Зачем разработана новая Стратегия-2025 и какие реформы ожидаются в ближайшие годы

11729

В наступившем году Казахстан начал жить по новому Стратегическому плану развития до 2025 года, хотя до завершения сроков предыдущей Стратегии-2020 осталась еще пара лет

Фото: Андрей Лунин

Выглядит привычным для отечественного госуправления «чемпионством по программам», однако не всё так однозначно.

- Объективная потребность в новой модели роста есть, потому что как раньше уже точно не получается. И не только из-за цен на нефть – слишком многое меняется в мире. Прежний план, на мой взгляд, был не очень хорошим продуктом и оказался нерабочим с точки зрения сценарного подхода, – говорит директор Центра экономического анализа Ораз Жандосов.

Он, как и многие другие эксперты, участвовал в обсуждении проекта новой стратегии, разработанного The Boston Consulting Group: правительство решило в этот раз разделить ответственность (кстати, один из принципов, записанных в документе, так и называется – «Разделение ответственности за результаты внедрения с бизнесом и общественностью»).

Что не так с «2020»?

Стратегия-2020, запущенная в 2010, то есть в то время, когда Казахстан проходил дно первого для себя глобального финансово-экономического кризиса, сейчас, конечно, выглядит трогательно архаичным приветом из «довоенной» нефтяной эпохи. Например, в ней говорится, что «в ближайшее десятилетие продовольственная безопасность станет сферой постоянного внимания мирового сообщества», потому что «рост численности населения во многих странах и восстановление мировой экономики приведут к долгосрочному росту цен на продовольственные товары». Много внимания уделено РФЦА, который к 2020 должен был войти в топ-10 «ведущих финансовых центров Азии». А отечественный фондовый рынок – стать «регио­нальным центром исламского банкинга среди стран СНГ и ЦА». Фраза «в 2020 году финансовый рынок предоставляет широкий спектр услуг и пользуется доверием инвесторов и потребителей» звучит сегодня насмешкой. Как и следующая: «В 2020 году Казахстан уже будет в числе 50 наиболее конкурентоспособных стран мира». Правительство полагало, что инвесторы и дальше будут ломиться в наши «кладовые», и намеревалось… диверсифицировать источники инвестиций (к 2020 году мы должны были выбрать 10 основных стран-инвесторов).

Работа над ошибками

Во время обсуждений проекта представители Миннацэкономики утверждали, что Институт экономических исследований сделал полный анализ предыдущей стратегии, ошибки учтены и теперь все будет по-другому – на принципах проектного управления, с чётким определением не только зон ответственности, но и реальной ответственностью кураторов за достижение или недостижение целевых индикаторов. Правда, самого анализа в открытом доступе не оказалось.

Не смогли мы получить его в Институте экономических исследований и по запросу. Лишь после обращения опять в министерство удалось ознакомиться с заключением, что вызывает некоторые сомнения в таких уж прямо «новых подходах». Сам документ создает ощущение, что авторы делают хорошую мину при плохой игре, заявляя, что новая стратегия понадобилась потому, что планы-2020 выполнены и перевыполнены, и не говорят о том, что они изначально были заниженными. Не очень сложно было бы снизить к 2020 долю населения с доходами ниже прожиточного минимума до 8%, если в 2009 она составляла 8,2%. Да, рост экономики минимум на 33% по отношению к уровню 2009 был действительно достигнут уже в 2014, но теперь нам далеко до самого 2014 – тогда ВВП был у нас $221,4 млрд, а в 2016 – $133,7 млрд (по данным Всемирного банка).

Впрочем, аналитики признают, что, например, цель-2020 – активы Нацфонда должны составлять не менее 30% от ВВП – выполнена благодаря ослаблению курса тенге и сокращению ВВП в долларовом выражении: в 2016 Нацфонд составил 44% от ВВП при сокращении активов на 3,5%, до $61,2 млрд. Ненефтяной дефицит бюджета к концу нынешнего десятилетия должен был составить не выше 3% от ВВП, а в 2016 он равнялся 7,8%. Теперь эта цель поставлена в Стратегии-2025.

Что касается такой цели, как снижение коррупции, то авторы заключения утверждают, что число казахстанцев, выражающих доверие антикоррупционной политике, выросло с 60% в 2015 до 73% в 2016, хотя ни на что не ссылаются. При этом индикатор «120-е место в международном рейтинге Transparency International по Индексу восприятия коррупции» не достигнут: в 2016 у нас было 131 место.

В заключении ничего не говорится о том, как обстоят дела с такими целями на 2014, как «отечественными нефтеперерабатывающими заводами полностью удовлетворяются потребности страны в топливе» и «половина потребления лекарственных средств в стране обеспечивается отечественным производством».

Модернизация сознания

В декабре 2017, в День индустриализации, президент символически запустил новые производства ГПИИР, с демонстрацией по телемосту под пафосным названием «Прыжок казахстанского барса», хотя открывались в основном молочные и цементные заводы, птицефабрики, гранитно-мраморные карьеры, производства труб и несложного нефтяного оборудования. Наверное, действительно нелегко привыкать к тому, что Казахстан больше не быстрорастущий юниор нефтяного мира, а слабо диверсифицированная центральноазиатская экономика с сильно девальвированной валютой. На этот факт не может повлиять даже чудо в виде несколько дорожающей нефти. Потому что мир изменился настолько, что темпы роста ВВП и ВВП на душу населения больше не являются мерилом страновой конкурентоспособности даже в среднесрочной перспективе, не говоря уже о долгосрочной.

