Досым Сатпаев - о «Талибане», Центральной Азии и афганских беженцах в Казахстане

135180

США уходят из Афганистана так же, как это сделал СССР в 1989 году, так и не добившись поставленных целей, но пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре

Досым Сатпаев
Фото: Андрей Лунин
Досым Сатпаев

Принцип Аль Капоне

После ухода американцев из Афганистана талибы будут снова стремиться получить то, к чему они шли еще в 90-х годах – международное признание и политическую легитимность. Именно для этого движение «Талибан» (запрещено в Казахстане), как и некоторые другие радикальные организации в мире, создали два крыла: политическое и боевое. Первое должно было демонстрировать готовность к переговорам, а второе делало доводы талибов в переговорах более весомыми. Как в свое время любил говорить Аль Капоне, «вежливостью и оружием можно добиться большего, чем одной вежливостью». И у них получилось убедить часть геополитических игроков в том, что если их не получается уничтожить, то лучше начать с ними переговоры. В результате, кроме США, такие переговоры начала вести Россия, которую даже обвинили в том, что она решила использовать талибов как еще один инструмент своей военно-политической конфронтации с США. Но если американцы сели за стол переговоров с талибами, чтобы закончить непопулярную в самих США и очень дорогостоящую войну, то для Москвы важно было вернуться в афганскую игру, чтобы усилить свое присутствие в этом стратегически важном регионе, как это у нее получилось сделать на Ближнем Востоке после войны в Сирии.

При этом была одна общая цель в переговорах с талибами, которая объединяла Белый дом и Кремль. Для США и России талибы вдруг оказались меньшим злом, чем то же ИГИЛ (запрещено в Казахстане), члены которого довольно активно стали перебираться в Афганистан после поражений в Сирии и Ираке. При этом талибы сами понимают, что ИГИЛ - это не Аль-Каида, которая хоть и тоже базировалась на территории Афганистана, но с разрешения и под покровительством самого движения «Талибан». Деятельность же ИГИЛ в Сирии и Ираке показала, что эта организация, обосновавшись в Афганистане и пытаясь объединить под своей крышей международный террористический интернационал (в том числе состоящий из граждан стран Центральной Азии), будет вести себя не как гость, а как новый хозяин, который пришел в чужой монастырь со своим уставом, что уже приводило к военным столкновениям с талибами.

Министр иностранных дел России Сергей Лавров заявил о том, что боевики «Исламского государства» концентрируются на севере Афганистана для экспансии в Центральную Азию. А секретарь Совета безопасности России Николай Патрушев объявил, что конечной их целью является создание так называемого «Великого Хорасана», включающего территории Афганистана и стран Центральной Азии. Но в таких заявлениях есть также и геополитические интересы самой России, которая, постоянно заявляя об угрозе государствам Центральной Азии со стороны Афганистана, пытается сохранить за собой роль главного провайдера безопасности в регионе, убеждая их в необходимости более тесного военно-политического сотрудничества с Россией в рамках ОДКБ. На поддержку России в первую очередь рассчитывает Таджикистан, по данным которого на приграничных территориях находится примерно 16 700 боевиков, из которых 6370 являются иностранными наемниками, входящими не только в ИГИЛ, но также в «Джамаат Ансарулла», «Союз исламского джихада», «Исламское движение Узбекистана» и другие организации (запрещены в Казахстане).

Но Россия, видя в талибах партнеров и радуясь уходу американцев из Афганистана, действует так же глупо и недальновидно, как когда-то в конце 80-х годов действовали США, когда радовались уходу советского воинского контингента из Афганистана. США считали моджахедов вполне управляемой силой, но те позже повернули оружие против самих американцев и их союзников. А моджахеды рассматривали уход СССР как свою личную победу. Так же, как сейчас уход США воспринимают талибы, которые неоднородны и состоят из разных фракций, каждая из которых готова вести свои игру, но ни одна из них не собирается быть чьей-то марионеткой.

Следовательно, по мере укрепления своих позиций в стране талибы могут быть более непредсказуемы с точки зрения тех альянсов и союзов, которые они будут создавать в первую очередь исходя из своих политических и экономических интересов в рамках «контролируемой напряженности». А это не всегда будет соответствовать интересам стран Центральной Азии, а также России. Ведь если дергать дракона за хвост, рассчитывая им управлять, то не надо удивляться, что он может вас больно укусить.

Зачем Китай залез в Афганистан?

Китай тоже пытается принять участие в афганской политике, даже предлагая себя в роли посредника в переговорах между талибами и Кабулом. При этом Пекин серьезно беспокоит дестабилизация в Афганистане после ухода американцев. Министр иностранных дел КНР Ван И даже раскритиковал поспешный вывод войск США из Афганистана, посчитав, что это способно негативно сказаться на стабильности в регионе. Хотя такая ситуация может быть использована Китаем для укрепления позиций ШОС, куда входят некоторые приграничные с Афганистаном государства. Но растет и конфронтация между США и Китаем. Потому что именно Китай, а не Россию в Пентагоне рассматривают в качестве главного противника на глобальном уровне в ближайшие десятилетия. Также усиливаются информационные столкновения и война разведок двух стран.

Не так давно Пентагон в конгрессе США представил информацию о том, что Таджикистан наряду с Мьянмой, Таиландом, Сингапуром, Индонезией, Пакистаном, Шри-Ланкой, Объединенными Арабскими Эмиратами, Кенией, Сейшельскими островами, Танзанией и Анголой входит в число стран, которых Китай, вероятно, рассматривает в качестве мест для размещения своих военно-логистических объектов. Кстати, о наличии китайского военного объекта на территории Восточного Памира в феврале 2019 года сообщала газета Washington Post со ссылкой на местных жителей и спутниковые снимки. Издание тогда писало, что там уже три года находится секретная военная база КНР. А летом 2018 года Китай приступил к строительству первой военно-тренировочной базы в афганской провинции Бадахшан.

Но главным партнером Китая в афганской политике является Пакистан, который давно уже относится к государствам - получателям крупных китайских кредитов. Поэтому неудивительно появление китайско-пакистанского экономического коридора, через который китайцы, по мнению экспертов, хотят получить доступ в том числе на рынок центральной и южной частей Афганистана.

Кстати, китайско-пакистанское сотрудничество недавно привело к скандальной ситуации: обнаружились попытки Китая создать в Афганистане свою шпионскую сеть при поддержке Пакистана. В прошлом году появилась информация о том, что афганская контрразведка разоблачила агентурную сеть китайской разведки, которая поддерживала связь с некоторыми полевыми командирами террористической «сети Хаккани», чтобы собирать информацию об уйгурских боевиках, скрывающихся в Афганистане. Более того, выяснилось, что китайская агентура не только встречалась с полевыми командирами различных боевых групп внутри движения «Талибан», но также вербовала себе источники информации среди талибов и боевиков «Аль-Каиды». Таким образом выходит, что Китай на самом деле больше готов был сотрудничать с талибами, чем искать поддержку у центрального правительства Афганистана. Но такая политика довольно зыбкая, так как репрессивная политика Китая по отношению к мусульманам в СУАР рано или поздно заставит талибов занять более жесткую антикитайскую позицию.

Афганская игра Ташкента

Кстати, из всех стран Центральной Азии Узбекистан еще со времен Ислама Каримова имел свое игровое поле в афганской политике: являлся заложником географии, находясь по соседству с Афганистаном. Сначала в 90-х годах Ташкент активно поддерживал военный потенциал Северного альянса и генерала Абдул-Рашида Дустума в войне с талибами. Затем в начале 2000-х годов Узбекистан предоставил американцам авиабазу «Карши-Ханабад», которая функционировала до 2005 года, а немцам - авиабазу в узбекском Термезе. При этом постоянная угроза со стороны Афганистана со временем превратила Узбекистан в государство с довольно сильной армией. В 2021 году Узбекистан улучшил свои позиции в международном рейтинге вооруженных сил Global Firepower, заняв 51 место, и до сих пор остается сильнейшей армией в Центральной Азии. Для сравнения, Казахстан отстал от Узбекистана в данном рейтинге на 11 пунктов, разместившись на 62-м месте.

Но с приходом на пост президента Узбекистана Шавката Мирзиеева политические контакты Ташкента и талибов активизировались. В марте 2018 года в Ташкенте на конференции по урегулированию ситуации в Афганистане Шавкат Мирзиеев заявил, что узбекская сторона готова предоставить афганским властям и талибам все условия для проведения прямых переговоров. Впоследствии власти Узбекистана предложили провести переговоры афганского правительства и движения «Талибан» в Самарканде. Для этой цели был даже учрежден институт спецпредставителя президента Узбекистана по Афганистану, в обязанности которого входило взаимодействие с США, Россией, Китаем, Ираном, ООН и Евросоюзом. Кстати, на церемонии заключения мирного соглашения между США и представителями движения «Талибан» также присутствовал министр иностранных дел Узбекистана Абдулазиз Камилов, что говорило об активном участии Ташкента в переговорах с талибами.

В результате весной 2021 года представители руководства движения «Талибан» заявили, что со своей стороны не допустят того, чтобы с территории Афганистана исходила угроза безопасности Узбекистану. При этом, как и США и Россия, Узбекистан также исходит из принципа «враг моего врага – мой друг», видя в талибах один из инструментов сдерживания более радикальных групп, в том числе «Исламского движения Узбекистана», которое до 2014 года было на стороне талибов, пока в том же году лидер ИДУ Усман Гази не заявил о присоединении этой организации к ИГИЛ. Хотя военные успехи талибов на севере Афганистана неожиданно создали проблемы для Узбекистана и Таджикистана, на территорию которых, после боев с движением «Талибан», стали переходить военнослужащие афганской армии, а также вооруженные бойцы местного ополчения, пытаясь найти там убежище. В частности, в конце июня текущего года талибы взяли под контроль ключевой район Имам Сахиб в провинции Кундуз рядом с границей Таджикистана.

Но кроме политического диалога с талибами Ташкент интересуют вполне конкретные экономические цели в Афганистане. Уже разработана дорожная карта по развитию сотрудничества в политической, торгово-экономической, финансовой, энергетической, транспортной и культурной сферах. Договоренность об этом была достигнута в ходе встречи президента Афганистана Ашрафа Гани с главой Министерства инвестиций и внешней торговли Узбекистана Сардором Умурзаковым, которая прошла в Кабуле. Азиатский банк развития уже выделил Афганистану $110 млн на строительство линии электропередач Сурхан – Пули-Хумри из Узбекистана протяженностью 260 км. Кроме этого Ташкент приступил к реализации нового проекта по строительству железной дороги Мазари-Шариф – Кабул – Пешавар через Афганистан в Пакистан.

В начале 2021 года Узбекистан, Афганистан и Пакистан подписали совместный запрос на получение кредита в $4,8 млрд от международных финансовых организаций для проекта Трансафганской железной дороги. Как отмечают эксперты, данный маршрут должен связать южноазиатскую железнодорожную систему с центральноазиатской и евразийской, чтобы обеспечить выход к пакистанским морским портам – Карачи, Касему и Гвадару. Но все эти проекты также невозможно будет реализовать без поддержки движения «Талибан», которое должно гарантировать их безопасность.

Уязвимые зоны Туркменистана

Самой уязвимой в Центральной Азии с точки зрения прорыва радикальных групп является туркмено-афганская граница. Хотя для Ашхабада также важно поддерживать неконфликтные взаимоотношения с талибами в надежде реализовать свой проект строительства газопровода ТАПИ (Туркменистан – Афганистан – Пакистан – Индия), который должен пройти от туркменского месторождения Галкыныш через афганские города Герат и Кандагар до границы Пакистана с Индией. В октябре 2020 года Туркменистан заявил о завершении работ на своем участке протяженностью 214 километров. А в декабре прошлого года министр горной промышленности и нефти Афганистана Мохаммад Харун Чахансури сообщил, что строительные работы по прокладке афганского участка ТАПИ начнутся в 2021 году в провинции Герат.

Но с учетом вывода американских войск, туманных перспектив афганского правительства и военной активности талибов, проект ТАПИ опять повис в воздухе. Протяженность афганского участка составляет 735 км, и понятно, что центральная власть в Кабуле никак не сможет гарантировать безопасность этого участка. Но даже если такими гарантами безопасности выступят талибы, то не менее серьезную угрозу могут представлять радикалы из ИГИЛ и их союзники, которые концентрируются на границе Афганистана со странами Центральной Азии. При этом, как отмечают некоторые аналитики, до сих пор продолжаются переговоры по соглашению о купле-продаже газа, так как Пакистан и Индия рассчитывают на более низкую цену за газ, тем более что определенную конкуренцию туркменскому газу может составить газ из Катара, а также из Ирана.

Казахстан и беженцы

В отличие от Узбекистана, для казахстанской внешней политики афганский фактор долгое время не был ключевым не только по причине того, что у Казахстана нет общей границы с этим государством, но также и в связи с отсутствием сильных специалистов по Афганистану. Также у Казахстана не было никаких рычагов влияния на ситуацию в этой стране, в том числе в связи с тем, что казахов в Афганистане проживает гораздо меньше, чем узбеков, таджиков или туркмен. При этом Казахстан всегда выступал не столько за силовые методы решения внутриафганской проблемы, но в первую очередь за увеличение экономической и гуманитарной помощи Афганистану. Например, в 2008 году Казахстан оказал финансовую поддержку Афганистану в размере $2 млн 380 тыс. для реализации проектов по строительству школы в провинции Саманган, больницы в провинции Бамиан, ремонту асфальтированной дороги Кундуз - Талукан. Кроме этого, в качестве гуманитарной помощи Казахстан осуществил поставку в Афганистан около 15 000 тонн продовольствия, а также разработал образовательную программу стоимостью $50 млн для афганских студентов, предусматривающую обучение в казахстанских высших учебных заведениях 1 тыс. афганцев по гражданским специальностям.

При этом очень важно, что благодаря этой образовательной программе в Казахстан смогли приехать на обучение и этнические казахи, которые проживают в Афганистане. В принципе, такой формат помощи со стороны Казахстана Афганистану был приоритетным до последнего времени. А в июне текущего года Афганистан и Казахстан даже подписали соглашение о военном сотрудничестве, в рамках которого, по официальным сообщениям, предусматривается проведение совместных военных учений, сотрудничество в медицинской области, подготовка военных кадров, материально-техническая поддержка, а также взаимодействие между разведывательными службами двух стран. Но с учетом того, что политическая ситуация в Афганистане может стремительно поменяться не в пользу официальных властей в Кабуле, данное соглашение будет иметь больше формальный характер. И если Казахстан действительно хочет быть более активным игроком в афганском направлении, то лучше это делать в альянсе с Узбекистаном, который имеет более солидный опыт участия во внутриафганской политике. Кстати, в начале этого года министр иностранных дел Узбекистана Абдулазиз Камилов посетил Казахстан, Туркменистан и Таджикистан, в том числе чтобы обсудить реализацию вышеупомянутого проекта по строительству железной дороги Мазари-Шариф – Кабул –Пешавар, которая гипотетически должна связать Центральную Азию с пакистанскими портами.

Что касается девяти тысяч афганцев, которые помогали американцам во время их военной кампании и которых США якобы попросили (пока неофициально) временно принять некоторые страны Центральной Азии, то возникает несколько интересных моментов. Во-первых, как талибы отнесутся к такому предложению, учитывая, что тот же Узбекистан за последние несколько лет активно выстраивал партнерские связи с движением «Талибан», видя в нем одного из гарантов своей безопасности? И если это было частью американской сделки с талибами, то ситуация будет менее сложная для стран Центральной Азии, чем если все это было решено за спиной движения «Талибан». Во втором случае может возникнуть ситуация, что талибы вдруг потребуют экстрадировать в Афганистан кого-то из тех, кто найдет убежище в странах Центральной Азии, и их временное пребывание в этих странах вдруг затянется. Такой вариант событий и возможные действия на эти требования должны просчитываться уже сейчас.

Во-вторых, можно согласиться с той точкой зрения, что если на официальном уровне такая просьба поступит Казахстану, то он должен помочь временно принять часть этих афганцев хотя бы потому, что когда-то Афганистан стал вторым домом для казахов, беженцев из Казахстана, которые в начале XX века бежали от советской власти, репрессий и голода. И традиционные призывы Казахстана к миротворчеству по отношению ко многим конфликтам должны также сопровождаться вполне конкретными действиями по спасению людей из зон конфликта, тем более когда нас об этом просят.

В-третьих, не стоит забывать и о мерах безопасности, чтобы вместе с этими беженцами в Центральной Азии не появились сторонники радикальных идей. То есть США должны гарантировать, что каждый из этих девяти тысяч афганцев прошел тщательную проверку и не представляет угрозы странам региона. В любом случае должны быть оговорены также финансовые расходы США на поддержку этих беженцев и точные сроки их пребывания в Центральной Азии до того, как они уедут в США.

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить