Президент под рэп и святая под панк: как открылся Венецианский кинофестиваль
В город на воде уже прибыли Кейт Бланшетт и Тильда Суинтон, Джордж Клуни и Джулия Робертс
Венецианский кинофестиваль всегда умел открываться громко. На этот раз он открылся не гламуром на красной ковровой дорожке или пышными речами — а сразу вопросом: что значит держать в руках судьбы других? С одной стороны, «Благодать» Паоло Соррентино: итальянский президент, борющийся с моральными дилеммами. С другой — «Мать» Теоны Стругар Митевски: юная мать Тереза, ещё не святая, но уже обретавшая ту харизму и ту железную решимость, которые сделают её мировой силой. Вместе фильмы рассматривают власть не как должность или титул, а как груз убеждений, будь то политика или вера.
Президент, которому «надо подумать»
Соррентино, мастер превращать итальянскую политику в поп-арт-хронику, после Андреотти и Берлускони решил, наконец, сыграть в светлого архитектора — и вылепил из любимого актёра Тони Сервилло фантазийного президента, который предпочитает «подумать» вместо «действовать». Ироничный жест от режиссёра, который прежде показывал власть как цирк тщеславия, как оперу из парадных выходов и гротескных поз. Теперь же вместо шумных демагогов — человек, у которого в арсенале только пауза и внутренняя тишина.
В основу сюжета лег реальный эпизод, о котором Соррентино прочитал в газетах: бывший президент Серджо Маттарелла помиловал пожилого мужчину, убившего жену, больную Альцгеймером. Один жест, а перед страной встаёт моральная дилемма: имеет ли государство право оправдать убийство во имя милосердия? Ведь только президент республики обладает таким правом, и потому его подпись становится не политической рутиной, а актом почти божественного вмешательства в человеческую судьбу.
Герой Соррентино — философ в костюме Brioni, вечно колеблющийся между долгом и состраданием. Днём он сдержанный и немногословный наблюдатель, а вечером, в тишине своего кабинета, когда рядом только охрана, он надевает наушники и слушает рэпера Guè. Президент в ритме битов размышляет — подписывать ли закон об эвтаназии, кого простить, а кого оставить в руках Фемиды. В Италии всё как всегда: политика похожа на театр абсурда, где католическая этика встречает юридическую казуистику под аккомпанемент трека с YouTube.
Само название картины «La grazia» стало поводом для толкований. Большинство англоязычных изданий перевели фильм как «Grace» («Благодать»), повторяя фестивальный перевод. Но тут стоит сделать паузу. Благодать — это сила, достоинство и доброта, которые мы несём, категория скорее духовно-философская. Прощение (рardon) — это конкретный акт, подпись под указом, решение, от которого зависит чья-то жизнь. Соррентино делает акцент именно на этом. Не абстрактная благодать, а тяжелое мучительной право прощать. Не сухой спор юристов, а кино о границах власти и о том, как тяжело нести в руках не только папку с документами, но и чужие жизни. Не случайно его всё чаще называют наследником Антониони: в «La Grazia» молчание и пауза говорят больше, чем парламентские речи.
Святая под гитарный рифф
Пока «La Grazia» открывала основной конкурс, «Мать» («The Mother») стала первой картиной второго по важности конкурса на Лидо — программы Orizzonti. Теона Стругар Митевска переносит зрителя в 1948 год, в бурлящую Калькутту. Сестра Тереза устала от преподавательской рутины в монастыре Лорето Энтали, от системы, которой управляют мужчины. Она пишет в Ватикан, добиваясь разрешения основать собственную миссию. Ответ приходит нескоро — но именно в этом «между» рождается её будущее величие.
Драма на английском языке рассказывает о семи ключевых днях жизни будущей святой. Семь дней, когда вера сталкивается с амбициями. И всё это — под неожиданное музыкальное сопровождение. В фильме много hard music: панк-роковые гитары сопровождают ночные танцы невест Христовых на монастырской площадке. Такой приём создаёт больше жара, чем света: Тереза остаётся фигурой скорее символической, чем живой. Автор и журналист Кристофер Хитченс некогда писал, что мотивы Терезы не были чисто альтруистическими: «она была другом бедности, а не бедных», превращая трущобы в охотничьи угодья для новых католиков. Венецианская картина не развеивает этот тезис. Белая спасительница остаётся спорной фигурой, и зритель решает сам: святость это или стратегия.
Да будет блеск!
После старта, посвящённого морали, власти и политике, зрителей всё же ждёт то, за что фестиваль обожают фотографы и инвесторы модных домов, — гламурная артиллерия.
Гильермо дель Торо наконец-то оживил своего «Франкенштейна». Создатель в лице Оскара Айзека, трагическое чудовище в исполнении Джейкоба Элорди — всё это обещает красоту и ужасы, снятые с той барочной чувственностью, которой умеет оперировать только дель Торо.
Йоргос Лантимос в «Бугонии» снова фокусирует камеру на своей вечной музе Эмме Стоун. Кажется, это уже не союз актрисы и режиссёра, а полноценная творческая компания «Стоун & Лантимос», в которой каждая новая роль автоматически поднимает котировки — и на «Оскар», и на фондовом рынке симпатий зрителей.
Дуэйн Джонсон в «Сокрушительной машине» решился на рискованный шаг — впервые позволил себе роскошь быть уязвимым, а не каменным. Силач с прозвищем «Скала» выходит на экран в роли бойца UFC Марка Керра — и впервые ломаются не только противники, но и собственная броня. Рядом с ним — Эмили Блант, как всегда способная превратить любую спортивную драму в историю про любовь, отчаяние и стойкость.
На премьере Ноа Баумбаха «Джей Келли» красную дорожку, без сомнений, подсветит Джордж Клуни, появление которого превращает любой показ в светское событие мирового масштаба. Джим Джармуш, мэтр минимализма, везёт триптих «Отец, мать, сестра, брат» — и делает это не в одиночку, а в компании Кейт Бланшетт. Южнокорейский мастер Пак Чхан-ук перебрался из исторических страстей в корпоративные триллеры. Его новый фильм «Нет другого выбора» собрал ансамбль, который наверняка заставит кипеть фанатов K-драмы и K-pop одновременно: в кадре появятся Ли Бён Хон и Сон Йе Джин — тот случай, когда бизнес-история становится объектом культа ещё до премьеры.
И наконец — долгожданная доза гламура первого фестивального дня. На красной ковровой дорожке успели пройтись Кейт Бланшетт и Тильда Суинтон, а папарацци засняли прибытие в «город на воде» Джорджа и Амаль Клуни, а также Джулии Робертс. Последняя впервые в истории фестиваля выходит на венецианский ковер, представляя драму Луки Гуаданьино «После охоты».
Двукратный лауреат «Оскара» Александр Пэйн возглавляет международное жюри. На его плечах и плечах его команды теперь лежит решение: кому достанется «Золотой лев» — монстрам, пророкам, бойцам или провидцам? Пока неясно, но в одном Венеция уже успела убедить: даже когда она начинает с тяжёлых вопросов морали, в финале нас всё равно ждёт сияние прожекторов.