Теория экономической сложности, утверждающая, что по-настоящему «светлое будущее» с высоким уровнем благосостояния и справедливости его распределения в обществе способны построить только страны, экономика которых требует высокого уровня самых разнообразных знаний и компетенций, становится практически основополагающей в глобальной экономической науке. И здесь положение наше совсем не блестяще – в Глобальном индексе экономической сложности (ECI) – 2016 Казахстан занял 62 место, притом что Беларусь – 30-е, а Кыргызстан – 57-е. Прямо над нами находится Ямайка, выше – Доминикана, Намибия и Коста-Рика.

По рейтингу фитнес-экономики, в 2017 году принятому Всемирным банком для странового анализа, мы вообще занимаем 89 место среди 146 стран (впереди нас – Грузия, Узбекистан, Армения).

На недавно проведенном Фондом Сорос-Казахстан в Астане форуме «Открытая экономика» авторы выше­упомянутых индикаторов Цезарь Идальго и Лучано Пьетронеро рассказали, почему не работают старые модели, по которым Китай, например, не должен расти такими темпами уже третье десятилетие, а Бразилия и Россия должны были стать рынками, очень привлекательными для инвесторов. Пьетронеро утверждает, что Казахстан из-за недиверсифицированности своей экономики теряет 2,8% ежегодного роста. Из его же уст прозвучал совет присмотреться в качестве примера к… Таджикистану, но здесь он, будем надеяться, все же просто перепутал, имея в виду Узбекистан.

Другими словами, вверх в конечном итоге «выскакивают» государства, растущие благодаря кропотливому труду, а не удаче в виде сырьевых запасов или географического положения.

Семь – число сакральное

Стратегия-2025, следует отметить, учитывает все эти изменения, объявляя о новой модели экономического роста, базирующейся на качестве, а не количестве. Для этого предлагается провести семь системных реформ, причем впервые в казахстанской истории стратегический план начинается с реформы образования. Она называется «Новый человеческий капитал» (приоритет – «Образование как основа экономического роста») и включает в себя ряд достаточно революционных вещей: финансирование всех полнокомплектных школ по принципу «деньги идут за учеником»; размещение госзаказа в частных школах; возрождение научных и технических кружков одновременно со снижением учебной нагрузки на педагогов и повышением им зарплаты; пересмотр размеров подушевого финансирования в профтехобразовании; бесплатное курсовое образование для всех; расширение самостоятельности вузов и т.д. Сюда же входит создание единой электронной биржи труда; организация системы финансовой поддержки перемещения трудовых ресурсов по стране; выдача квалифицированным иностранным работникам разрешений на работу на три года и пр. Сейчас, согласно индексу глобальной конкурентоспособности, Казахстан занимает 68 место по качеству среднего образования (из 138 стран), 63-е по качеству высшего, 100-е по качеству менеджмента школ и 70-е по уровню подготовки и развития персонала.

Вторая реформа – «Технологическое обновление и цифровизация».

Третья – «Конкуренция и конкурентоспособный бизнес», включающая в себя и приватизацию, и ГЧП, и дальнейшее упрощение бизнес-среды, и создание экспортно ориентированной экономики. Здесь некоторое недоумение вызывают планы по сокращению госсектора – с 18,3% в валовой добавленной стоимости (ВДС) до 15%. В рекомендациях ОЭСР госдоля измеряется по размеру активов, и у Казахстана это далеко не 18%, а от 60%. То есть получается, 60% активов дают лишь 18% ВДС? И это неэффективное соотношение предлагается сохранить по крайней мере до 2025 – снижение доли государства на 3% можно назвать косметическим.

Четвертая реформа – «Правовое государство и противодействие коррупции». В результате её проведения позиции по индексу верховенства закона The World Justice Project должны улучшиться до 55–60 места в мире с нынешнего ­73-го. Уровень восприятия коррупции в индексе Transparency International должен вырасти с 29 до 35 баллов из 100 к 2025 (у стран ОЭСР нижний балл – 55).

Реформа «Сильные регионы и урбанизация» направлена на сокращение разрыва между регионами и некоторую децентрализацию полномочий, включая большую финансовую самостоятельность.

Седьмая реформа – «Государственный сектор как лидер изменений» – направлена на модернизацию госуправления в плане большей клиентоориентированности и адаптивности.

А вот шестая – «Модернизация общественного сознания» (неточный перевод с казахского «Рухани жангыру», которое вообще-то означает скорее «Духовное развитие») – буквально «выламывается» из стратегии, где, конечно, не всё блестяще, но по крайней мере одни цели в рамках реформы не вступают в противоречие с другими. Такое впечатление, что консультантов BCG к ней не подпустили – налицо абсолютно доморощенный продукт, многословный, эклектичный и архаичный. Как с целью интернировать в казахстанское общество «культуру умеренности, достатка и рациональности» коррелирует «образовательная подготовка каждого казахстанца по их роли и месту в сакральной географии» – понять трудно, если вообще возможно.

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить