Нефтяник рассказал Рахиму Ошакбаеву, почему Казахстану не нужен четвёртый НПЗ

38465

Глава Центра прикладных исследований «Талап» в рамках проекта Talap Talks взял интервью у Данияра Тиесова – заместителя председателя правления по переработке и маркетингу нефти АО «НК «КазМунайГаз»

Рахим Ошакбаев
Рахим Ошакбаев

Момент поговорить о том, как устроена казахстанская нефтепереработка, я полагаю, самый уместный - в 2018 завершился этап модернизации всех трёх нефтеперерабатывающих заводов Казахстана. Произошла, по сути, глобальная модернизация всей нефтеперерабатывающей отрасли. Первый вопрос – назовите, пожалуйста, ключевые итоги модернизации отрасли.

– На сегодняшний день технологическая модернизация трёх нефтеперерабатывающих заводов завершена. Мы за этот же период построили ещё одно предприятие – это битумный завод в Актау – Caspi Bitum. То есть на сегодняшний момент у нас четыре завода. Основные итоги: мы увеличили производство нефтепродуктов при том же объёме нефти, который раньше заходил на переработку и сейчас будет заходить на переработку. Стало больше производиться бензина, дизельного топлива, керосина.

На сколько больше?

– По бензину мы увеличиваем производство в два раза. До модернизации и постройки завода мы могли произвести при полной загрузке завода примерно до 3 млн тонн бензина. Сейчас мы можем произвести порядка 5 млн тонн.

Раньше мы производили бензин, который, во-первых, был с низким октановым числом, то есть было большое производство так называемого 76-го бензина, 80-го бензина. Сейчас весь бензин, который выпускается на отечественных нефтеперерабатывающих заводах, он октановым числом 92 и выше, то есть 92-й, 95-й, 98-й. Если будет такая потребность, то мы можем производить и 100-й, и 102-й бензин.

То есть, по сути, отрасль по бензину удвоилась.

– Ещё один из немаловажных итогов – это то, что весь бензин стал соответствовать экологическим классам, так называемым стандартам Евро-4, Евро-5. На территории Таможенного союза эти классы называются К4 и К5. Это значит, что обеспечено производство продукта с низким содержанием серы и вредных канцерогенных веществ. Это благотворно влияет в целом на экологическую обстановку в стране.

А если сравнивать этот бензин с европейским?

– Раньше мы выпускали бензины с содержанием серы 2000 ppm. Это класс Евро-2. По классу Евро-3 - 500 ppm. Сейчас мы выпускаем бензин класса К4, К5. К4 – это 50 ppm, К5 – это 10 ppm. Получается, произошло снижение вредных веществ в 200 раз на единицу продукции.

А в какой момент можно будет сказать, что наш автотранспорт в эти тысячи раз снизил выброс серы?

– Уже можно, потому что законодательно запрещено использование бензинов на территории страны более низких классов, чем К4, К5.

С какого года?

– С 2018 на территории страны официально запрещена реализация бензина ниже, чем класс К4, К5.

Давайте уйдём чуть-чуть в сторону. Мы сталкиваемся с проблемой смога и в Астане, и в Алматы. В Алматы есть расхожая теория, что основные выбросы производит автотранспорт, который сжигает некачественный бензин. Сейчас это уже неактуально?

– Тут уже вопрос не в качестве сжигаемого топлива, а, наверное, в количестве автомобилей.

То есть выхлопы казахстанских автомобилей в 2018 не загрязняют атмосферу больше, чем автомобили, сжигающие топливо в Европе?

– Да.

Данияр Тиесов
Данияр Тиесов

Отлично, по экологии разобрались. По балансу давайте поговорим. Мы с вами записывали интервью в декабре 2017, когда мы столкнулись с дефицитом бензина. Он был связан с тем, что вовремя не импортировали российский бензин. Сейчас подобная ситуация может повториться?

– Нет. На сегодняшний момент мы не только закрываем потребность в бензине, но у нас есть избыточный объём, который может использоваться для экспорта. То есть мы посчитали, что при текущих мощностях, которых имеем, при том росте потребления, который есть в стране, при том запланированном росте ВВП, который будет, при увеличении численности населения, при его благосостоянии, при увеличения численности машин на одну семью, мы закрываем потребности страны без каких-либо дополнительных работ до 2030-х годов.

По авиатопливу тоже профицит?

– У нас авиакеросин производил только один шымкентский завод. На сегодняшний момент возобновлено производство авиакеросина на всех трёх нефтеперерабатывающих заводах. Сегодня мы производим авиакеросина больше, чем потребляет наша авиация, включая гражданскую, транзитную авиацию, военную авиацию, авиацию спецназначения. На сегодня мы закрываем их отечественным продуктом. Плюс у нас есть профицит - ежемесячно порядка 10-15 тыс. тонн.

В среднем у нас страна потребляет в месяц порядка 50 тыс. тонн авиакеросина. На трёх заводах в феврале было произведено 62 тыс. тонн. В марте плановая цифра - 66 тыс. тонн, в январе тоже цифры сопоставимые, то есть мы ежемесячно на 10-15 тыс. тонн производим больше, чем потребляет страна. Сейчас в стране сформирован полуторамесячный запас авиакеросина в аэропортах. Есть достаточные запасы на заводах, при этом заводы продолжают производить продукцию. Сейчас мы поднимаем вопрос о том, чтобы экспортировать авиакеросин в близлежащие страны.

Я правильно понимаю, что сейчас стоит вопрос уже о снятии запрета на экспорт нефтепродуктов?

– Да, этим вопросом уже давно занимается правительство, чтобы мы могли вывозить нефтепродукты за пределы Казахстана и продавать их на внешних рынках. Для этого еще необходимо завершение межгосударственных процедур, в частности с Российской Федерацией, подписание соглашений со стороны Таможенного союза. Сейчас этот процесс находится на стадии завершения, уже более полугода им занимаются. И мы надеемся, что откроется возможность экспортировать нашу продукцию. Ну это уже увеличение нашего обрабатывающего потенциала.

Ну и увеличение прибыли?

– Увеличение прибыли, приход валюты в страну.

Кстати, мы предложили, чтобы во всех областях был организован независимый контроль за качеством нефтепродуктов. Насколько мы знаем, национальная палата «Атамекен» эту инициативу подхватила. Суть вопроса в том, чтобы общественность на местах начала тоже контролировать качество нефтепродуктов. Мы в этом заинтересованы. Во-первых, чтобы не было контрафактной продукции, которая не соответствует качеству. И мы, наоборот, заинтересованы, чтобы на местах был организован такой контроль, чтобы штрафовали недобросовестных продавцов. Потому что мы абсолютно уверены в качестве той продукции, которую производим.

Откуда может идти некачественная продукция? Ведь у нас есть профицит, у нас бензин дешевле.

– Есть несколько источников. Например, на российских заводах не завершена полностью модернизация, и у них есть достаточное количество бензина, который не соответствует стандартам К4 и К5. Этот продукт значительно дешевле. А если продукт дешевле и ты хочешь его продавать по цене К4 и К5, то возникает соблазн такой продукт завозить. Второй источник – я бы предложил присмотреться к мини-НПЗ, которые работают на территории Казахстана.

Много их у нас?

– По официальной статистике около 40. Думаю, там есть продукция, которая на сегодняшний момент не соответствует экологическим стандартам.

Ну и третье – это недобросовестные участники рынка, прежде всего нефтебазы. Потому что есть факты получения дополнительной прибыли за счёт смешивания некачественной продукции с качественной.

Какая доля некачественного продукта сейчас есть на рынке?

– Нам сложно говорить, но мы уверены, что порядка 15% на рынке. Это значит, что, во-первых, недобросовестные участники рынка получают незаконную прибыль. Во-вторых, страдают потребители. Бывают обращения, что в машинах что-то сломалось, особенно в дизельных часто. Третий момент – это экологическая составляющая, нанесение вреда окружающей среде. Поэтому такую работу надо проводить, но её надо проводить на местах, должна участвовать общественность. Надо открывать квалифицированные лаборатории. Кстати, это и рабочие места на местах, и квалификация тоже. Сейчас такой проект, насколько мы понимаем, планирует запустить «Атамекен» с акиматами. Мы за и поддерживаем эти начинания.

Как это будет происходить? Кто будет проводить отборы?

– Мы думаем, что это должны быть сертифицированные лаборатории на местах. Это уже ответственность самих участников процесса. Они должны быть оборудованы определённым видом аппаратуры. Там должны быть лаборанты, которые могут производить отборы, у них должна быть подтверждённая классификация. И акимат должен на местном уровне с маслихатом обсудить вопрос вынесения штрафов за нарушения. Они должны проверять качество той продукции, которая реализовывается на заправках, нефтебазах.

Я думаю, это надо делать не на уровне государственного регулирования. Мы думаем, это нужно отдать на откуп бизнесу на местах. Они разовьют эту компетенцию, и это будет нормальный процесс.

То есть какой-нибудь союз автомобилистов или общество защиты прав потребителей?

– Нет, не надо вывесок. Главное, чтобы сам маслихат принял такое решение на своём уровне и утвердил саму процедуру и штрафы, выбрал уполномоченного агента и провёл его в лабораторию. И эта лаборатория приступила бы к работе, и её результаты были бы подтверждены всеми. Тогда к ней появится доверие. Если появится доверие, то тогда такой бизнес будет легитимным.

Давайте поговорим про цены. Они значительно ниже, чем в России.

– Да у нас цены значительно ниже.

Насколько большая разница?

– До 100 тенге на литр доходит в розницу.

Допустим, 92 стоит у нас…

– ...условно говоря, 148-149 тенге за литр, а в России 220-230, это если в тенге переводить. Разница большая.

Да, разница большая. Наверное, экономически выгоднее вывозить бензин и продавать в России.

– Это вопрос приграничных территорий. У нас таможенных границ нет. Три километра от границы проехал, заехал в Омскую область, там можешь с прибылью продать казахстанский продукт. Этим занимаются даже при наличии крупнейшего Омского нефтеперерабатывающего завода. Вся Омская область сидит на казахском продукте. Аналогичная ситуация и в Кыргызстане.

В октябре - ноябре прошлого года был аномально высокий уровень потребления нефтепродуктов по Казахстану, на 40% выше от стандартных цифр. Эти цифры не подтверждены состоянием экономики. Это - серый вывоз, которым занимаются в приграничных областях.

В России цена выше в том числе потому, что там уровень налогов заметно выше, чем в Казахстане.

– В пять раз.

Сегодня в Казахстане цена в сравнении со всеми странами мира одна из самых низких в мире.

– Да, мы находимся в группе стран с меньшей ценой за бензин.

Но при этом рост цен на бензин, мягко скажем, не вызовет одобрения со стороны населения. Никто этого не поймёт.

– Тут интересная особенность, которую я не совсем понимаю. Когда цена на бензин поднимается на 2-3 тенге, начинается массовый ажиотаж и психоз. А когда существенно растут в цене хлеб, яйца или ещё какие-то продукты, такого нет. Причём психоз начинается с обеих сторон – в правительстве и у народа.

По правительству мы смотрели - есть так называемая формула расчёта инфляции. Нам кажется, что в ней очень высокая роль заложена на сам бензин. Непропорционально высокая, по нашему мнению. Поэтому когда считают коэффициент инфляции, любое незначительное изменение цены на бензин приводит к существенному изменению цифр правительства, и они начинают по этому поводу шуметь. А ещё есть активная часть людей, для кого цена на бензин является источником работы и доходов. Это, прежде всего, таксисты. Те, которые занимаются частным извозом, они очень активно эту тему всегда поднимают. Поэтому, мне кажется, там эмоций тоже достаточно много.

Чудес не бывает: если поддерживать постоянно низкую цену на бензин, значит, кто-то в этой цепочке несёт убыток. Насколько я понимаю, у нас в стране происходит косвенное субсидирование такой низкой цены на нефть через компанию «КазМунайГаз». Я прав?

– Тут надо сравнивать с теми доходами, которые можно получить, продав сырую нефть на экспорт или отправив нефть на переработку внутри страны. Это ключевой момент. Если у нас доход от внутренней нефтепереработки будет ниже, чем от экспорта сырой нефти, то мы никогда не разовьём собственное производство, собственную переработку, собственную нефтехимию. Но сейчас она ниже. Сейчас выгоднее экспортировать сырую нефть, чем перерабатывать на нефтеперерабатывающих заводах. Вот это один из ключевых индикаторов, которым мы должны заняться. То есть наша задача – поднять доходность от внутренней нефтепереработки, чтобы доходы были сопоставимы с экспортом сырой нефти. Если мы этой задачи добьёмся, то тогда перерабатывать на внутреннем рынке будет не хуже, чем экспортировать нефть. А это о чём говорит? О том, что наши заводы будут полностью загружены нефтью. Тогда можно будет развивать производство. Что для этого нужно? Мы не сторонники того, что нужно поднять цену внутри страны и отобрать у населения деньги для повышения доходов нефтяников. Это сейчас непопулярная тема.

На это никто и не пойдёт.

– Есть нормальные вещи. Во-первых, после модернизации мы существенно подняли доходность за счёт улучшения глубины переработки. Во-вторых, надеемся, что будет открыт экспорт. Это позволит нам поднять доходы. Мы считали: на уровне стоимости нефти $70/баррель, при условии открытия экспорта, при условии того, что нефтехимическая продукция будет в полном объёме выпускаться на Атырауском нефтеперерабатывающем заводе, доходность станет сопоставима. А это говорит о том, что текущая цена на нефтепродукты может остаться. Но здесь другой вопрос – это будет не нормально, если такая большая разница с сопредельными странами. Топливо будет вывозиться, поэтому, в принципе, мы думали, что государство может поднять налоги на…

Экспорт?

– Нет, на нефтепродукты, эти же налоги всё равно формируют социальную часть бюджета страны.

Но эти налоги отразятся на увеличении цены для потребителя.

– Это позволит поднять цену и уменьшить скрытый вывоз. Во-вторых, это даст доходы для обеспечения социальных программ в том числе.

Получается, что теоретически можно достичь win-win?

– Мы считали: если поднять налоги и цена бензина поднимется, допустим, на 15-20 тенге, эти 15-20 тенге все будут только налоги. Можно будет собрать порядка 300–400 млрд тенге.

Повысить акцизы на бензин для того, чтобы выравнять наши цены с российскими? И эти дополнительные деньги не давать в качестве прибыли продавцам нефтепродуктов, а изъять их в бюджет?

– На которые можно закрывать социальные вопросы.

Такой вариант рассматривается?

– Нет. Пока нет, потому что очень много эмоций по цене на бензин. Причём я откровенно скажу: эти эмоции завышены.

Думаю, вы согласитесь, что специфика текущего момента в том, что никто не знает, какой триггер может стать источником недовольства.

– В 2019 мы не планируем существенных изменений по цене на внутреннем рынке. Постоянно появляются какие-то мнения экспертов, которые прогнозируют рост цены на бензин. Не будет в этом году существенного повышения, мы не видим оснований для этого. Если экспорт откроют – нет проблем. Потому что открытие экспорта позволит нам загрузить заводы. Сейчас ситуация аномальная: мы недогружаем заводы. Страна переполнена бензином. Поэтому если откроется экспорт, то цену не надо будет повышать.

Наверняка этот вариант уже обсуждается в Министерстве энергетики. Когда вы ожидаете открытия экспорта?

– Не всё зависит от Министерства энергетики. С нашей казахстанской стороны все процедуры завершены и приняты, рассмотрены в парламенте, были подписаны Елбасы. Это соглашение двухстороннее, и мы ожидаем таких процедур от Российской Федерации.

Но российским заводам это невыгодно наверняка.

– Мне в этом плане всё равно до российских заводов.

Но тем не менее они оказывают давление на свои государственные органы. К примеру, в отношении алкогольной продукции они прямыми и косвенными методами ограничивают ввоз.

– Мы же не в колониальном государстве находимся, у нас есть свои интересы и свои возможности. Нам надо реализовывать свои возможности и приносить пользу государству не в ущерб населению. Поэтому надо открывать. Мы сделали модернизацию, вложили большие деньги. У нас есть возможность избыточный продукт поставлять на внешние рынки. Надо это делать.

Данияр Суиншликович, мы много говорили про потенциал развития биржи нефтепродуктов. Что цена должна быть динамичной, что разная себестоимость в разных регионах. Эта идея овладела массами, мы продвинулись в реализации идеи о том, что нефтепродукты будут продаваться через биржу?

– На самом деле это не соответствует на сегодняшний момент ожиданиям населения. Населению нужна стабильная цена, на нижнем пороге. Как в таких условиях объяснить, что нужна биржа, чтобы цена менялась? Честно говоря, я не представляю, как это будет. Поэтому на сегодняшний момент мы этот вопрос с повестки дня сняли.

Вкратце поговорим про финансовую составляющую модернизации. Вложено $6,5 млрд инвестиций за 10 лет. Они будут окупаться?

– Да! Смотрите: у Атырауского НПЗ была задолженность порядка $2,9 млрд. Сегодня долг - $2 млрд. $900 млн мы уже вернули банкам. И эта тенденция будет продолжаться.

А заём чей, откуда деньги?

– Вот, кстати, ещё была иллюзия, что мы брали какие-то государственные деньги. «КазМунайГаз» ни одной копейки государственных денег не взял на модернизацию завода. Мы получили поручение её сделать. Но все деньги брали на коммерческих условиях у банков, на коммерческих рынках. Эти займы мы самостоятельно на сегодняшний момент обслуживаем.

Грубо говоря, эти $6,5 млрд - это чьи деньги?

– А вы знаете, что, если точнее говорить, из 6 миллиардов 13% - это примерно $800 млн - это то, что мы впрямую заплатили разницы по НДС! Это налоговые выплаты, таможенные платежи, пошлины, это налоги на займы, на интересы. Это все напрямую пошло в казну, а не на модернизацию.

Каков источник этих коммерческих денег?

– Порядка $300 млн мы брали у Японского банка международного сотрудничества. И порядка $300 млн мы взяли у Банка развития Казахстана. Остальное – это займы, полученные от китайских государственных банков.

Была использована госгарантия?

– Нет.

И проблем с обслуживанием этих займов нет?

– Есть. Потому что мы получаем доходы в тенге, а рассчитываться нужно в долларах. За этот период, вы сами знаете, были существенные изменения курса тенге. У нас сложности по обслуживанию возникали, но мы справляемся с этими вопросами.

И по четвёртому НПЗ. Ранее были заявления, что он нам нужен. Сейчас, я так понимаю, принято уже окончательное решение, что четвёртый НПЗ не нужен. На основании чего такое решение было принято?

– Чтобы быть объективными, совместно с министерством мы приняли решение пригласить известную иностранную консалтинговую компанию, для того чтобы она сделала независимую оценку рынка, перспектив рынка. И на основе этого сделали свой прогноз, который должен ответить на этот животрепещущий вопрос. Была приглашена компания BCG - Boston Consulting Group. Компания, на которую невозможно давить. С точки зрения технических консультаций была привлечена компания Axens - французская государственная компания, которая специализируется на нефтепереработке и нефтехимии.

Они совместно сделали исследования, и их результаты показали, что на сегодняшний момент четвёртый НПЗ не нужен. Притом что заводы будут загружены и будут развиваться соответствующим образом. Это значит, что будет расти благосостояние, будет расти ВВП, будет расти количество машин в стране.

Рассматривался вопрос различных факторов, различных отраслей, наш транзитный потенциал с учётом развития дорог Западная Европа — Западный Китай, железнодорожный транспорт. И вот к какому выводу они пришли: на текущих мощностях, при полной загрузке заводов бензином и дизельным топливом, незначительный дефицит (это меньше 100 тыс. тонн) будет только в 2032 году. Когда у нас был дефицит, вы знаете, что мы миллион тонн только бензина завозили из России.

По авиакеросину до 2040 года у нас нет необходимости по увеличению мощностей.

С учётом нашего опыта проведения модернизации, с учётом периода строительства, поиска финансирования, определения партнеров - весь этот цикл занимает порядка 7 лет. Соответственно, неправильно говорить, что не надо строить четвёртый НПЗ. Мы говорим, что этот вопрос возникнет не раньше 2025 года.

Это не говорит о том, что четвёртый завод вообще не будет строиться. Просто вопрос можно отложить до 2025 года.

Расскажите, пожалуйста, про новый завод Caspi Bitum.

– Завод построен по программе ГПФИИР и запущен в эксплуатацию в 2014 году, производит высококачественный битум. За четыре года его эксплуатации мы достигли 90% загрузки. Я думаю, что для проектов ГПФИИР это один из наиболее успешных проектов, которые реализованы. Завод на сегодняшний момент перерабатывает порядка 800-900 тыс. тонн нефти. Производит порядка 350-400 тыс. тонн битума с учётом имеющихся у нас мощностей на павлодарском заводе, Алматы и на заводе, который у нас есть в Туркестанской области. Мы на 100% закрываем битумом собственные потребности, поэтому завод работает нормально.

Теперь другой вопрос, что делать дальше? Мы хотим на этом заводе производить высококачественный битум, который можно экспортировать и вывозить. Производство битума носит сезонный характер – до того периода, пока погода позволяет, на дорогах ведётся работа, есть потребность в продукте. Зимой стоим, потому что нет потребности. Если перейти на производство высококачественного продукта, то его можно экспортировать. Экспорт – это добавочная стоимость, это валюта в страну. Это развитие промышленности. То есть наш основной вопрос, основной драйвер - выпускать экспортоориентированную продукцию.

Мы закончили модернизацию по «железу», по технологиям. Сейчас мы находимся в активной фазе по модернизации людей, модернизации бизнес-процессов. То есть современное оборудование и современные технологии требуют квалифицированных специалистов, требуют новых методов менеджмента, новых бизнес-процессов. Здесь мы учимся у западных компаний, перенимаем их методики, их системные вопросы.

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить