Вот и встретились два одиночества - бизнес и творчество

11181

Первый культурно-производственный центр появится в Алматы. Об этом Forbes.kz рассказал архитектор, основатель дизайн-мастерских «Шебер» Тимур Актаев

Мастерские «Шебер», объединяющие промышленных дизайнеров, были созданы архитектором Тимуром Актаевым в январе 2014 и получили «прописку» в алматинском творческом кластере «Yй 54». Однако Тимур на этом останавливаться не собирается, говорит, что хочет со своими партнерами масштабировать дело, созданное на стыке бизнеса и творчества.

Тимур Актаев.

Почему в Казахстане производят двери?

F: Тимур, почему вы решили объединить нескольких дизайнеров в одной мастерской? Почему это для вас важно?

– Это связано с моим видением жизни и призвания, которое есть у каждого человека. Я видел, как растут люди, уже нашедшие свое призвание. Видел обратные процессы: заметно, что у человека сильно начало врача, а он себя давит, думает, что это не будет приносить ему денег, заставляет себя сидеть в офисе, это его ломает, человек болеет. Я долго не мог найти свое призвание. Когда нашел, у меня всё стало получаться, жизнь стала счастливой, яркой, здоровой. Поэтому необходимо, чтобы в Казахстане была площадка для появления промышленных дизайнеров, чтобы появлялись заказчики объектов промышленного дизайна. У нас ведь никто не говорит о нём как об институте, никто не заказывает изделия промышленных дизайнеров.

F: Ну, как никто не говорит? Нурлан Туреханов даже выставки соответствующие проводит.

– Проводит. Но это не говорит о том, что есть заказы. У нас не делают заказы промышленным дизайнерам так, как это делается во всем мире. Завод, который производит молоко, обращается в рекламную компанию, чтобы она произвела упаковку, а не к промышленным дизайнерам, которые на этом специализируются. У нас двери производятся только потому, что людям надо запирать свои пространства. Выпиливают МДФ, смотрят в итальянских каталогах, что наклеено на дверях, и следуют их примеру. Но совершенно не понимают, для кого эта вещь произведена, кто это будет покупать. И покупают ее лишь потому, что она нарисована в итальянском каталоге.

F: А как надо?

– Например, в компании по производству светильников понимают, что их продукция устарела. Они приглашают дизайнера, который сможет внести свежую нотку и при этом вписаться в общий стиль компании. Дизайнер проводит свое исследование, что может быть изготовлено, делает эскизы, представляет тестовые образцы. Эти образцы могут быть сделаны из новых материалов, а это требует дополнительных тестирований. На производство стола, ложки, чего угодно – может уйти десятки, а то и сотни тысяч долларов. И когда изделия начинаются продаваться, эти исследования отражаются на стоимости товара. Поэтому дизайнерские вещи довольно дорогие. На Западе в это вкладывают огромные деньги сами производственные компании. У нас этого не делают, потому что боятся, потому что проще привезти что-то из Китая. У нас ведь вообще ничего не производят такого, что может быть конкурентоспособным.

F: Может, нам и не надо эту сферу осваивать?

– Может быть. Но люди, которые рождаются с задатками промышленных дизайнеров, равномерно распределены по миру. Появляются они и в Казахстане, поэтому им приходится уезжать отсюда, чтобы заниматься в других странах своим любимым делом.

F: Что нужно сделать стране, чтобы они оставались?

– Я думаю, что это получится само собой. Будет появляться предложение, вопреки обычному явлению, когда спрос диктует предложение, люди будут видеть, что вещи производятся, рынок растет. А он реально растет, это видно по продажам на pop-up store, в магазинах. В наших мастерских продажи увеличиваются в год на 200-300%. Большие производственники увидят, что имеет смысл заказывать дизайнерскую вещь, производить ее и продавать чуть дороже, чем китайщину. Такие монстры, как Zeta, которые производят всё из домашней мебели, в определенный момент, когда промышленный дизайн войдет в свои права, должны будут делать выбор – или пойти по пути цивилизованного дизайна, или остаться в гипердешёвом сегменте.

