоретизирования, ученых слов типа «волатильность» или «инфляционное таргетирование», но конкретики – никакой. Вся она отдана на откуп текущей ситуации. Был платежный баланс до кризиса устойчиво профицитен – курс под долларовым напором понемногу повышали. Был трехлетний период относительной кризисной стабилизации – курс держали ровно. Пришлось в 2012-2013 массированно тратить доллары из ЗВР – тенге поплыл вниз.

Определенность и принципиальность от нашего регулятора требуется в другом: не осуществлять национальное кредитование, поддерживая лишь краткосрочную ликвидность казахстанских БВУ и обеспечивая тем самым зарубежное фондирование. Это – раз.

Не беда, что кредиты и вообще деньги в Казахстане (как раз вследствие этого) стоят втрое дороже, чем в развитых экономиках. Вернее, это только наша собственная, небольшая местная беда. Зато тем самым поддерживается нечто глобально более важное - внешнее «инвестирование» и кредитование всех таких «развивающихся» экономик.

Второе – это охрана такой монетарной святыни, как свободно складывающийся внешний платежный баланс тех самых «развивающихся» экономик. Почему, даже при массированно растущем импорте, Казахстан экспортирует сырья больше, чем ему требуется валюты? В чем смысл превращения наших валютных избытков в долговые обязательства развитых государств - покупателей того же сырья и поставщиков готовых товаров?

Об этом простым смертным не следует задумываться. Это следует принимать как единственно верное поведение, очевидное для либеральных экономистов. Оно, собственно, и есть единственно верное – с точки зрения интересов внешней, сырьевой и монетарной, эксплуатации нашей «развивающейся» территории. Но аборигенам этих подробностей лучше не знать – могут понять неправильно.

Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу

Впрочем, мы слишком увлеклись тем, что еще только вызревает в долларизованном мире.  Перспективы глобальной монетарной системы, входящей в завершающий этап системного кризиса, – отдельный вопрос, и не сегодняшнего дня. Что же до злобы дня нынешнего, то привязка казахстанского тенге к трехвалютной корзине  – правильный шаг. В том смысле, что поведение самого Нацбанка теперь принципиально по-другому детерминировано. Курс тенге будет определяться уже не внутренними колебаниями ЗВР (и настроений руководства), а колебаниями внешними – рубля, евро, доллара.

А также и в том смысле, что соотношение в «трёхгрошовой корзине» - доллар (70%), евро (20%), рубль (10%) - примерно соответствует текущему и прогнозному раскладу внешнего платежного баланса Казахстана (пока еще без юаней).  

В целом же решение пустить тенге в плавание уже в мультивалютной корзине - шаг, повторюсь, в верном направлении. Но и в рискованном тоже.

А ну как ситуация с ценами на нефть и, соответственно, с сальдо платежного баланса и дальше будет не улучшаться, ЗВР – не расти, а таять? Тенге-то уже не опустишь в профилактическом порядке! Как долго нервы руководства Нацбанка и страны выдержат такой дискомфорт?

Главное же - как долго сможет выдержать испытание внешне «привязанным» валютным курсом казахстанская экономика, которая сама прочно привязана к внешним сырьевым поставкам, внешнему финансированию-инвестированию и импортному снабжению? Особенно в условиях мирового системного кризиса…

В этом смысле сближение курсовой политики Нацбанка РК с политикой Банка России – это не просто ситуативное проявление евразийского интеграционного процесса. Здесь закладывается некая праоснова совсем иной монетарной и экономической политики. Той политики, которую Евразийскому пространству, лишенному роли монетарно-сырьевой  провинции долларового рынка, предстоит проводить уже самостоятельно.

С оглядкой на Китай, разумеется. А сольются ли в едином курсе и денежном образе рубль и тенге, станет ли юань партнером евразийской валюты или новым «старшим братом», - это вопросы пока не сегодняшнего дня... 

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить