Центральная Азия вновь становится объектом «Большой игры»

16257

Казахстанский институт стратегических исследований (КИСИ) впервые за долгое время обратился к теме Центральной Азии как единого региона, опубликовав аналитический доклад «Центральная Азия – 2020: четыре стратегических концепта»

Фото: Depositphotos.com/byheaven

Причем предметом исследования стала именно та территория, которая в советское время называлась Средней Азией и Казахстаном. Авторы (Б. Ауелбаев, С. Кушкумбаев, К. Сыроежкин, В. Додонов; под редакцией Е. Карина) позиционируют свой труд как попытку моделирования на обозримую перспективу с учетом внутренних региональных и страновых процессов, развивающихся в условиях трансформации системы международных отношений. Причем одна модель не исключает другую. Главное, что бросается в глаза: ни один из сценариев не предусматривает улучшения отношений России и Запада в течение ближайших пяти лет.

Концепт первый. «Три точки опоры»

Авторы исходят из того, что современное геополитическое положение региона сформировалось под влиянием Запада, России, Китая, и считают, что такая геополитическая конструкция оптимальна, поскольку позволяет странам ЦА сохранить стратегию многовекторности и обуславливает стабильные и широкие возможности. Однако некоторые ключевые факторы – резкое ухудшение отношений России и Запада с возможным переходом в холодную войну; рост политической напряженности между КНР и США в Азиатско-Тихоокеанском регионе; балансирование России и Китая между сближением и дистанцированием; усиление роли асимметричных мер в политике государств и снижение эффективности реагирования традиционных международных структур безопасности – делают основные сценарии неоднозначными. Растущее соперничество между тремя основными акторами в среднесрочной перспективе окажет давление и на региональное развитие. Запад примет меры по сдерживанию роста влияния России и Китая в ЦА, поскольку потеря позиций в регионе угрожает ему в долгосрочной перспективе сужением геополитических возможностей влияния на Россию, Китай, Южную Азию и Иран.

Наличие в регионе объектов военной логистики стран НАТО будет сильным раздражающим фактором для России и Китая. В этой ситуации Запад станет выборочно наращивать правозащитную риторику. Россия активизирует усилия по продвижению ЕАЭС, пытаясь превратить его в инструмент политической интеграции. Первостепенной задачей в этом направлении станет максимальное сближение ОДКБ и ЕАЭС. Возоб­новятся дискуссии о создании общих законодательных институтов и единой валюты.

Китай усилит финансово-экономическое присутствие в ЦА, в том числе из-за стремления обеспечить себе альтернативные транзитные сухопутные маршруты в условиях роста соперничества в зоне АТР с Японией и США. Китайская политика в регионе, анонсированная как «Экономический пояс Великого шелкового пути», будет максимально придерживаться принципа мирного сосуществования с другими глобальными проектами, такими как «Новый Шелковый путь» и «Евразийская интеграция». Тем не менее в реальности китайский вектор в центральноазиатском направлении встретится с объективными препятствиями, в том числе геополитического характера. В настоящее время, отмечают авторы, Китай не поддерживает позицию России относительно украинского кризиса, однако также склонен винить Запад в «дестабилизации». Возможно, в будущем при возрастании угроз дестабилизации в ЦА Поднебесная более энергично включится в политическое корректирование ситуации.

Ее активизация приведет к снижению роли России в транспортной логистике.

В свою очередь Запад будет проявлять еще более активный интерес к наращиванию альтернативных транспортных и энергетических маршрутов из ЦА в южном и западном направлениях, что вызовет крайне отрицательную реакцию России. Точки напряжения в пересечении интересов Запада, России и Китая могут стать внешними факторами для политической дестабилизации ряда стран региона. При таком развитии событий возрастет вероятность локальных конфликтов. В последующие пять лет эти риски особенно актуальны в Прикаспийском регионе, в зоне реализации проектов CASA-1000 и ТАПИ. Наращивание китайской трубопроводной инфраструктуры на территории центральноазиатских стран не совпадает с российскими и частично западными интересами.

Снизить риски странам ЦА позволит лишь выработка совместной позиции по обеспечению благоприятных условий для ПИИ и иных долгосрочных гарантий. Однако возможна и потеря интереса к региону со стороны трех главных игроков в результате внутренних проблем (предпосылки к чему тоже есть) или усиления рисков на других, более важных для них направлениях. У этого варианта тоже есть отрицательные аспекты – периферизация ЦА и снижение инвестиций.

Концепт второй. «Два столпа»

Столпы – разумеется, Россия и Китай, у которых на ЦА завязаны вопросы национальной безопасности. Сейчас отношения этих двух стран значительно потеплели, однако сохраняется осторожность, обусловленная историческим опытом. Риск в том, что оба игрока намерены усиливать свое присутствие в регионе, что может в обозримом будущем обострить конкурентную борьбу между ними.

Если же усилится соперничество этих двух стран с Западом, то Россия станет укреплять военное присутствие в Киргизии и Таджикистане, будет стремиться повысить статус ОДКБ и оказывать воздействие на внеблоковые страны ЦА. Китай направит свои усилия на увеличение экономического влияния. Союз РФ и КНР будет направлен на сдерживание активности Запада в регионе. Оба государства заинтересованы в усилении военно-политической составляющей в структуре ШОС. В связи с этим сведутся к минимуму любые официальные контакты стран ЦА с НАТО.

Фото: Андрей Лунин

Военная угроза из Афганистана станет удобным оправданием вмешательства в дела региона – независимо от того, насколько реальной может быть вероятность вторжения боевиков. Одним из главных мероприятий такого плана станет медийная и иная поддержка ориентированных на геополитическую конфигурацию или на одну из сторон дуумвирата местных политических элит, общественных деятелей, экспертов и журналистов.

Реализация концепта несет в себе такие риски, как ограничение политического и экономического суверенитета, сокращение сотрудничества с западными странами, изменение характера потоков трудовой миграции (рост из Китая и в Россию). Среди плюсов – повышение устойчивости политических режимов, укрепление общей системы безопасности, рост объемов торгово-экономических отношений и реализация крупных инфраструктурных проектов.

В то же время в условиях асимметричного взаимодействия России и Китая может образоваться дисбаланс их интересов. В случае ослабления российской экономики в результате западных санкций Поднебесная станет главным актором в ЦА и односторонне усилит свои позиции. Китайское руководство воспримет такое положение дел как исторически благоприятный шанс для установления долговременного геополитического влияния в регионе, который исторически считает зоной своих интересов. Пекин может рассчитывать на воздействие экономическими рычагами, через активное присутствие на Каспии, на политику Афганистана, Ирана, России и стран Южного Кавказа. Это может привести к однобокости торгово-экономического развития государств ЦА и одновременно к росту протестных настроений, поскольку местное население воспримет такую картину как китайскую экспансию.

Концепт третий. «Четвертый ориентир»

В качестве возможной четвертой силы авторы видят исламский мир. В регионе имеют интересы Турция, Иран, страны Персидского залива. Последние останутся финансовыми и энергетическими лидерами, Анкара продолжит активную внешнюю политику, Тегеран выходит из режима санкций.

В настоящее время в рейтинге крупнейших суверенных фондов мира в первой десятке представлены ОАЭ (2 место), Саудовская Аравия (3), Кувейт (6) и Катар (9), с совокупными активами в $2,3 трлн, что в десятки раз больше международных резервов США ($126 млрд). Будет усиливаться роль Турции, в том числе в построении партнерских отношений с ЕС и в качестве энергетического и транспортно-коммуникационного хаба. Снятие санкций с Ирана дает основания прогнозировать динамичное развитие страны с повышением ее роли в региональной экономике и политике. Риски реализации этого концепта заключаются в том, что элементы соперничества между влиятельными государствами мусульманского мира будут перенесены на ЦА. Различные конкурирующие идеологии и религиозные течения обострят общественные дискуссии.

Плюсами такого варианта развития событий могут стать привлечение инвестиций и опыта работы мусульманских финансов, диверсификация и оживление товарных рынков, развитие инфраструктурных проектов в южном направлении.

Концепт четвертый. «Региональное единство»

Сейчас это выглядит почти фантастически, но страны ЦА могут понять, что региональное взаимодействие является эффективной формой отстаивания своих интересов перед лицом глобальных угроз и вызовов. В конце концов, у региона есть вековые географические контуры, цивилизационная и культурно-историческая общность, политические и экономические предпосылки для тесного многостороннего взаимодействия. Помешать этому могут (как происходит сейчас) экономические диспропорции, споры по водно-энергетическим, пограничным, транспортным вопросам.

Однако при удачном стечении обстоятельств (и политических воль) ЦА могла бы развиваться комплексно. Создание конкурентоспособной инфраструктуры в приграничных районах позволило бы производителям стабильно решать вопросы сбыта. В среднесрочной перспективе могут обозначиться пути для возникновения фундамента идеи центральноазиатского союза. Этот вектор предполагает вывод региона из фрагментарного состояния. Возможно, считают авторы, эта идея перед лицом глобальных вызовов и угроз вновь войдет в экспертно-политическую дискуссию – вплоть до реанимации инициативы Союза центральноазиатских государств (СЦАГ).

«Региону нередко предрекался сценарий «балканизации». По нашему мнению, это не предопределенность и многое будет зависеть от развития самих центрально­азиатских обществ», – заключают исследователи КИСИ.

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить