Почему идеи против жёсткой экономии больше не работают
Большинство долговых и инфляционных кризисов случались, когда правительства, которые вполне могли выполнить свои обязательства, вместо этого выбирали инфляцию или дефолт
Чтобы понять популистское недовольство свободной торговлей и другими базовыми идеями современной экономики (это недовольство президент США Дональд Трамп с выдающимся мастерством использовал для реализации своих политических амбиций), стоит обернуться назад и вспомнить о движении борьбы с политикой жёсткой экономии, возникшем после мирового финансового кризиса 2008–2009 годов.
После кризиса борцы с этой политикой стали утверждать, что так называемые «бюджетные ограничения правительства» являются не столько экономической необходимостью, сколько вредной интеллектуальной конструкцией, которая безжалостно ограничивает социальные расходы и пособия. По их мнению, правительства (по крайней мере, в развитых странах) всегда могут увеличить эмиссию долговых обязательств, при этом долгосрочные затраты будут минимальны.
В 2010-х, когда процентные ставки (особенно по долгосрочному госдолгу) упали до исторически низкого уровня, аргументы борцов с политикой бюджетной экономии казались не только политически удобными, но и — для многих — интеллектуально убедительными. Хотя за годы после кризиса 2008 года соотношение госдолга к ВВП в США увеличилось почти на 40%, многие экономисты задавались вопросом: а почему бы не занять ещё больше?
Ответ звучал так: значительная часть этого долга была сравнительно краткосрочной, что сделало Америку крайне уязвимой перед ростом процентных ставок. После пандемии Covid-19 процентные ставки вернулись на более нормальный уровень, и поэтому расходы США на обслуживание долга увеличились в два с лишним раза. И они продолжают расти по мере погашения старых обязательств, которые приходится рефинансировать под более высокие ставки. Многие политики ещё не осознали этого в полной мере, но негативные последствия большого размера долга и роста процентных ставок уже материализуются.
В Европе изменения столь же разительны. Канцлер Германии Фридрих Мерц открыто заявляет, что социальное государство, по крайней мере, в его нынешнем виде, стране уже не по карману. Европейские страны страдают от вялых темпов роста экономики и старения населения, а теперь им ещё приходится увеличивать расходы на оборону. Эту статью расходов борцы с политикой жёсткой экономикой могут не выносить, но она становится неизбежной.
Как показывает история, большинство долговых и инфляционных кризисов случались, когда правительства, которые вполне могли выполнить свои обязательства, вместо этого выбирали инфляцию или дефолт. Как только инвесторы и общество начинают чувствовать готовность властей прибегнуть к этим неортодоксальным мерам, доверие испаряется, причём задолго до того, как долг становится чрезмерным, и поэтому у властей не остаётся особого выбора.
Получается, что, хотя теоретически потолок госдолга может быть очень высоким, его практические пределы обычно намного ниже. Это не значит, что существует точный порог, когда долг становится неустойчивым — надо учитывать слишком много переменных и неопределённостей. В статье 2010 года Кармен Рейнхарт и я отмечали, что долговая динамика похожа на ограничение скорости: если ехать слишком быстро, авария не гарантирована, но её риск повышается.
Для развитых стран реальная опасность, создаваемая большим долгом, заключается не в неизбежном крахе, а в потере бюджетной гибкости. Тяжёлое долговое бремя может уменьшить у властей желание применять стимулы для борьбы с финансовыми кризисами, пандемиями или глубокими рецессиями. Кроме того, как показывает история, при прочих равных (валютное доминирование, богатство, институциональная сила) экономика стран с высоким соотношением долга к доходам обычно растёт медленнее в долгосрочной перспективе, чем у схожих стран с долгом меньшего размера.
Стоит отметить, что Рейнхарт и меня подвергли жёсткой критике за неформальный материал для конференции в 2010 году, где мы анализировали хорошо задокументированную связь между большим госдолгом и замедлением темпов роста экономики, опираясь на исторические данные, собранные в нашей книге 2009 года «На этот раз всё будет иначе». В 2013 году эта критика усилилась после того, как три экономиста, не согласные с политикой жёсткой экономии, заявили, что наша статья полна ошибок. По их словам, после внесения исправлений приведённые данные никак не доказывают, что большой размер долга сдерживает рост экономики.
В реальности их критика базировалась на выборочном цитировании и полемическом искажении фактов. Наша статья действительно содержала одну ошибку (это не редкость для предварительных, неформальных работ, не прошедших рецензирования), но не более того. Важно, что признание властями необходимости быть аккуратней с долгом не означает автоматической необходимости проводить политику жёсткой экономии. Повышение налогов или умеренный всплеск инфляции, как я писал в 2008 году, иногда может стать меньшим злом.
Полная, печатная версия нашей статьи, опубликованная в 2012 году, опиралась на более широкий набор данных и не содержала никаких ошибок, а выводы в ней были почти идентичны. Но этот факт лагерь борцов с жёсткой экономией продолжает игнорировать. С тех пор были проведены десятки строгих научных исследований, которые указывают на связь высокого уровня долга с замедлением роста экономики. Точные причинно-следственные связи пока ещё являются темой дебатов среди экономистов, но доказательств более чем достаточно.
Наверное, непонимание во многом объясняется распространенной ошибкой, когда долг путают с дефицитом бюджета. Но если дефицит — это эффективный инструмент, абсолютно необходимый во время кризисов, то большие накопленные долги почти всегда становятся тормозом роста и оставляют властям меньше пространства для манёвра.
В последние годы движение борцов с политикой жёсткой экономии пошло на спад и утратило интеллектуальную убедительность. Причина отчасти в постпандемической инфляции, но в более фундаментальном смысле — в том, что реальные процентные ставки, похоже, нормализовались. Логика бесплатного сыра, которая лежит в основе экономических теорий борцов с жёсткой бюджетной экономией, предстала тем, чем она всегда была — опасной иллюзией.
