Геополитическая гравитация Казахстана

28319

Директор Группы оценки рисков Досым Сатпаев: Субъективные представления глав государств Центральной Азии об окружающем мире и их месте в этом мире, а также личные симпатии и антипатии по отношению друг к другу оказывают гораздо большее влияние на внешнюю политику, чем объективные факторы

Досым Сатпаев.

3-4 мая в Кыргызстане прошла довольно интересная конференция на уровне представителей кыргызского правительства, парламента, зарубежного дипломатического корпуса и экспертов, посвященных прогнозированию внешнеполитических процессов в Центральной Азии.

Культ личностей

Основная проблема практически всех стран Центральной Азии заключается в том, что внутренняя и внешняя политика чрезвычайно персонифицирована.

В качестве наглядного примера можно взять внешнеполитические конструкции таких крупных стран Центральной Азии, как Казахстан и Узбекистан, во главе которых на пороге транзита власти стоят два патриарха постсоветского пространства. Нурсултан Назарбаев, а также Ислам Каримов, вроде бы, вышли из одной идеологической системы, из одного советского бюрократического аппарата, но при этом за двадцать с лишним лет создали абсолютно разные внешнеполитические модели.

Астана традиционно делала ставку на многовекторность и активную поддержку интеграционных проектов, при этом тратя внушительные финансовые ресурсы на многочисленные международные мероприятия не только для улучшения внешнеполитической репутации страны, но и для поддержания личного имиджа главы государства. Неудивительно, что из Акорды, как из рога изобилия, постоянно сыплются разные инициативы, касающиеся разных сфер: от нераспространения ядерного оружия до переформатирования глобальной финансовой системы.

В то же самое время Ташкент больший акцент делал на избирательную политику двусторонних контактов, сочетая их с частичной изоляцией от своих соседей по региону и с осторожным подходом к любым интеграционным проектам. И это несмотря на то, что Узбекистан, по заявлению некоторых экспертов, является одним из немногих государств в мире, который не только не имеет доступа к морским торговым путям, но и окружен государствами, которые также являются внутриконтинентальными без выхода к открытым морским пространствам.

Все это лишь подтверждает тезис о том, что, те или иные государства со сверхпрезидентскими системами на международной сцене часто являются заложниками субъективных мнений, что вообще ставит под вопрос возможность прогнозирования любых внешнеполитических процессов в регионе. Естественно, что в таких условиях со сменой верховной власти может меняться не только внутренняя политика, но и внешнеполитические стратегии, как это мы можем наблюдать в том же Туркменистане, где полностью закрытая при Сапармурате Ниязове туркменская «раковина» немного приоткрылась для региона при Гурбангулы Бердымухамедове.

«Любовные» объятия или дистанционное партнерство?

В начале этого года Нурсултан Назарбаев утвердил Концепцию внешней политики Республики Казахстан на 2014 – 2020, в которой говорится о том, что «внешняя политика Казахстана основана на принципах многовекторности, сбалансированности, прагматизма, взаимной выгоды, твердом отстаивании национальных интересов страны».

Что касается страновых и региональных приоритетов, то они практически не изменились. По-прежнему на первое место республика ставит укрепление сотрудничества с двумя своими крупными соседями – Россией и Китаем.

Далее, по приоритетности, следует взаимоотношение с государствами Центральной Азии. В Концепции речь идет об объединении усилий стран региона для «…совместного противодействия внутренним и внешним вызовам и угрозам, активизации политического, экономического и культурно-гуманитарного сотрудничества на взаимовыгодной и паритетной основе».

Отношения с США и странами Европейского союза, в первую очередь, рассматриваются как приоритетные с точки зрения инвестиционного и экономического сотрудничества.

Далее следует другие постсоветские республики в лице той же Украины, Молдовы или государств Южного Кавказа, которые, судя по всему, не входят в категорию стратегических партнеров Казахстана.

Более интересно то, что Астана придает большое значение укреплению всестороннего сотрудничества с Турецкой Республикой, а также с Исламской Республикой Иран. Первая интересна с точки зрения сотрудничества в рамках Союза тюркоязычных государств, а Иран – как сосед по Каспию, как один из покупателей нашего зерна и один из потенциальных маршрутов для экспорта казахстанской нефти в случае отмены международных санкций.

На азиатском направлении, кроме Китая, выделяются связи с Японией и Республикой Корея.

Со времени своего председательства в ОБСЕ Астана также старалась более активно поднимать тему Афганистана. Но возникает ощущение, что, не имея общих границ с этим государством, интерес Казахстана к афганской теме в основном носит ограниченный характер. Более того, в апреле прошлого года президент Казахстана заявил о том, что не приемлет «катастрофических теорий», связанных с последствиями сокращения американского присутствия в Афганистане. При этом довольно спорным был тезис о том, что в Центральной Азии действует многоуровневая и многоплановая система региональной безопасности, спроецированная по основным геополитическим векторам: СВМДА, ШОС, ОДКБ и ОБСЕ. Вся проблема в том, что большинство из этих организаций на практике еще не показали свою дееспособность с точки зрения нейтрализации уже возникших конфликтов.

Что касается сотрудничества с Индией и Исламской Республикой Пакистан, то в Концепции внешней политики Казахстана они не были выделены в качестве приоритетных, в первую очередь, с точки зрения географической удаленности. Хотя индийские компании в последние годы довольно активно пытаются пробиться на нефтегазовый рынок Казахстана, где им серьезную конкуренцию составляют не западные, а китайские компании.  

При этом все активнее на первый план выходит экономический приоритет в сотрудничестве Казахстана с разными странами. В декабре 2012 министр иностранных дел РК Ерлан Идрисов заявил о том, что президент поставил перед министерством задачу, связанную с целенаправленным привлечением инвестиций и новых технологий. Насколько известно, МИД уже определил 20 приоритетных стран-инвесторов, с которыми выстраиваются более тесные взаимоотношения. В 2013 был утвержден Национальный план по привлечению инвестиций, в рамках которого «…за каждым послом, министром, руководителем национальной компании и акимом закрепляется показатель по привлечению инвестиций». Что касается посольств, то они должны будут оказывать поддержку в установлении первых контактов с потенциальными инвесторами, участвовать в организации их визитов в Казахстан, а также заниматься вопросами инвестиционного имиджа страны. В апреле этого года на совещании с руководящим составом МИД РК Ерлан Идрисов снова заявил о необходимости привлечения новых инвестиций и технологий, о поиске новых рынков для казахстанских товаров и уче­ту ин­тере­сов РК в про­цес­се евразий­ской эко­но­ми­че­ской ин­те­гра­ции, а также во время продвиже­ния пе­ре­го­во­ров по при­со­еди­не­нию Ка­зах­ста­на к ВТО.

В то же самое время события на Украине были довольно тревожным индикатором, который указывает на то, что дипломатическое поле для маневров у Казахстана может сжиматься. Именно поэтому в республике идет активная дискуссия о том, как получится республике сочетать свою традиционную многовекторную политику, которая в течение долгого времени создавала определенный баланс геополитических сил, с тесными интеграционными процессами в рамках будущего Евразийского экономического союза.

В целом оптимальной моделью внешней политики Казахстана была бы не экономическая интеграция с отдельными государствами, а кооперация с разными странами по отдельным направлениям в рамках «дистанционного партнерства»: водно-энергетическая (страны ЦА и Китай), транзит, логистика, выход к морским путям (Россия, Китай, Иран и др.), сельское хозяйство (Россия, Китай, страны ЦА и др.), нефтегазовый сектор (Россия, Китай, ЕС, США и др.), инновации (ЕС, США и др.). То есть акцент, в первую очередь, надо делать на отраслевую интеграцию, стараясь не складывать все экономические яйца в одну корзину.

Между центрами притяжения

На данный момент следует обратить внимание на четыре центра геополитической гравитации в лице России, Турции, Китая и США. Тем более что передел влияния на постсоветском пространстве переходит в более активную фазу. Первые два государства пытаются закрепить за собой статус субрегиональных держав. Турция лоббирует ускорение объединения тюркоязычного мира и, параллельно, старается закрепить за собой роль одного из новых мусульманских центров модернизационного ислама. В свою очередь, Москва активно поддержала идею евразийской интеграции как инструмент работы со своими мягкими геополитическими подбрюшьями.

Фото: Досым Сатпаев

Хотя с такой точкой зрения согласны не все эксперты. В частности, российский кандидат политических наук, профессор МГИМО Иван Сафранчук в своем выступлении на упомянутой конференции отметил, что в интеграционной активности России не следует искать никакой геополитики, так как речь может идти только об экономической целесообразности. В частности, по его мнению, одной из главных целей создания Евразийского экономического союза является реиндустриализация экономик трех стран, то есть восстановление прежнего промышленного потенциала в условиях жесткой глобальной конкуренции. Хотя, как показывает мировая практика, в мире практически нет «чистых» экономических региональных образований без геополитической начинки. И ленинский тезис о том, что «политика не может не иметь первенства над экономикой» актуален и поныне. По крайней мере, возможное снижение темпов экономического роста в России в связи с ужесточением западных санкций является ни чем иным как следствием все тех же геополитических схваток за Украину. А экономическое ослабление России, прямо или косвенно, заденет и Казахстан, чей рост ВВП в этом году уже был снижен некоторыми экспертами до 4,7-5% не только в связи с новыми проблемами на Кашагане, но и по причине нестабильной экономической ситуации в соседней России. Конечно, объективности ради следует сказать, что нередки были случаи, когда геополитические схватки под красивыми лозунгами «освобождения» и «демократии» маскировались, как в случае с Ираком или Ливией, вполне меркантильные интересы западных нефтегазовых транснациональных компаний.

При этом основная проблема Казахстана в том, что с точки зрения глобальной конкуренции ни в военном, ни в экономическом плане мы не относимся к сильным игрокам. Именно поэтому с самого начала руководство Казахстана сделало ставку на гарантии международных договоров и на нашем участии в многочисленных региональных объединениях. То есть национальная безопасность Казахстана зависит не только от вооруженных сил, а от многочисленных международных соглашений. Кстати, на той же конференции бывший министр иностранных дел Кыргызстана, который также занимал пост Генерального секретаря ШОС, Муратбек Иманалиев в своем выступлении отметил такой опасный тренд современной геополитики, как игнорирование международного права всеми крупными игроками.

Но если вернуться к теме реиндустриализации, то еще неясно, как совпадает российская повестка дня в этом вопросе с казахстанской форсированной индустриально-инновационной программой развития, где основной акцент делается не столько на развитие старых отраслей, а сколько на создание новых инновационных направлений, куда так активно привлекают инвесторов. Кстати, те $2,5 млрд, которые на днях Всемирный банк решил выделить Казахстану, как было заявлено, должны быть направлены «на оказание поддержки по диверсификации экономики и повышению конкурентоспособности Казахстана посредством привлечения инвестиций преимущественно в несырьевой сектор экономики». К слову, президент Азиатского банка развития (АБР) на прошедшем в Астане 47 заседании Совета управляющих этого банка с участием главы государства также заявил о том, что Казахстану следует активно внедрять инновации и научные разработки в частном секторе, чтобы избежать попадания в «ловушку средних стран».

Что касается Китая, то он не скрывает амбиций получить статус не только военной, но и финансово-экономической сверхдержавы в ближайшей перспективе. При этом уже сейчас в экономическом плане Пекин фактически превращается в главного игрока на всем постсоветском пространстве. Трансформация ШОС в серьезного экономического игрока не за горами. По сути, это реализация принципа двух «колес», когда к проблеме обеспечения безопасности прибавляется второе колесо для устойчивости этой организации в виде более тесной экономической кооперации. Кстати, Казахстан уже подтвердил готовность принять активное участие в реализации проекта по формированию экономического пояса Шелкового пути. Эта идея была инициирована Си Цзиньпином в ходе государственного визита в Казахстан в сентябре 2013 и сразу получила поддержку со стороны Астаны. Здесь следует напомнить, что еще в 2011 Китай заявил о том, что хочет создать свободные экономические зоны на границах с Казахстаном и Кыргызстаном, чтобы увеличить товарооборот между КНР и этими странами.

Для Москвы активность Пекина в зоне своих жизненных интересов вряд ли является поводом для оптимизма. А это значит, что в перспективе нельзя исключать определенную негласную конкуренцию между Таможенным союзом и ШОС за распределение сфер экономического влияния. Неудивительно, что Москва сейчас активно давит на Бишкек, требуя ускорить вхождение Кыргызстана в евразийский проект. По крайней мере, премьер-министр Кыргызстана Джоомарт Оторбаев, который на днях совершил двухдневный визит в Москву, уже заявил о том, разработка «дорожной карты» по вступлению в Таможенный союз практически завершена.

При таком новом раскладе не совсем ясны перспективы США и их европейских союзников в Центральной Азии. Известно, что ЕС уже разочарован результатами реализации своей стратегии в Центральной Азии, которая была принята при активной поддержке Берлина несколько лет назад. Немецкий доктор наук Маттиас Ресслер в своем выступлении на киргизской конференции отметил, что если Китай активно ставит другие страны в зависимость от своих энергетических потребностей, а Россия пытается сохранить сферу контроля над странами ЦА, в том числе для сохранения доступа к газу, то США постепенно уходят из Центральной Азии и Кавказа, чтобы сконцентрировать внимание на своей экономике. Хотя вряд ли все так просто. События на Украине, расширение Таможенного союза, а также увеличение активности Китая, судя по всему, заставили Вашингтон забеспокоиться по поводу ослабления своих позиций на постсоветском пространстве. При этом, насколько можно понять, внутри американского политического истеблишмента нет единства по поводу вопроса о том, кто для США представляет наибольшую угрозу в этой зоне геополитических интересов: Россия или Китай. По крайней мере, бывший спикер палаты представителей конгресса США Ньют Гингрич на недавнем Евразийском медиафоруме в Астане заявил, что потенциальная агрессия Китая для США сегодня более неприятна, чем агрессия России.

Бегство от «станов»?

В то же самое время с точки зрения внешнеполитической стратегии Казахстана большое значение имеет реанимация вопроса о региональной кооперации в Центральной Азии. В свое время возникало ощущение, что руководство Казахстана всеми силами пыталось позиционировать республику как евразийское государство, в том числе для того, чтобы страна перестала ассоциироваться с проблемной Центральной Азией, где в свое время провалились все проекты по установлению тесных внутрирегиональных экономических связей. Ушли в небытие, две последние попытки: Центрально-азиатская организация сотрудничества и Союз центрально-азиатских государств. На данный момент Центральная Азия до сих пор остается лишь географическим понятием, а не единым экономическим пространством. В феврале этого года руководство республики даже выдвинуло предложение переименовать Казахстан в «Қазақ елі», так как, по мнению президента, отсутствие окончания «стан», которое имеется в названиях государств Центральной Азии (в том числе и у Казахстана) повлияет на повышение интереса иностранных инвесторов к стране.

Но наша республика – часть региона, со всеми его проблемами, угрозами и вызовами. Региональное сотрудничество необходимо хотя бы для подготовки к глобальным климатическим изменениям, которые угрожают будущему всей Центральной Азии. В проекте государственной программы «Экология Казахстана» на 2010-2020 четко указывается на то, что вследствие потепления климата урожайность яровой пшеницы может снизиться более чем на 25%. По мнению авторов данной программы, в Казахстане за последние 100 лет уровень средней температуры повысился на 1,8°С, что более чем вдвое превышает мировые значения. А дальнейшее изменение температуры воздуха усилит процессы деградации земель и опустынивания, что приведет к росту количества пыльных бурь и к пересыханию водоемов. Согласно выводам экспертов, наш регион ежегодно теряет около $1,7 млрд в результате неэффективного управления водными ресурсами, которое снижает урожайность сельскохозяйственных культур. За 50 лет объемы ледников в Центральной Азии уменьшились на 40%, а в последние годы темпы их сокращения составляют до 1% в год. Таким образом, появление водно-энергетического консорциума в рамках Центральной Азии на основе применения новых принципов водосбережения позволило бы отработать все механизмы экономического и политического взаимодействия стран региона для решения вполне конкретной водной проблемы, которая могла бы стать не источником раздора, а платформой для взаимовыгодного сотрудничества.

Следующим этапом должна быть экономическая кооперация в других сферах. Кстати, на этой неделе министр иностранных дел РК Ерлан Идрисов заявил о том, что в регионе есть большой потенциал в «торгово-экономической, транспортной, инвестиционной, логистической, экологической, научной и других сферах». Ведь сокращение торговых издержек в регионе, по данным программы ПРООН, могло бы за 10 лет увеличить ВВП того же Казахстана на 20%, а Кыргызстана - на 55%. Речь идет, в том числе, о снижении стоимости экспортно-импортных операций и времени их осуществления в условиях отсутствия прямого выхода к морю у стран региона.

Не менее важно то, что в случае более тесной экономической кооперации стран Центральной Азии инвесторы будут ориентироваться на больший по размерам рынок (почти 60 млн человек). Но это лишь в случае уменьшения внутрирегиональных преград в торговле, в первую очередь, в приграничной зоне. Сейчас это маловероятно по причине сохранения пограничных трений и конфликтов между Узбекистаном, Кыргызстаном и Таджикистаном. Проблема в том, что у местных политических элит так и не выработалось ощущение связи между перспективой собственных стран и перспективой региона в целом. То есть опять все сводится к наличию политической воли и к необходимости снижения субъективных мотивов в пользу экономического прагматизма. И важным шагом в этом направлении должно быть признание территориальной целостности своих соседей, в том числе посредством решения спорных пограничных вопросов. Следующим шагом должно быть признание в качестве приоритетного направления во внешней политике всех государств Центральной Азии более тесного экономического и политического взаимодействия между странами региона.

Но, даже сделав эти первые шаги по направлению друг к другу, следует понимать, что экономическая кооперация автоматически не приведет к росту ВВП или к повышению уровня жизни населения в государствах ЦА, так как многие из этих показателей в значительной степени зависят от эффективной экономической политики внутри каждой из стран региона. В конечном счете, экономическая кооперация бедных государств не делает их богаче. В то же самое время, экономические диспропорции в развитии разных стран автоматически создают угрозу превращения более сильного игрока в основного донора для более слабых участников, что, кстати, происходит в рамках Таможенного союза, где Москва и Астана уже оказывали финансовую подпитку белорусской экономики. Незащищенность инвестиций и собственности также является существенным препятствием для экономической кооперации, особенно в условиях смены политических элит.

 Кроме этого, сделал на конференции правильный акцент доктор исторических наук, бывший председатель кыргызского Жогорку Кенеша Зайнидин Курманов, многие постсоветские страны объединяет процесс бюрократизации, который мешает экономическому развитию. И параллельно с этим идет еще один тревожный тренд, связанный с архаизаций (антимодернизацией) сознания не только в обществах, но и в элитах некоторых центральноазиатских государств. Здесь вспоминается одна из международных конференций в Пекине несколько лет назад, также посвященная проблемам Центральной Азии, где один из ее китайских участников Сунь Чжуан-чжи, высказал, скорее всего, верное опасение в том, что если первые 10 лет суверенного развития центральноазиатских стран были относительно стабильными, то следующие 10 лет таких гарантий не дают. 

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить