Франция в развороте к стартапам и предпринимательству

13291

Возьмите президента-центриста с широкими полномочиями и опытом работы в частных компаниях, добавьте к нему миллиардера из сектора IT с лучшим в мире инкубатором, и у вас получится проект с невероятным потенциалом. Смогут ли они вместе превратить вечно плетущуюся в хвосте компьютерных технологий Европу в кузницу прорывных технологий, создающую рабочие места и сокращающую налоговую нагрузку?

Станция «F» в Париже
Фото: Левон Бисс для Forbes
Станция «F» в Париже

Крупнейший в мире инкубатор стартапов находится внутри здания со столетней историей, где когда-то размещалась товарная станция. На 34 тыс. кв. м расположились 3 тыс. начинающих предпринимателей. Более 30 венчурных фондов, от Accel Partners до Index Ventures, платят членские взносы в размере $6100 в год за возможность заключать сделки с участниками инкубатора. Здесь Facebook и Microsoft тестируют компании, которые собираются купить, а Amazon и Google ищут новых сотрудников.

Если пройтись по зданию, то перед вами предстанут $20-миллионная инсталляция Джеффа Кунса, парящие в воздухе переговорные кубы и затемнённая «зона для релаксации», где уставшие программисты могут отдохнуть, предварительно разувшись.

- Иногда люди здесь спят, – говорит Роксана Варза, уроженка Калифорнии, которая управляет инкубатором. Она отдергивает занавеску, и мы видим молодую девушку, которая именно этим и занимается.

Но больше всего в этом комплексе впечатляет подземное пространство, известное как cтанция F. F означает «Франция», проект расположен в Париже, столице страны, известной не только своими достопримечательностями и кухней, но и постоянными забастовками, рабочей неделей не более 35 часов и дорогостоящей рабочей силой. Во Франции налог с заработной платы составляет 42%, а законы о труде настолько сложны, что в трудовом кодексе не менее 3000 страниц. В истории Запада не найдется другой такой демократии, которая была бы менее благосклонна к предпринимательству и экономическому росту.

Станция F, открывшаяся год назад и до сих пор пахнущая словно новый автомобиль, призвана изменить эту историю.

- В последние 30 или 40 лет во Франции любые перемены встречают в штыки, – говорит президент страны Эммануэль Макрон в эксклюзивном интервью Forbes.

Мир стал серьезнее относиться к планам Франции в прошлом году, когда 39-летний Макрон стал самым молодым президентом в истории страны. Но его возраст не так важен, как его опыт. До того как прийти в политику, Макрон проработал более трех лет инвестиционным банкиром в Rothschild и пытался развивать стартап в сфере образования. Политики во Франции, от Ширака до Олланда, много лет говорили о реформах, но в конечном итоге оказывались под влиянием не желающих перемен пенсионеров и близоруких профсоюзов. Макрон это понимает и настроен очень решительно.

- Может быть, кто-то будет бастовать на протяжении недель или месяцев, – говорит Макрон. – Но я не откажусь от этой реформы и запланированных масштабов, потому что другого выбора нет.

Он принял несколько указов, чтобы протолкнуть новые законы о труде, благодаря которым компаниям будет легче нанимать и увольнять сотрудников. Чтобы добавить немного мёда в горькое лекарство, он также выделил $18 млрд на развитие программ профессиональной переподготовки в течение следующих пяти лет, включая вызвавшее много споров продление страхования по безработице для самозанятых и владельцев малого бизнеса, которых во Франции всё больше. Он сокращает налоги на роскошь, прирост капитала и компенсацию работникам.

Как далеко Макрон готов зайти? Он рассказывает Forbes, что в следующем году намерен положить конец печально известному 30%-ному налогу «на выход», который приходится платить предпринимателям, если они продают бизнес во Франции. Этот налог демотивирует иностранцев, думающих о том, чтобы начать бизнес в стране, и подталкивает граждан Франции к тому, чтобы заниматься бизнесом в других странах. Подход Макрона прямо противоположен усилиям Трампа, который активно угрожает американским компаниям, расширяющим бизнес за рубежом, и обещает субсидии тем, кто остаётся.

- Люди должны свободно выбирать, куда им инвестировать, – говорит Макрон. – Когда вы собираетесь жениться, то не станете говорить своему партнёру: «Если мы поженимся, ты не сможешь со мной развестись». Я не уверен, что это лучший способ обращаться с любимым человеком. Я за то, чтобы у каждого была свобода вступать в брак и разводиться.

Просветление пришло как нельзя кстати. С точки зрения демографии Франция уже в этом поколении опередит Германию как самая населённая страна. Это будет хорошо образованное население страны, в которой находятся одни из самых лучших университетов континента и множество элитных технических школ.

- Франция в очень хорошем положении для дальнейшего роста, – говорит Джонас Прайзинг, директор Manpower Group.

Тем более что её конкуренты двигаются в обратном направлении: Британия на пути к Brexit продолжает усиленно копать себе самую глубокую яму в истории современной экономики. И хотя Трамп разглагольствует о сильной экономике США, его протекционистская политика имеет больше общего со Смутом и Хоули, чем с Рейганом и Клинтоном.

На макроэкономическом уровне изменения уже заметны. Как только в январе реформы Макрона были приняты, французские ретейлер Carrefour и автопроизводитель Groupe PSA объявили о сокращении 4600 рабочих мест. Естественно, последовали забастовки. Но в тот же период, по словам экономических советников Макрона, иностранные компании объявили о $12,2 млрд новых инвестиций во Франции. Disney забюджетировал $2,4 млрд на расширение Диснейленда в Париже. Немецкая SAP вкладывает $2,4 млрд в исследовательские центры и акселераторы стартапов. Facebook и Google нанимают 150 новых специалистов по искусственному разуму, которые будут работать в столице Франции.

Для стартапов условия тоже улучшаются. В то время как неоп­ределённость вокруг Brexit подрывает авторитет Лондона как столицы венчурного финансирования, во Франции фонды растут. По последним данным исследовательской компании Dealroom, в прошлом году Франция впервые заняла первую строчку в списке европейских стран, привлекающих больше всего венчурного финансирования. В январе на выставке Consumer Electronics Show в Лас-Вегасе французские стартапы были представлены лучше всех других стран, за исключением американских, которых было лишь на шесть больше.

Фото: архив пресс-службы

Важно всё это видеть в перспективе. В 2017 во Франции было только три стартапа, оценённых более чем в $1 млрд. В Великобритании таких единорогов 22, в США – 205. Складывающуюся десятилетиями культуру антипредпринимательства нельзя развернуть в одночасье. Но все необходимые элементы для изменений уже есть.

- Страны, которые мы привыкли считать медленными, теперь двигаются в 10 раз быстрее, чем мы, – говорит Джон Чамберс, бывший директор Cisco, который до того, как уйти со своего поста, протолкнул инвестиции во французские стартапы в объёме $200 млн.

Он добавляет, что во Франции теперь есть «правильный лидер в правильное время». Лондонский инвестор Сол Кляйн, недавно поддержавший экспансию британского стартапа Deliveroo на зарождающийся французский рынок, отмечает, что его офис находится в двух шагах от станции скоростного поезда до Парижа: «Туда доехать быстрее, чем до Эдинбурга или Дублина».

В эпоху технологического развития Франция потеряла несколько поколений. Пока Гейтс, Джобс и Эллисон прокладывали дорогу Маску, Безосу и Цукербергу, лучшие предприниматели Франции, оценив свои возможности в родной стране, покупали билет в Калифорнию, чтобы работать на американцев. В Кремниевой долине работает порядка 60 тыс. граждан Франции – больше, чем выходцев из Британии, Германии или любой другой европейской страны.

Есть только одно заметное исключение: Хавье Ниел, занимающий восьмое место в рейтинге богатейших людей Франции с состоянием $8,1 млрд. Всего в стране 40 миллиардеров, и их состояния обычно проистекают из двух источников: люксовые товары/ретейл или наследство (для многих и то и другое). Ниел – единственный, кто сделал состояние на интернет-технологиях. Так как речь идет о Франции, то к технологиям он подошёл с точки зрения любви. Или порно. Франция одной из первых внедрила в 80-х предшествующую интернету сеть, которую продвигала телеком-монополия. 17-летний хакер Ниел подделал подпись своего отца, чтобы установить в доме вторую телефонную линию, а потом разработал чат, где люди могли анонимно разговаривать на связанные с сексом темы. В 24 года он продал свою интернет-компанию за более чем $300 тыс. А в 1994, когда стала появляться Всемирная сеть, запустил Worldnet – первую во Франции сеть интернета для общего пользования. Он раздавал миллионы устройств для подключения к интернету, как в США это делал Стив Кейс из AOL. Как и в случае Кейса, он сумел выбрать самое подходящее время: Ниел продал Worldnet за более чем $50 млн в 2000-м, незадолго до того, как лопнул пузырь доткомов.

В Кремниевой долине он уже был бы легендой, но во Франции его происхождение (выходец из среднего класса) и недостаток образования не позволяли ему войти в ряды бизнес-элиты.

- Во Франции не очень любят предпринимателей, – говорит Луи Ле Мер, основатель конференции LeWeb, основавший несколько технологических компаний во Франции, прежде чем бежать в Кремниевую долину. – Если вы добивались успеха, то ему никто не радовался. Скорее на вас смотрели как на проблему.

Ниела называли порнократом, а топ-менеджеры других компаний не хотели, чтобы их видели вместе на публике. Ниел не любит об этом распространяться.

- Я не помню плохого, – говорит он о том периоде.

Со временем Ниел заработал миллиарды на телекоммуникационной компании Iliad, которая благодаря низким ценам за последние 10 лет заняла заметное место в мобильной индустрии страны.

Теперь он фантастически богат. В 2013-м получил $400 млн от продажи 3% акций Iliad и задался целью вырастить во Франции больше таких предпринимателей, как сам. Если реальные перемены во Франции невозможны без политического лидерства, то и государственная политика не может состояться без поддержки со стороны частного сектора. В лице Ниела Макрон нашел настоящего партнёра. Первый крупный вклад Ниела - $57 млн на создание в Париже бесплатной школы программирования «42», где могут обучаться 3500 студентов, 40% из которых не получили среднего образования.

-«42» – один из самых впечатляющих проектов, которые я когда-либо видел, – говорит Фил Либин, сооснователь приложения Evernote.

В 2016-м после успеха «42» (названной в честь шутки Дугласа Адамса о том, что «ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого – это 42») Ниел открыл филиал школы во Фримонте, неподалеку от Сан-Франциско.

После этого он основал Kima Ventures для финансирования стартапов, в первую очередь во Франции. Для управления фондом пригласил бывшего консультанта по слияниям и поглощениям Жана де Ла Рошеброшара. Тот предложил инвестировать больше денег в меньшее количество компаний и вдвое увеличить финансирование наиболее успешных. Ниел сразу отказался: «Мне не нужно больше денег. Я занимаюсь финансированием, потому что это интересно, полезно и никто больше этого не делает». Kima теперь позиционирует себя как самый активный фонд посевных инвестиций в мире. В активах фонда 518 проектов за последние восемь лет, по данным Pitchbook. Де Ла Рошеброшар говорит, что встречается с Ниелем лишь пару раз в год, но они постоянно держат связь. Иногда он предлагает своим студентам в бизнес-школе написать Ниелу и посмотреть, отзовётся ли тот в течение двух часов.

- Он каждый раз отвечает, – говорит де Ла Рошеброшар.

Сама идея инвестиций в сотни французских проектов когда-то казалась абсурдной в стране с таким количеством протекционистских законов, принятых в интересах тех, кто не слишком заинтересован в работе. Снять в аренду квартиру в Париже очень сложно, если у вас нет одного из таких желанных бессрочных трудовых договоров, поэтому предприниматели и сотрудники стартапов часто обнаруживают, что арендодатели отдают предпочтение другим кандидатам. Сотрудник может предупредить работодателя о своем уходе за два месяца, и тот обязан выдержать этот срок. За несколько месяцев до инаугурации Макрона Франция приняла закон, дающий работникам право игнорировать письма, отправленные работодателем в нерабочее время.

Фото: VINCENT ISORE/IP3/GETTY IMAGES

Кроме того, не существовало единого центра, поощрявшего предпринимательство. Ближе всего к этому подошел квартал Сантье в Париже, известный также как модный квартал. Здесь можно было снять недвижимость на короткий срок. Но на старых узких улочках было больше романтики, чем делового духа.

Именно об этом думал Ниел, когда познакомился с Роксаной Варза, которая управляла программой Bizpark для Microsoft во Франции. В июле 2013-го он написал ей письмо и попросил отобрать проекты лучших в мире мест для работы стартапов. Варза прислала ему фотографии и заметки, а Ниел отослал их своему архитектору Жану-Мишелю Вилмотту, распорядившись взять все самое лучшее.

Ниел стал единственным инвестором проекта. Он вложил более $300 млн в строительство станции F и трёх близлежащих жилых домов, где могут жить 600 предпринимателей. По его словам, «ещё пара сотен миллионов» уйдет на строительство пятизвездочного и бюджетного отелей рядом с комплексом.

- Для меня это чистая благотворительность, – говорит Ниел, стоя рядом с разноцветной работой Кунса, которую резиденты инкубатора окрестили «помётом единорога», и показывает на нее: – А это был подарок.

Чтобы получить возможность работать в станции F, стартапу нужно быть принятым в одну из 32 тематических программ: Microsoft отбирает 10 стартапов в сфере ИИ (искусственный интеллект), Facebook берёт 15 проектов, занимающихся управлением данными, и т. д. 

- Они получают доступ к стартапу, а мы – к их данным, – говорит Жан Шарль Самуэлян, предприниматель, занимающийся онлайн-страхованием.

Он превратил программу поддержки Facebook в $28-миллионный раунд в апреле этого года. В прошлом году на 200 мест в программах станции F поступило 4000 заявок из 50 стран.

В дополнение к стартапам в инкубаторе располагаются инвесторы и представительства сервисных компаний, предлагающих любые услуги, от логистики до 3D-печати. Госорганы Франции открыли здесь что-то вроде консьерж-центра, где предприниматели могут оформить документы и подать налоговые декларации через одно окно.

- Это как окно быстрого обслуживания в Макдоналдсе, – поясняет Тони Фаделл, легендарный менеджер Apple, который участвовал в разработке iPod.

Уйдя из Apple, Фаделл основал и затем продал (за $3,2 млрд) компанию по производству термостатов Nest, а в 2016 переехал вместе с семьёй в Париж. Он являет собой новый для Франции тип экспата: проводит всё своё время в станции F, инвестирует в стартапы и не стесняется того, что не знает французского. Либин из Evernote тоже решил разместить свою европейскую стартап-студию в станции F: «Там особая атмосфера, которая привлекает по-настоящему выдающихся людей».

В день открытия станции F среди фотовспышек и шума Эммануэль Макрон, одетый в тёмный костюм, завел разговор с Антуаном Мартином, одним из самых молодых и успешных французских предпринимателей, который незадолго до этого продал разработанный им трекер местонахождения Zenly компании Snap за $213 млн. Макрон спросил, как у него это получилось. Мартин объяснил, что это было нелегко. В определённый момент пришлось развернуть весь бизнес.

- Развернуть? – переспросил президент.

Ниел, стоявший неподалеку, сразу вмешался, чтобы объяснить, что слово «разворот», на французском обозначающее только физическое действие, в применении к старт­апам означает изменение бизнес-стратегии. Через полчаса, когда Макрон поднялся на подиум, чтобы выступить перед сотнями основателей стартапов и программистов, он рассказал о том, как за три года до этого пообещал своей жене, что станет предпринимателем. Но история распорядилась иначе.

- Я пошел на разворот своей бизнес-модели, – сказал президент под аплодисменты.

Макрон явно схватывает на лету. И он действительно знает, как сделать разворот, что дает ему шанс добиться успеха там, где не получилось у его предшественников. Сын врачей и выпускник самых престижных учебных заведений Франции, он обладает именно тем авторитетом у французского истеблишмента, которого не хватает Ниелу. В начале своей карьеры Макрон работал ассистентом у Поля Рикера, французского философа, который всю свою жизнь занимается поиском баланса между противоположными точками зрения. Макрон взял его идеи на вооружение. Сначала он работал банкиром в Rothschild, где за три года получил более $3 млн, когда консультировал швейцарскую Nestlé в ходе сделки по покупке брендов детского питания у Pfizer за $11,8 млрд, обойдя в ходе переговоров французский Danone. А потом вошел в ключевую команду социалистического правительства под руководством Франсуа Олланда.

Сначала был заместителем руководителя администрации, но в августе 2014 был назначен министром экономики, в обязанности которого входило принятие ранних версий тех реформ, которые он сейчас проводит. Параллельно с этим Макрон работал над идеями для собственного стартапа в сфере образования.

- Я думаю, что достаточно хорошо понимаю предпринимателей и тех, кто идет на риск, – говорит президент.

Макрон использует свой опыт весьма эффективно. 

- Он задавал много вопросов о причинах успеха Кремниевой долины, – говорит Чамберс, вспоминая званый обед в Пало-Альто, на который он пригласил Макрона и других основателей французских стартапов. – Впитывал все, как губка.

Фото: архив пресс-службы

Макрон основал политическую партию En Marche, чтобы найти решения для проблем, которые мешали Франции двигаться вперед. Он быстро обнаружил, что его мнение популярно. Его центристская платформа мобилизовала больше людей, чем левые партии и позволила ему, в частности, продвигать реформу в сфере занятости, одновременно субсидируя тех, кто уязвим. При этом, так как Макрон и его парламентское большинство будут у власти до 2022 года, он может принимать долгосрочные решения, как это делают пожизненные президенты вроде Си Цзиньпиня в Китае или Путина в России. Только решения Макрона будут основаны на идеях демократии и свободного рынка в лучших традициях западных капиталистов.

Именно приверженность капитализму, как это стало очевидно из его недавнего визита в Вашингтон, позволила ему сблизиться с Трампом.

- Я хорошо понимаю людей его типа, – говорит Макрон. – Если воспринимать Трампа как дельца, то видно, что он всегда ведёт себя очень последовательно. Поэтому он мне нравится.

Но при всём этом их опыт в бизнесе очень различается. Трамп к своим сделкам с недвижимостью всегда подходил с позиции «я выиграл, вы проиграли». А Макрону в банковской сфере нужно было учиться выстраивать коалиции.

- Мы разные в том, что касается философских взглядов и отношения к глобализации, – говорит Макрон. И он использует эти различия в свою пользу. Когда Трамп в этом году стал отказываться от проектов, направленных на развитие возобновляемых источников энергии, Макрон публично выразил своё неодобрение и пригласил учёных и бизнесменов, работающих в этом секторе США, перебраться во Францию. С намёком на предвыборный слоган Трампа он призвал их «сделать нашу планету великой снова». Франция получила 1822 заявки на гранты, и две трети из них поступили из США.

- Если в стране нет ясной стратегии в отношении изменения климата, то для многих стартапов это красный флаг, – говорит Макрон, который так же беззастенчиво заманивает британские финансовые компании. В этих двух сферах Франция планирует активное наступление.

Если считать станцию F местом, где возрождается французское предпринимательство, то здесь можно также найти признаки грядущих сложностей, с которыми придется столкнуться.

- Если прий­ти сюда вечером, то в семь часов уже все собираются на выход, – говорит Карен Ко, которая приехала в Париж для обучения по программе MBA, а сейчас работает в гигантском инкубаторе Ниела, где помогает управлять старт­апом в сфере аналитики для домов престарелых. – К восьми здесь пус­тыня.

Давид Шермон из Inbound Capital в Париже является одним из немногих стартап-консультантов, кто открыто говорит: «Нужно избавляться от иллюзий по поводу стартапов. Это очень тяжелый труд. Вы встаёте и ложитесь с мыслями о работе».

Спросите любого, кто работает во французском стартапе: от укоренившихся в культуре и управлении привычек тяжело избавляться. Антон Сулье основал компанию Mission Food в Париже в прошлом году, и дела шли отлично. Но потом ему выставили счёт. Оказалось, что его стартап по доставке еды должен заплатить государству $2000 налоговых отчислений за наёмных работников, хотя он ещё не принял на работу ни одного сотрудника. «Это безумие», – говорит Сулье. Во Франции де-факто существует юридический налог, потому что каждому стартапу нужен юрист, который возьмет не менее $30 тыс. в год за то, чтобы разбираться в доисторическом законодательстве. Когда новые компании начинают принимать в штат сотрудников, им приходится выплачивать сумму, равную их зарплате, в счёт различных обязательных платежей. И сначала попробуйте разобраться в зарплатных начислениях, где более 20 строк с разными цифрами.

Макрон говорит, что над этим работает: «Мы фактически отменяем множество мелких налогов, которые приходится платить основателям стартапов». Но некоторые предприниматели настроены скептически и не верят, что настоящие изменения произойдут. Реформы Макрона не помогли MissionFood, говорит Сулье, отмечая, что некоторые из изменений в трудовом законодательстве, внесённые в 2002, только сейчас, через 15 лет, вступают в силу. Предыдущие правительства во Франции были печально известны тем, что всегда принимали сторону традиционных отраслей, например таксистов, и отвергали новые модели бизнеса, такие как каршеринг.

- Я хочу, чтобы эта страна была открыта прорывным технологиям и новым моделям, – говорит Макрон, добавляя, что нужно искать компромиссы. – Стартапы создают некоторые проблемы для больших компаний вроде электроэнергетической EDF. Но я сказал EDF: «Вам нужно инвестировать в эти стартапы. Возможно, они станут менять ваш бизнес, поэтому вам лучше быть партнёрами».

Это неплохая идея, но правительству сложно диктовать стратегию бывшим монополиям.

- Макрон не переходит от слов к делу, – разочарованно говорит Ян Хаскоа – основатель Chauffeur Privé, конкурирующей с Uber. В 2017 его стартап лишился почти трети из своих 15 тыс. водителей, когда регулирующие органы ввели требование о прохождении сложного экзамена на теорию вождения, явно направленное на защиту интересов профессиональных таксистов, которые протестовали на улицах Парижа.

Перед президентом стоят проблемы и покрупнее: ему нужно заручиться поддержкой своего правительства и склонить на свою сторону тех, кто выступает в защиту сложившегося порядка вещей. Циник Ниел, который говорит, что не голосовал даже за Макрона, считает, что инициаторами настоящих реформ будут предприниматели.

Но для реформ нужно много шума, а французские предприниматели шуметь не любят. Ведь к большим деньгам здесь до сих пор относятся с неприязнью, говорит Мартин из Zenly. Он и ещё один сооснователь стараются «держаться в тени», после того как их бизнес купил Snap. Кроме того, в последние три года GoPro приобрела основанный Николасом Стигманом стартап Stupeflix; Microsoft-Sunrise у Пьера Валада, а Жан-Даниэль Гийо продал Captain Train компании Trainline. Их имена не известны широкой публике, замечает Мартин. Между тем все они продали свои компании за девятизначные суммы.

Иностранцы не так негативно относятся к тому, чтобы быть в центре внимания. И они считают, что прогресс все-таки наблюдается.

- Здесь есть определенная степень неформальности, – говорит Ко, присаживаясь на ярко-зеленую скамью в центре станции F. – Здесь все очень не по-французски. Можно повсюду ходить. Можно представиться и начать разговор. Мне это нравится, потому что я ощущаю себя, как дома.

Кремниевая долина стала сильной, потому что её предприниматели помогали тем, кто пришел после них, считает Фаделл: «Для станции F и всего Парижа эффект будет тоже приумножаться». Среди выпускников инкубатора есть такие звёзды, как Criteo (компания, разрабатывающая рекламные технологии, в 2013-м вышедшая на IPO и оцениваемая в $1,9 млрд) и приложение для поиска попутчиков BlaBlaCar (пока еще непубличная компания, но оцениваемая в $1,4 млрд.). Они уже стали инвесторами-ангелами для следующего поколения парижских стартапов.

Дальше будет больше: в станцию F стучатся стартапы из других стран, жалующиеся на высокие цены в Кремниевой долине, Трампа и Brexit. Все эти три причины, похоже, надолго. В истории Франции немало моментов, когда она упускала прекрасные возможности, поэтому Макрон так спешит.

- Чаще всего политики стараются проводить реформы в самом конце своего срока, – замечает он.

Но в его случае все самые крупные инициативы пошли в ход с самого начала.

- То, что нам нужно сделать сегодня, завтра уже не пройдёт, – говорит он. – Поздно – это поздно.

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить