Паромщик

Всегда презирала слащавое мещанское обыкновение -  дарить букеты. 

Мне больше по душе образчик юмора врачей-интернов, желающих казаться изжёванными жизнью циниками: «Доктор цветы не пьёт!» Действительно, ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.

С ними столько мороки – менять им воду, подрезать стебли.  А ночами они источают одуряюще сладкий, приторный запах, генерируя воспалённые сновидения, где тебя преследует некто белоглазый и безмолвный. И настигает, и душит, душит…

Из цветочной лавки, уставленной почти погребальными урнами, откуда торчат набальзамированные и хорошо загримированные соцветия, несёт запахом ритуального зала образцового крематория. «Трупный запашок юбилея», как выразился несравненный Набоков.

Фотографии трофейных букетов вывешивают в Инстаграме и Фейсбуке фатально незамужние томные девы. Наутро после днюхи рождения. Благостный лик именинницы, обрамленный грандиозно безвкусным сеновалом из цветочных веников – розовых в виде глупого провинциального торта, вытянутых гладиолусовых, похожих на связку шампуров с низками жареного мяса, лохматых ромашковых, будто выкосили комбайном лужайку.  Такие карточки были популярны у сахибов в пробковых шлемах, только вместо бутонов - отрезанные у некультурных туземцев головы.

Цветы хороши, когда они на свободе - в тенистом саду, на просторном лугу, в изумрудных от мха расщелинах каменистого склона, в сосновом бору, в складках песчаных дюн, у ледяного родника, в диком поле, в степи… Что там говорить.

Словом, получив редакционный заказ на текст о бизнесе по доставке цветов, я злорадно усмехнулась: киллера вызывали? 

С владелицей фирмы FlorAmie Аминой Сержановой мы встретились ранним утром. Договорились накануне, что вместе будем развозить букеты, а вручать их буду я. Десять букетов, десять адресов. Поехали.  Заднее сиденье салона уставлено элегантными пластиковыми сумочками, в раскрытых жерлах стоят погружённые в воду «до колен» букеты. Миллион, миллион, миллион раз воспетые стихотворцами терпеливые розы, туго набитые нидерландской дурью сонные тюльпаны, надменные фрезии, кроткие незабудки, бесшабашные пионы и целомудренные ландыши, не ведающие, что в мире есть грязь, боль, сукровица и мерзость запустения.

Первая получательница – Наргиз. Сотрудница международного холдинга.  Даритель – той же обители член, экспат из Великобритании.

Амина уже целый год передаёт Наргиз цветы от британца. Раз в неделю.  Понятно. Терпеливая осада хорошо укреплённой крепости. А вокруг крепости - ров с водой, из бойниц льют кипящую смолу, мечут стрелы и кричат насмешливо: эй, фаранг, чего тебе надо, пошёл вон! И шёлковый стяг, узкий, длинный, извилистый, гордо веет на ветру.

Поднимаясь в лифте с букетом свежайших роз цвета тёплого молока, с притороченной к нему скрученной в трубочку запиской, я мучительно решала нравственную дилемму - остановить лифт, аккуратно потянуть ленту за кончики, развернуть, прочитать, свернуть, завязать.  Или всё-таки вести себя, как подобает приличному человеку?  Наверное, так же был мучим любопытством мальчишка, посыльный парижской оранжереи, уже в который раз относивший букет красивой mademoiselle Yacovleff на рю Мопассан, 67 от какого-то месье с польской фамилией Mayakovsky.

Соблазн привычно уступил благонравию – вот скука…

Наргиз не оказалось на месте. Телефон не отвечал. Амина позвонила британцу, который предположил, что она, вероятно, на совещании. Придётся приехать позже.

Следующий заказ от мужчины с добротной фамилией славянского мастерового. У супруги день рождения, букет следует отвезти непременно в офис.  Именинницу сразу выделяешь из дюжины барышень: на ней туфли не для ходьбы, а для селфи в лифте, на голове парикмахерская куафюра и слегка лихорадочный блеск во взоре. На рабочем столе перевязанные бантиками бонбоньерки, бутылки с напитками, торт в коробке. Вручая букет, я поняла, что женщина знала о подарке: радостное изумление слегка переиграно. Тот случай, когда хочется утереть нос товаркам? Извольте получить, сударыня.

Ещё один плотный, большой, ало-розовый взрыв заказал для бабушки внук, живущий в Астане. У бабушки юбилей. Из распахнутой двери дружелюбным валом вырвались запахи сытого благополучного дома – домашней выпечки, бешбармака, из прихожей виден край стола с белейшей скатертью, молодые женщины сноровисто снуют, расставляя яства. Апай в уютно-притворном ужасе всплеснула руками – зачем он потратился?!

Амина позже сказала, что все бабушки реагируют примерно одинаково, бранят внуков, «выбросивших» деньги на «баловство одно».

Потом были ещё улицы, дворы, подъезды, домофоны, обшарпанные лестничные пролёты, лифты, опять на не тот этаж уехала, мне ниже или выше, лестницы, лестницы, дворы, дворы, повороты, шлагбаумы «элитных» комплексов, трели дверного звонка – звонят, откройте дверь, вам подарок…

От кого? А там, в записке, прочитайте. Счастливые лица, сияющие глаза. Спасибо, спасибо, девушка! Да мне-то за что? Я просто паромщик. Влюблённых много, я одна у переправы. Вам спасибо – за «девушку»…

Какое это дивное занятие – доставлять цветы.  Не получать их в дар от кого-либо, не вручать кому-то от себя. А просто доставлять. 

На заднем сидении остался один букет. Цветы для Наргиз. Наргиз, нарцисс. Какая она? Утомлённое воображение отказывалось выдать качественную картинку, отделываясь карточными дамами пик с их шелковистыми проборами и роковым очами, сулящими громокипящую страсть с признаниями, ночными погонями на такси, ревностью, ссорами, клятвами, примирениями.  

Телефон Наргиз не отвечал. Британец сохранял фирменное островное спокойствие – она на встрече, наверное, звоните ещё.

 Вот любопытно, а можно ли заказать издалека четное число мертвенно бледных гладиолусов или похоронный венок с ленточкой «Спи спокойно, товарищ»? Забыла спросить у Амины.

В семь вечера Наргиз наконец-то откликнулась.

Амина решила поехать на оптовый склад и взять там для неё свежие розы. Разве эти ещё не хороши? Да как сказать… Мы их возили целый день, и они не то чтобы завяли, этот сорт две недели может стоять при правильном уходе. Но какой-то он стал… обиженный, что ли. Неприкаянный.

Я не поехала дальше с Аминой. Пусть эта хрупкая, приятная молодая женщина сама вручит капризной Наргиз букет. Это её дело, её бизнес. А я просто притворюшка на один день. Работа такая.

Утомленный, нахохлившийся и мрачный, так и не добравшийся до адресатки букет я забрала себе. Так воспитательница детского сада ведёт в свой дом заплаканного ребёнка, за которым не пришли беспечные родители. Дома, разложив розы на столе, промокнула влажные стебли салфетками, расправила чуть ослабевшие листья, и бережно уложила между огромными твёрдыми листами «Атласа автомобильных дорог СССР». И втиснула фолиант между тяжёлыми умными книгами. 

Зимой, где-нибудь в конце декабря, когда градус всеобщего предновогоднего сумасшествия достигнет высшей своей отметки, когда время натужно забуксует в грязно-ледяном крошеве, в самый невыносимый, сумрачный, рано упавший вечер я достану этот инфолио с полки, раскрою его, и невесомые веточки сами выскользнут мне на колени. Их листья к тому времени потемнеют почти до черноты, а сплющенные, шероховатые, когда-то молочно-белые бутоны станут похожими на рисовую бумагу, на которую нечаянно пролили крепкий чай, а потом высушили.

Пахнуть они будут тонко и сложно. Несбывшимися желаниями. Нарушенными клятвами.  Горькой любовью.