Бостон – колыбель американской революции
В этом городе многим колониям на годы вперед был прописан бизнес-план обретения независимости
Бизнес-план обретения независимости
В середине 1760-х британская метрополия увеличила импортные пошлины на товары, ввозимые в североамериканские колонии: чай, соль, бумагу, фарфор, стекло и т.д. Цены резко рванули вверх, и вольные поселенцы стали роптать. В 1768 году в Бостон с населением 15 тыс. человек вошли две тысячи британских солдат и стали гарнизоном. Столь откровенной оккупации свободные массачусетцы в конце концов не вынесли и 5 марта 1770 года заполонили площадь перед городской управой – State House.
Разъяренная толпа, часть которой была вооружена, окружила восьмерых гвардейцев. Они и дали ружейный залп. А что, скажите, им было делать – сдаться на растерзание? Короче, пятеро бостонцев полегли, девятерых ранили. Эта мелкая, по сегодняшним меркам, стычка, названная Boston Massacre (Бостонская бойня), выросла в снежный ком, который докатился до подписания 13 североамериканскими штатами 4 июля 1776 года в Филадельфии Декларации независимости.
Таким образом, в Бостоне многим колониям на века вперед пошагово был прописан бизнес-план обретения независимости:
1) непопулярное решение метрополии;
2) как следствие – массовый несанкционированный митинг, обоюдное насилие войск и населения, в итоге несколько (необязательно много) трупов;
3) затем превращение бунтовщиков в героев;
4) следом – пять-шесть лет политической возни;
5) и вот она – свобода!
Катаклизмами мы наказаны
Благополучно поселившись в отеле Buckminster, я отправился покупать мобильник в Radioshack на Brookline Avenue. Иду и думаю, как же я люблю портовые города – Сиэтл, Сингапур, родной Калининград, теперь вот и Бостон. В них всегда веет теплый вечерний бриз, несущий запах моря.
И вдруг, в одно мгновение, этот негодяй бриз обернулся диким шквальным ураганом, сшибающим с катушек. Пал ливень хлеще муссонного, отчего я в буквальные шесть секунд сделался насквозь подмоченным, как репутация не скажу кого. А мрачную плащаницу неба молнии каждый миг раздирали от края до края, обнажая загробный белый свет. Мистерия сопровождалась грохочущей какофонией оркестра под управлением Люцифера (в простонародье – Светофор). Я струхнул не на шутку и не на две. Постоянно крестясь, добежал до отеля, включил метеоканал и только тогда узнал, что торнадо добрался до Массачусетса, разрушил половину городишка Спрингфилд и мощным хвостом щелкнул по Бостону.
Да что ж это такое, возмутился я! Не успел в Алматы пережить землетрясение и ураган на Медеу, как тут – опять. Да вдобавок вскоре после моего возвращения из Штатов, в начале июня прошлого года, шквал на Каменском плато порушил нашу дачку, как домик Нуф-Нуфа.
И с жуткой ясностью я понял, что все мы у Всевышнего под колпаком. От его любви не спрячешься ни на деревне, ни в Алматы, ни в Бостоне. Просто он вот таким манером ее выражает. Чтобы люди и страны опомнились от грехов. Америка наказана ураганами и торнадо за мировую гордыню. А мы катаклизмами последнего времени – за то, что промысел Божий – щедрейшие недра и невероятное историческое везение на протяжении двух десятков лет – возвели в заслугу себе любимым.
Freedom of speech и «фефекты фикции»
Во многих мегаполисах мира для туристов существует отличный вид обзорных экскурсий – hop on, hop off (в переводе: зашел – вышел). Садишься в double-decker (двухэтажный автобус с открытым верхом) или вагончик на колесах, берешь билет, который действует двое суток, – а потом выходишь на остановке рядом с достопримечательностью, изучаешь ее, дожидаешься очередного hop’а и продолжаешь маршрут. И так – познавай город хоть до посинения. В итоге – максимальная экономия времени и денег. Да еще куча скидок на другие удовольствия.
В Бостоне, решив познакомиться с городом, отправился я в такой тур под названием Old Town Trolley. Сара Палмер, водитель и гид в одном лице, отчаянно жестикулируя и показывая во все стороны, рассказывала историю революционной колыбельки. Руля ее руки почти не касались, и я решил, что машину ведет автопилот. А говорила она настолько быстро и притом членораздельно, что на ее фоне показалось бы, будто у ведущего Андрея Малахова «фефект фикции». О, это был театр одного актера! Который, правда, сидел к зрителям спиной. Хотя и постоянно порывался обернуться к залу.
Выходя на остановке Old State House Museum, я задержался, чтобы оставить чаевые и спросить:
– Сара, вы окончили театральные курсы?
Она удивилась постановке вопроса:
– Нет, это часть профессии.
В этом убедился не раз, поскольку за два дня поездил на этом туре с шестью водителями-экскурсоводами. У всех – синкопическая, пулеметная, отлично поставленная речь. И живущие своей жизнью руки, забывшие про баранку.
Если таковы водители, что уж говорить об официантах! Каждый из них заткнет за пояс выпускника «Щуки» или ВГИКа (не будем уж о Жургеновке).
Один из них, Ричард из заведения Legal Seafood у бостонских причалов, развернул передо мной целое шоу.
Это был настоящий Мефистофель: черняв ликом и волосом, с подобающей образу бородкой, он в открытую совращал меня средь бела дня прелестями ресторанной кухни. Вздымал бровь, вращал глазом, цокал ножкой, делал ручкой, обвивал как плющ. Речь его была изысканна, как у викторианского баронета.
А я всего-то и хотел, что креветок да пол-литра колы. Но Ричард таки раскрутил меня на два соуса, мудрено припущенный рис и какой-то dressing. И оказался дьявольски (а как же еще?) прав.
Заказы, кстати, приносил не он – некая женщина. И я наконец-то понял значение слова «подавальщица».
Когда с креветками и прочим было покончено, Ричард на воздушных ножках доставил не слишком круглый счет. Заметив: «Для сдачи потребуются мелкие купюры. Я сейчас». И упорхал. Оставив меня наедине с персональной жабой… Мелкие купюры, конечно, не понадобились.
Хотя, подозреваю, творил он не ради денег (корысть – она в человеке всегда подмигнет), а во имя чистого официантского искусства.
В Штатах артистично артикулируют не только гиды, официанты, продавцы, служащие на ресепшене, копы
(я уж не говорю о политиках и преподавателях), но и обычные прохожие, у которых спросишь дорогу. Как будто все они прошли двухгодичный курс у логопеда.
Я морщил ум: почему эта нация такая членораздельная? И нашел вот какую версию ответа.
По-английски «свобода слова» звучит как «freedom of speech» (свобода речи). Право, гарантированное американцам Первой поправкой к Конституции. Не оттого ли свобода, данная им (точнее, взятая ими самими) для выражения идей, мыслей, талантов, из сферы абстрактной перенеслась в область материальную, на прозаический уровень логопедии, преобразилась в привычку говорить четко, ясно и, заметим, быстро – для сбережения своего и чужого времени.
Но вот мы почему-то по большей части не говорим, а бубним. Рубим короткие фразы, как топором. И, не в силах вытянуть длинный текст, ищем связки в словах-паразитах и артиклях типа «мля».
Отчего-то извелись у нас златоусты, трибуны, цицероны. Даже краснобаев с трепачами – и тех почти не осталось. А так называемые политики, за редким исключением, без бумажки двух слов связать не могут. И чем мертвее написано в этой бумажке – тем для них правильнее.
Может, вот почему и отчего. Свободу слова-то нам дали. Вот одно слово мы и в силах произнести. Ну несколько – с помощью тех «артиклей». Но то, что слова надо составлять в предложения, а предложения – в связную речь, никто не объяснил. А сами мы как-то не догадались.
Фото: Вадим Борейко
