Богаче не стали: что произошло с экономикой Казахстана за 30 лет

25734

Нынешняя модель экономической политики проводится все последние 30 лет. Результаты оцениваются по-разному

Иллюстрация: © Depositphotos/nuvolanevicata

С одной стороны, показатели ВВП и ВВП на душу населения в долларовом выражении за эти 30 лет выросли примерно в 30 раз. С другой стороны, рост ВВП не привёл к ощутимому росту среднего уровня жизни. Одним из самых простых и лучших показателей благосостояния граждан страны является доля расходов на еду в месячных расходах средней семьи. В Казахстане, по данным официальной статистики, эта доля составляет 52%. По этому показателю мы становимся всё дальше от развитых государств, где эта цифра не превышает 10-15%, и уже вышли на уровень таких стран, как Камерун, Уганда, Ангола и Пакистан. Какая оценка проводимой экономической политики при таких противоречивых результатах будет верной? Тут уместно вспомнить, что назначением и единственной целью государственной экономической политики всегда и везде является стабильный рост благосостояния граждан страны. Других целей у неё просто нет и быть не может. Экономический рост, низкая инфляция и безработица — всё это только инструменты для обеспечения роста среднего уровня жизни. Поэтому отсутствие значимых результатов в росте благосостояния граждан означает, что нынешняя модель экономической политики фактически не работает. Вот почему встал вопрос о необходимости перехода к новой модели.

Фундаментом для новой экономической политики должно стать ясное понимание причин неэффективности нынешней. Почему она не обеспечивает стабильный рост среднего уровня жизни? Анализ показывает, что главная причина состоит в ошибочной стратегии. С начала 1990-х годов и до сих пор стратегия нашей экономической политики заключается в том, что главное — это обеспечить как можно более высокие темпы экономического роста, а уже с ростом экономики будут расти и занятость, и благосостояние граждан. Поэтому темпы роста ВВП давно уже стали для разных составов правительств главной целью и главным критерием оценки экономической политики. В какой-то период эта стратегия действительно давала результаты. Рост ВВП с начала 2000-х и примерно до 2013 года сопровождался ростом среднего уровня жизни. Однако последние лет 10 эта стратегия явно не работает. ВВП продолжает расти, но, несмотря на это, средний уровень жизни неуклонно снижается. Ясно, что экономический рост уже не обеспечивает ни массового создания новых рабочих мест, ни роста реальных доходов населения. В этой ситуации нужно бы перейти уже к другим методам. Тем не менее экономическая политика по-прежнему зациклена на темпах роста ВВП. Отчасти это можно объяснить относительной простотой реализации этой модели. Отчасти тем, что такова на сегодня общепризнанная международная теория и практика.

Когда у нас в 1990-х годах формировалась нынешняя модель экономической политики, за основу были взяты международные стандарты в этой сфере. Таргетирование темпов экономического роста тогда и сейчас является общепринятой моделью экономической политики. В основе этого стандартного подхода лежит теоретический постулат о том, что рост ВВП всегда сопровождается ростом занятости и среднего уровня жизни. Так обычно на практике и происходит. К примеру, за последние 40-50 лет рост ВВП в десятки раз в Южной Корее, Сингапуре и Китае действительно приблизил или даже довёл средний уровень благосостояния граждан в этих странах к стандартам развитых стран. Однако на своём примере мы видим, что 30-кратный рост ВВП за последние 30 лет не привёл к заметному росту уровня жизни основной части населения страны. То есть у нас теория явно не подтверждается практикой. Чем это объясняется?

Ответ на этот вопрос заключается в сырьевой структуре нашей экономики. Анализ показывает, что прямая связь между ростом ВВП и средним уровнем жизни есть только в диверсифицированных экономиках. Там и экономический рост, и занятость равномерно обеспечивается широким спектром отраслей. Такими экономиками являются те же Китай, Южная Корея и Сингапур. Такими являются и экономики всех развитых стран, где и разрабатывалась современная экономическая теория. В казахстанской же экономике такой диверсификации нет. Что бы ни говорили, в ней сырьевой сектор играет доминирующую роль в генерировании экономического роста. Не случайно все прогнозы динамики ВВП у нас строятся в прямой зависимости от различных сценариев будущих цен на нефть. Вклад же несырьевого сектора в рост ВВП гораздо скромнее. За последние 30 лет часто бывали периоды, когда на фоне роста объемов добычи и высоких мировых цен на нефть ВВП быстро рос даже на фоне сокращения объёмов производства в обрабатывающей промышленности и сельском хозяйстве.

В то же время в обеспечении занятости населения роли сырьевого и несырьевого секторов у нас прямо противоположны. Сырьевой сектор по своей природе не является трудоёмким. Во всей горнодобывающей промышленности страны создано всего 3,1% от всех рабочих мест. При этом более 90% рабочих мест приходится на сектор услуг, обрабатывающую промышленность и сельское хозяйство. Таким образом, структурная особенность казахстанской экономики такова, что динамика ВВП зависит прежде всего от сырьевого сектора, а занятость и вместе с ней средний уровень жизни — от остальных секторов. Если учитывать этот нюанс, тогда становится понятным, почему в нашей экономике динамика ВВП и динамика среднего уровня жизни могут меняться в разных направлениях.

Что происходило в казахстанской экономике в последние 30 лет? Благодаря многократному росту объёмов добычи и росту мировых цен доходы от экспорта сырья выросли в десятки раз. Это не создало большого количества новых рабочих мест в горнодобывающей промышленности, но обеспечило львиный вклад в тот самый 30-кратный рост объёма долларового ВВП. С другой стороны, произошедший за этот период упадок в обрабатывающей промышленности и в сельском хозяйстве никак не помешал этому 30-кратному росту ВВП, но зато привёл к резкому сокращению количества рабочих мест в экономике и, соответственно, падению уровня жизни миллионов граждан.

Если в 1991 году в обрабатывающей промышленности и в сельском хозяйстве было около 3,3 млн оплачиваемых рабочих мест, то к 2022 году это количество сократилось до 1,0 млн (без учета самозанятых в личных подсобных хозяйствах). И хотя за эти же 30 лет количество рабочих мест в сфере услуг и государственном секторе выросло на 2,1 млн (с 4,4 до 6,5 млн), этого оказалось явно недостаточно для обеспечения полной занятости и стабильного роста среднего уровня жизни.

Во-первых, почти весь прирост рабочих мест в секторе услуг был поглощён приростом трудоспособного населения, который за 30 лет составил 1,6 млн человек. Во-вторых, сектор услуг развивался в основном в городах. Соответственно, в сельской местности, где проживало около половины населения страны, упадок аграрного производства не был компенсирован почти ничем. Отсюда хронически высокая сельская безработица и низкий уровень жизни. При этом высокие темпы роста ВВП, генерируемые сырьевым сектором и сферой услуг, никак не отражались на уровне доходов и занятости сельского населения.

В-третьих, изменение структуры рабочих мест от обрабатывающей промышленности и товарного сельского хозяйства в пользу сектора услуг и личных подсобных хозяйств заметно снизило средний уровень производительности труда по экономике.

Средняя производительность труда в сфере услуг (6,8 млн тенге в 2021 году) гораздо ниже, чем в той же обрабатывающей промышленности (19,5 млн тенге). Соответственно, гораздо ниже здесь и средний уровень оплаты труда. Ситуацию с оплатой труда в сервисном секторе усугубляет явный переизбыток рабочей силы. Из-за резкого сокращения количества рабочих мест в обрабатывающей промышленности и в сельском хозяйстве слишком большая доля трудовых ресурсов в поисках работы сгрудилась в секторе услуг. В результате зачастую на каждое рабочее место здесь претендует несколько человек. Поэтому в большинстве массовых профессий установились крайне низкие заработные платы. Они мало реагируют на рост стоимости жизни и их реальная покупательная способность неуклонно снижается.

Вот почему в последние 30 лет показатель ВВП в казахстанской экономике развивался по одной траектории, а занятость и связанный с ней средний уровень жизни — по совершенно другой. В этих условиях проведение стандартной модели экономической политики, зацикленной на темпах роста ВВП, было ошибкой. Главное внимание было приковано к темпам экономического роста. Планы по темпам роста ВВП высчитывались и утверждались до десятых долей процента. Затем каждый месяц, квартал и год цифры достигнутых темпов экономического роста занимали главное место при оценке итогов социально-экономического развития страны или регионов.

Благодаря сырьевому сектору ВВП довольно быстро рос, и на одном этом основании проводимая экономическая политика год за годом признавалась в целом успешной. При этом по умолчанию предполагалось, что вместе с экономическим ростом автоматически росли и занятость, и средний уровень жизни. Планированию и отслеживанию ситуации в этих сферах отводилось крайне мало внимания. К примеру, официальная статистика безработицы благодаря различным методологическим лазейкам давно уже не отражает реальное положение дел. Тем не менее проводимая экономическая политика опирается именно на эти данные.

Показательно также, что даже фиксируемое статистикой постепенное скатывание коэффициента Энгеля (доля расходов на еду в ежемесячных расходах семей) до уровня бедных африканских стран все эти годы не играло практически никакой роли при оценке результатов экономической политики (в отличие от того же Китая, где коэффициент Энгеля считается одним из основных индикаторов на пути реализации стратегии построения среднезажиточного общества). Между тем значение и динамика этого коэффициента в Казахстане давно уже сигнализирует о критическом положении с уровнем жизни.

Продолжение следует.

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить