Айдан Карибжанов: «Кашаган – это плата за независимость»

Один из пользователей разместил на «стене» аккаунта Айдана Карибжанова в Facebook следующий статус: «Очень часто слышу вопрос: зачем Казахстан продает долю Кашагана китайцам? Я-то примерно понимаю, что да как, но думаю, если вы напишете статью, объясняющую доступным языком, что «мы - не лохи», этот пост будет пользоваться бешеной популярностью и ответит на вопрос, волнующий, как я понял, многих. Пожалуйста, распишите эту сделку, как видите ее лично».

О нефтянке Айдан Карибжанов знает не понаслышке: в 2004 году он работал управляющим директором по экономике и финансам ЗАО «НК «КазМунайГаз». Сегодня Айдан Табониязович выполнил просьбу читателя и разместил на своей странице в соцсети довольно объемный пост под заголовком «Кашаган». Пользуясь разрешением использовать контент с его аккаунта,  данным г-ном Карибжановым сайту Forbes.kz, мы перепечатываем эту статью. Уверены: она будет интересна широкому кругу пользователей.

«Вокруг Кашагана сложилось много ожиданий, и идет много дискуссий. Попробую обрисовать некоторые ключевые моменты этого проекта. Заранее прошу знающих людей за серьезные упрощения. Также очень не хотелось бы наблюдать примитивную лозунговую дискуссию.

Итак, Кашаган - это СРП, соглашение о разделе продукции. Тут требуется важное отступление.

Классический нефтяной проект заключается в следующем. Инвестор получает у государства за большие деньги лицензию на разведку, а если нефть найдена, то, как правило, и лицензию на разработку месторождения. Компания добывает нефть, продает ее, получает прибыль. Платятся различные налоги - на добычу полезных ископаемых (НДПИ), на прибыль, социальные выплаты и т.д. Это - обычный режим функционирования нефтяной компании. Все нефтяные компании в Казахстане работают по такому принципу. Но есть два исключения - это Карачаганак и Кашаган. Режим ТШО назвал бы своеобразным, но это отдельная история.

Эти два проекта - СРП. Как правило, проекты СРП огромны по размерам, требуют гигантских капитальных затрат. В целом в мире наблюдается отход от подобной практики, но, тем не менее, подобных проектов много.

В чем смысл СРП? Инвестор (или группа инвесторов; в нашем случае - консорциум) самостоятельно от начала до конца несет все капитальные и текущие затраты. Все эти затраты подсчитываются и суммируются. Это стоимость проекта. Государство должно внимательно следить за тем, чтобы эти затраты были обоснованы, адекватны поставленным задачам и не завышались.

Теперь месторождение обустроено, началась добыча нефти. Добываемая нефть в натуральном выражении делится между инвестором и государством. Пропорции раздела нефти – и есть предмет переговоров. Условно скажем, что в первые годы 10% идет государству, а 90% - инвестору. Инвестор не платит налогов с этой нефти, он волен вывозить и продавать ее. Постепенно пропорции раздела меняются в пользу государства - 20:80, 40:60, 50:50. Все это время идет подсчет того, на какую сумму инвестор получил нефти. Так продолжается до тех пор, пока инвестор полностью не компенсировал все свои затраты по разработке месторождения. Теоретически считается, что инвестор до этого момента прибыли не получил.

Итак, затраты инвестора компенсированы. С этого момента пропорции раздела еще сильнее меняются в пользу государства - 60:40, 80:20, 90:10. К моменту истощения запасов месторождения государство получает в свое распоряжение всю добываемую нефть. Та нефть, которой инвестор компенсирует свои затраты, называется cost oil, та, которую получает после момента окупаемости, - profit oil. Это теория. Более грамотно и развернуто это описано в многочисленных учебниках и работах.

Вернемся к Кашагану. Каковы ключевые проблемные моменты?

Во-первых, действительно само месторождение - очень тяжелое для разработки, тяжелее, чем в Северном море. Наверное, все осознают, что добыть нефть со дна моря труднее, чем на суше. Обеспечить добычу кашаганской нефти самостоятельно Казахстан не мог в 90-е годы, не может и сейчас. Даже для консорциума ведущих международных компаний - Shell, ExonMobil, Total и других - эта задача с инженерной точки зрения оказалась на грани возможного. Кстати, сейчас этот консорциум называется NCOC - North Caspian Operating Company.

Во-вторых, осуществление проекта потребовало гигантских усилий по развитию инфраструктуры: искусственные острова, бурение в условиях мелководья, замерзание Каспия в зимнее время, обратная закачка газа. Этим объясняется долгий срок строительства и дороговизна проекта. Специалисты считают, что и NCOC допустил ряд инженерных ошибок, которые привели к его удорожанию.

В-третьих, если внимательно посмотреть на механизм СРП, то в нем есть существенный изъян. Если государство плохо контролирует расходы инвестора, то сам инвестор сознательно начинает их раздувать. Увеличение сметы только удлинит тот период, в течение которого доля инвестора в разделе нефти будет велика. Это для инвестора идеальная ситуация - когда в течение всего срока проекта добываемая нефть идет на компенсацию его расходов, а доля государства находится на уровне 10-20%. В конце 1990-х и начале 2000-х государство эти расходы контролировало плохо. В последние годы научилось контролировать лучше, но все равно плохо. В результате смета Кашагана выросла с $30 млрд до $130 млрд, и это не предел. То есть инвесторы вывезут нефти на $100 млрд больше, чем полагали 15 лет назад.

В-четвёртых, есть экологические проблемы, о которых беспокоится общественность. Понятно, что на столь гигантском месторождении экологическая катастрофа приведет к гигантским последствиям.

В-пятых, в 2004-2008 годах КМГ купил 16,81% в проекте. Тут надо понять очень важный аспект. Государство всегда было и есть часть соглашения СРП, ожидающая получить от NCOC свою долю нефти. «Казмунайгаз» стал участником NCOC. То есть государство и КМГ как бы оказались по разные стороны баррикад. Вот эта двойственность многих вводит в заблуждение. Кстати, КМГ купил эту долю у British Gas, которая уже тогда хотела продать ее китайским компаниям.

В-шестых, участие NCOC не только обещает большие прибыли в будущем. Проекту всегда требовались огромные деньги. Участники NCOC делают периодические сash сalls, а проще говоря, "скидываются между собой". То что относительно (очень относительно) для ExonMobil и Shell, зачастую выше «болевого порога» «Казмунайгаза».

В-седьмых, отношения между участниками NCOC напоминают небольшую ООН. Иногда состав участников меняется - в 2004 ушла British Gas, пришел КМГ. Сейчас уходит ConocoPhillips. Уверен, что КМГ не способен сегодня найти $5 млрд самостоятельно. Кредит такого размера разорвет компанию. Единственная возможность - дать деньги из Нацфонда. Но ведь Нацфонд создан для уменьшения зависимости страны от нефтяных рисков? Это уже более широкая дискуссия.

В-восьмых, китайцам нужна наша нефть. Китай великая держава. Преимущество нашей нефти для них - не в желании нашего порабощения. Просто эта нефть транспортируется из Казахстана прямо в Китай, минуя третьи страны. Здесь нет рисков войны в Персидском заливе, чужих флотов и т.д. Это геополитика и «китайская энергетическая безопасность». Проблема Индии - это ее география: между нами горы. Индийцы могут вывезти эту нефть только вместе с западными компаниями. Для нас диверсификация маршрутов транспортировки нефти - жизненная необходимость. Без Китая единственный маршрут для кашаганской нефти – трубопровод Баку-Тбилиси-Джейхан.

Все эти проблемы еще глубже и труднее. Допущенные ошибки огромны. Противоречия в позициях разных сторон кажутся неразрешимыми. Но надо помнить и о другом. Во многом Кашаган - это плата за независимость. Наша позиция требует улучшения и усиления. Но это плата. А еще то, что с выходом проекта на полную мощность добыча нефти в стране удвоится. Казахстан войдет в ТОП-5 нефтедобывающих стран в мире.

That's all I can say about Kashagan. Кстати, вы знаете, что Кашаган - это имя поэта?»