Нет выбранных акимов – нет развития дизайна?

F: Нужна ли помощь государства, чтобы ускорить развитие промышленного дизайна?

– Честно говоря, не верю я нашему государству. Всё должно формироваться постепенно. Но, чтобы процесс шел, кровь должна обновляться, должны приходить новые люди, делать ошибки, уходить, освобождать место для тех, кто делает лучше. Для цивилизованного общества это нормальный процесс. У нас стагнация в этом смысле, мы не двигаемся так, как хотелось бы.

Когда мы приходим в акимат и предлагаем проекты, там полагаются на вкус главы города, отказывают со словами: «Акиму это не понравится». Но он же не дизайнер, не художник, он же не может принимать решения за всё - какая музыка должна звучать, какие объекты должны украшать город. Мы знаем, что наш аким – это обычный человек, он такой же выходец из народа, как мы с вами.

Для меня акимат – это управленцы, их нанимает народ, платит зарплату, чтобы они регулировали те процессы, в которых разбираются, искали наилучшие пути развития города. Но мы их почему-то называем властью. Хотя они не власть, они не пришли к власти. Думаю, из-за этого сейчас затык, нет развития. Если бы мы выбирали в управленцы соседа, о котором знаем, что он умеет ухаживать за своим двором, обустроил его так, что даже бомжики двор любят, то всё бы изменилось.

F: С какими проектами вы приходили в администрацию города?

– Ко мне как-то обращался человек, который занимался озеленением Алматы. Он предложил сделать проект по обустройству дороги от аэропорта в город и из города на Медео. Это было приурочено к Азиаде. Мы провели очень крутую дизайнерскую работу, придумали новую технологию, которая позволяет из одних и тех же сегментов создавать разнообразные конструкции. Если конструкцию повредят, ее не нужно заменять полностью: достаточно заменить сломанный сегмент. Это очень удешевляет производство и эксплуатацию городских объектов.

Была идея создания домашней обстановки в городской среде. Добираясь в аэропорт или из аэропорта, человек передвигается по скучной трассе. А мы предлагали объекты, которые могли разбить монотонность. Допустим, сначала человек въезжает в зону, стилизованную под гостиную, говорит: «О, классно!». У него море впечатлений – монотонность разбита. Потом он опять едет по обычной трассе, затем въезжает в новую зону, и так эти зоны чередуются на протяжении всего пути. Мы предложили этот проект, но его зарубили. Так что пока у меня ничего с городом не сложилось.

F: А отношения с городом – это принципиально? Или считаете, что вышли бы на новый уровень, если бы вам дали реализовать проекты?

– Конечно, я бы вышел на новый уровень. Ведь мы не брали привычные вещи, мы принимали инновационные решения. Эти проекты были связаны с производством. Они изменили бы среду Алматы, потому что эти объекты «заражают» добротой. Среда сразу включает людей. Когда в трущобах строится что-то новое, это сразу же ломают, но город строит еще и еще, еще и еще. Постепенно люди понимают, что ломать бессмысленно, и начинают защищать. Тогда город начинает становиться лучше, люди начинают любить его. Вся Европа прошла эти этапы с мигрантами, которые являются основными расшатывателями системы. А у нас сейчас город в заплатках, сделанный из не совмещенных друг с другом проектов, где нет цельности, нет, банально, любви.

Почему бизнесменам интересен творческий кластер

F: «Шебер» арендует площади в доме, который приглянулся многим творческим людям, поэтому это объединение журналисты окрестили «творческим кластером». Сможет ли этот случайный союз развиваться и, возможно, сыграть роль в создании креативной индустрии Казахстана?

– Эта площадка на самом деле появилась случайно, людей объединила, по сути, арендуемая территория. Однако мы уже несколько лет, с 2010, целенаправленно работаем над созданием реального креативного кластера, культурно-производственного хаба. Там будут не только мастерские, но и площадки для показа кино, театральных постановок, выставок, места для общения, магазины. Мы хотим открыть там хостел, чтобы те же театральные труппы жили не где-то в городе, а в хабе, могли у нас репетировать и давать спектакли. Подобный хостел есть в питерском лофт-проекте «Этажи», объединяющем галереи современного искусства. Это очень удобно – остановиться в хостеле «Этажей» и по утрам выходить попить чай в галерею, посмотреть новую выставку, а вечером пойти в совершенно сумасшедший дизайнерский бар, потусить там с большой скидкой, потому что тем, кто живет в хостеле, предоставляются скидки.

Или такая штука, которая будет абсолютно новой для Казахстана, – Fablab (fabrication laboratory). Это очень маленький завод, на котором можно производить что угодно, даже электронное оборудование. Человек может сделать там прототип, затем показать производственникам и начать производство уже на базе большого завода. Либо сделать 5-6 штук и продать их, просто они будут очень дорогие, так как их число будет ограниченно.

Хаб будет системой, управляемой специальной компанией. Уже есть огромное количество бизнесменов, готовых вкладываться в этот проект. По нашим подсчетам, нужно $2-3 млн, чтобы решить все вопросы с площадью и оборудованием. По оптимистичным прогнозам, мы вернем эти деньги за год, по пессимистичным – за 3 года.

F: Почему инвесторам это должно быть интересно?

– Креативная индустрия направлена не только на создание красоты. Это бизнес. Все люди, участвующие в этом процессе, зарабатывают деньги. Только они не перепродают, они создают новые феномены, новые продукты, новые компании. Весь этот кластер будет зарабатывать деньги - в том числе на том, что новые бизнесы будут развиваться и небольшой процент отдавать как социальные отчисления этому кластеру. Но для них нужна площадка, им нужны мастерские. И вот сейчас мы уперлись в пространство – не можем найти подходящее здание в 1500 кв. м.

F: Разве в Алматы мало помещений?

– В городе очень много пустующих помещений, просто они такие дорогие, что мы не сможем их окупать. Нам нужно пространство, которое помогало бы нам жить, а не высасывало из нас деньги. К тому же мы хотели бы сделать его заряженным.

F: В каком смысле?

Ну, вот последнее, которое у нас сорвалось (очень много денег просит владелец), – здание аэровокзала на Жибек Жолы. Оно заряжено тем же смыслом, что и наш проект: это место, где люди собираются, чтобы что-то сделать, а потом полететь дальше.

Сейчас есть такое понятие, как торгово-развлекательный центр. Это место, куда сходятся люди, обменивают свою энергию, деньги на вещи, кино - и уходят оттуда не обогащенными. Из нашего центра человек будет уходить обогащенным, с новым опытом производства чего-то. Поэтому у меня для нашего хаба есть кодовое название – «Эпицентр», то есть место, где что-либо берет свое начало.

F: Вы знаете примеры удачного рождения и развития креативных кластеров?

Я приехал учиться в Питер в 2001, незадолго до 300-летия города. И вот он из Петербурга пыльного, серого, бандитского превратился в абсолютно европейский город. Это произошло в том числе благодаря различным творческим инициативам, таким, как лофт-проект «Этажи» (я о нем уже говорил выше). Одна архитектурная студия открыла мастерскую в здании бывшего хлебозавода в центре города. У них свободной осталась площадь в 200 кв. м, там они один раз устроили выставку, второй раз, потом взяли в аренду все пять этажей хлебозавода и на каждом открыли галерею современного искусства со своими управляющими. Открыли ресторан, где гости сидят за дизайнерскими столами, которые буквально срублены топором. Открыли хостел с выходом на огромный балкон в 300 кв.м., который стал зоной тусовки. В какой-то момент этот лофт-проект стал эпицентром того, что стало производить культуру в городе, все мероприятия, связанные с образованием в области искусства, дизайна, кинематографии, стали проходить там. Для меня это идеальная форма превращения заброшенного, индустриального, не приносящего дохода пространства в средоточие творчества и социальной активности. В мире масса таких проектов. Мы хотим, чтобы и у нас, в Казахстане, появился культурно-производственный центр. 

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить