Где еще по миру бродит призрак сепаратизма

Будет ли моден шотландский килт?

Это у Карла Маркса и Фридриха Энгельса по Европе бродил призрак коммунизма. Сейчас там бродит призрак сепаратизма. Не дожидаясь результатов этого референдума, где шансы у противников и сторонников независимости Шотландии практически равны, британский премьер-министр Дэвид Кэмерон уже предупредил, что победа сторонников независимости поставит под сомнение существование Великобритании как единого государства. Но объективности ради стоит сказать, что британский премьер и первый шотландский министр Алекс Салмонд еще в 2012 подписали соглашение о проведении референдума о независимости Шотландии в 2014. То есть сам факт проведения референдума вряд ли можно назвать для Лондона неожиданным. Сюрпризом является то, что сторонников независимости Шотландии за эти два года стало гораздо больше, чем думали на Downing Street, 10.

В любом случае признание Лондоном права шотландцев высказать свое «за» или «против» жития-бытия в рамках Соединенного Королевства является определенным прогрессом, если вспомнить тот факт, что Северной Ирландии, например, повезло гораздо меньше, так как только в 1998 формально закончился многолетний кровавый конфликт между Ирландской республиканской армией (ИРА) и Британией. Ирония судьбы заключается в том, что за пределами Великобритании Downing Street, 10 сам не раз активно поддерживал сепаратистские настроения, в других регионах мира, часто исходя из своих геополитических соображений, будь то Чечня, Косово или Южный Судан. Более того, сам Дэвид Кэмерон активно шантажировал Брюссель возможным выходом его страны из ЕС, а теперь столкнулся с такой же проблемой на британском заднем дворе. В 2013 он даже заявил о возможности развала Европейского союза, причислив к основным проблемам ЕС, кроме финансово-экономического кризиса, «нежелание общества жить в объединенном пространстве». Похожий тезис используют сторонники независимости Шотландии, которые недовольны экономической политикой Лондона.

Хотя, вне зависимости от результатов этого референдума, Европейский союз уже не будет таким, как прежде. Иллюзия всеобщего братства и единства европейских народов распадается от столкновения с древней тягой многих народов к самоидентификации. Только в этот раз тяга усилена еще и финансово-экономическим кризисом, во время которого всегда начинается поиск «трудяг» и «дармоедов». Поэтому неудивительно, что и перед подготовкой референдума в Шотландии, и в активности каталонцев в Испании, и в деятельности Лиги Севера в Италии, помимо темы национального самоопределения громко звучит и критика неэффективной экономической политики центральных властей. В пользу этого говорит не только рост активности сторонников независимости в тех или иных государствах ЕС, но также повышение популярности многих националистических партий в разных европейских странах, что уже нанесло удар по имиджу толерантной культуры объединенной Европы. Кстати, тот же Алекс Салмонд возглавляет Шотландскую национальную партию (SNP).

От «Республики Техас» до «Республики Приморье»

В любом случае для Казахстана события, которые разворачиваются между Шотландией и Великобританией, а также центробежные процессы в других регионах мира, в том числе на Украине, это хороший повод задуматься о рисках сепаратизма как внутри нашей страны, так у ближайших соседей.

Приднестровье, Нагорный Карабах, Южная Осетия, Абхазия, свежеиспеченные ДНР и ЛНР. Постсоветские территориальные конфликты не только перешли в новое тысячелетие из бурных 90-х, но даже приобрели в последние годы новую динамику, что должно настораживать Астану. Не так давно во время встречи президента РК Нурсултана Назарбаева с премьер-министром Каримом Масимовым правительству была дана установка разработать разные экономические сценарии развития ситуации, чтобы оперативно и, самое главное, эффективно на них реагировать. Такие же сценарии необходимо разрабатывать и с учетом динамичных геополитических изменений на глобальном и субрегиональном уровнях. В конечном счете, как показывает мировая практика, чаще всего сепаратистские настроения усиливаются в том государстве, где происходит постепенное или резкое ослабление центральной власти. Для той же России это было характерно в 90-е, когда ельцинскую фразу: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить» некоторые поняли буквально. Мало кто помнит, но в тот период кроме всем известного российско-чеченского конфликта были и более мирные попытки  создать новые территориальные образования, как, например, Южно-Уральскую республику, Абазинскую республику или республику Приморье. И нет гарантии, что в будущем наш северный сосед вновь не столкнется с проблемой сепаратизма в одной из 22 автономных республик, которые также входят в состав РФ, состоящей из 85 субъектов. Кстати, этот список субъектов в 2014 пополнился Республикой Крым и городом федерального значения Севастополем.

Не менее серьезные проблемы с сепаратистскими настроениями в СУАР, на Тибете или во Внутренней Монголии имеет другой наш сосед – Китай, который так был озабочен этой проблемой, что даже пролоббировал в рамках Шанхайской организации сотрудничества свою известную концепцию трех зол: «терроризм, экстремизм и сепаратизм». Конечно, при сильной центральной власти, которая, к тому же, активно поощряет рост патриотического настроя среди китайцев посредством успешных экономических реформ, угроза развала Китая на куски пока относится к одному из футурологических сценариев. К такому же сценарию относится и гипотетический развал США, где, как это ни странно, действует 13 активных сепаратистских движений, начиная от известной «Республики Техас» до менее известных «Второй республики Вермонт» или «Лиги юга». Но, в конечном счете, развал СССР в том виде как это произошло, не могли предсказать даже известные западные советологи. Возможно, правы те, кто уверен, что процесс интеграции, который сейчас пытаются стимулировать в разных регионах мира, будет сталкиваться с не менее динамичным процессом дезинтеграции даже в рамках тех «цивилизаций», которые имел в виду известный политолог Самюэль Хантингтон.

Иллюзия контроля

Более реальны сепаратистские тренды у наших южных соседей, в государствах Центральной Азии. Восемь анклавов при нерешенных пограничных вопросах и чрезмерном популизме местных политиков – взрывоопасная смесь. Проблема большинства центральноазиатских стран состоит как раз в том, что сила центральной власти здесь довольно относительна. В Таджикистане, например, Душанбе лишь формально контролирует Горно-Бадахшанскую автономную область. В соседнем Кыргызстане многие регионы уже давно напоминают государства в государстве, где главную роль играют не местные органы власти, а криминальные авторитеты, экстремистские организации или неформальные лидеры тех или иных родоплеменных групп. Даже ситуация в более централизованном Узбекистане довольно хрупкая, учитывая, что эта страна (как, впрочем, и Казахстан), скоро будет проходить через опасный период транзита власти, в котором заложен серьезный риск дестабилизации для  всего региона. По крайней мере, появление некоего освободительного движения «Алга Каракалпакстан» уже является тревожным знаком.

Не менее значительную опасность будет представлять попытка некоторых экстремистских и террористических организаций в Центральной Азии и в Афганистане создать независимое территориальное образование по аналогии с деятельностью «Исламского государства Ирака и Леванта» (ИГИЛ), которое пытается сделать это на территории Ирака и Сирии. Кстати, не так давно в Ташкенте уже были попытки пропаганды идей ИГИЛ посредством демонстративного вывешивания флага этой организации накануне празднования дня независимости Узбекистана. Можно согласиться с мнением тех экспертов, которые считают, что существует достаточно большая вероятность, что на территории Афганистана из разношерстной радикальной публики, в первую очередь, состоящий из граждан Центральной Азии, может появиться свой аналог ИГИЛ.

Этот риск еще больше возрастет, если помощь в создании новой структуры окажут граждане стран региона, которые уже прошли боевое крещение в рядах этой организации в Ираке или в Сирии. В таком случае, как отмечают некоторые аналитики, одной из возможных точек удара может стать туркменско-афганская граница, за которой открывается дорога и в западные регионы Казахстана, где в последние годы уже наблюдалась активность джихадистов, в том числе под влиянием радикального подполья Северного Кавказа. При таком сценарии попытка отколоть от страны нефтегазовые месторождения (по аналогии с аналогичной схемой в Ираке) может выглядеть вполне реалистично. В этом случае будет нанесен удар сразу по нескольким целям. Во-первых, это нанесет урон по нефтегазовым интересам Запада в этом регионе. Во-вторых, появится еще один плацдарм для радикалов-суннитов недалеко от шиитского Ирана. В-третьих, увеличатся террористические риски по всему Каспийскому региону, в том числе для России, так как еще больше укрепится прочная террористическая дуга по линии «Северный Кавказ - Западный Казахстан». Кстати, ИГИЛ уже разместила в Сети видеоролик о том, что следующей целью их «освободительной миссии» будет Кавказ.

Экономический сепаратизм

Что касается угрозы сепаратистских настроений в северных регионах Казахстана, о которых местные эксперты все больше стали говорить после заявлений отдельных российских политиков и на фоне украинских событий, то на официальном уровне такой риск не озвучивается, хотя, по косвенным признакам можно понять, что Астану все-таки стал беспокоить этот вопрос. По крайней мере, вряд ли случайным совпадением является то, что параллельно с активизацией военных действий на территории Украины в Казахстане вдруг появилась инициатива ужесточить наказание за призывы к «незаконному, неконституционному изменению территориальной целостности Республики Казахстан». Чуть позже из Акорды появились призывы проводить более гибкую языковую политику, чтобы не повторился украинский сценарий. Вдруг выяснилось, что в стране уже сформировались два вида «сепаратизма»: идейный и информационный, что вносит раскол в обществе. Хотя риск сепаратистских настроений в тех или иных регионах Казахстана в большей степени можно нейтрализовать не столько путем закручивания гаек, сколько посредством эффективной экономической и демографической политики и грамотного распределения миграционных потоков, особенно молодежи, внутри страны (в том числе с участием оралманов). По крайней мере, в августе 2014 руководство Казахстана уже озвучило мнение о том, что государство, в первую очередь, должно помогать тем оралманам, которые приезжают в северные, западные, восточные и в центральные регионы. Постановлением правительства для расселения оралманов определены Акмолинская, Атырауская, Восточно-Казахстанская, Западно-Казахстанская, Костанайская, Павлодарская и Северо-Казахстанская области. Но без повышения экономической привлекательности этих регионов и качества человеческого капитала все эти попытки опять провалятся.

Более грамотным был бы шаг по созданию в северных областях Казахстана не только конкурентоспособного образовательного кластера, который смог бы перетянуть на себя значительный поток казахстанской молодежи, в том числе с юга страны, но и емкого рынка труда, способного «переварить» выпускников. А это требует более эффективной реализации в регионах индустриально-инновационной и агропромышленной программ развития, одним из результатов которых должно быть создание новых рабочих мест. Таким образом, если речь идет о перенаправлении внутренних миграционных потоков на север страны, каждое решение правительства должно иметь мультипликативный эффект, а не напоминать очередной «потемкинский проект». И если по Конституции Казахстан является унитарным государством, то это также предполагает наличие «унитарной экономики», где экономические возможности и успехи распределены равномерно по всей стране, а не сконцентрированы только в нескольких «экономических точках роста», которые больше напоминают экономический сепаратизм.