Рухани как фактор политики в Каспийском регионе

Летом Иран выбрал нового президента. Среди экспертного сообщества было много разговоров о том, изменится ли что-то от смены власти в одной из самых политически активных арабских республик. Спустя несколько месяцев правления Хасана Рухани можно более четко представить приоритеты новой иранской власти. О том, как отразится возможная смена курса Ирана на ситуации в Прикаспийском регионе в целом,  рассказал ведущий эксперт Института внешнеполитических исследований и инициатив (РФ) Игорь Панкратенко, передает ИА Новости-Казахстан.

- На смену одиозному Махмуду Ахмадинежаду пришел куда более лояльный Западу Хасан Рухани. Ряд экспертов полагает, что политика Ирана после такой перестановки может в корне измениться. Как по вашему, есть ли уже сейчас признаки изменения курса Ирана на прозападный? И как такие перемены отразятся на странах Каспийского бассейна и на России?

- Что касается перспектив сближения Ирана с Западом, то слухи об этом сильно преувеличены. Во-первых, Рухани далеко не либерал, и представлять его таковым значило бы грешить против истины. Во-вторых, диалог с Западом – это объективная потребность иранской экономики. Режим санкций в коллапс ее не вверг, но вот развитие затруднил, поставив под угрозу и реализацию ряда социальных реформ и, главное, экономическую реформу, суть которой, если коротко, в отказе от сырьевой зависимости и развитии высокотехнологичных производств.

Объективности ради должен сказать, что издержки Запада от «войны санкций» не менее велики, хотя и менее заметны. С удивлением для себя Запад обнаружил, что без Ирана невозможно решение ни одного ближневосточного кризиса, будь то сирийский или иракский, будь то борьба с салафитскими экстремистами или же вопросы мирного процесса в Афганистане. С не меньшим удивлением Запад понял, что утрата в результате санкций иранских рынков ведет к реальным экономическим издержкам. Чтобы не быть голословным, небольшой пример. В 2007 г. крупная германская компания заключила контракт на строительство железной дороги для поездов на магнитной подушке между Тегераном и Мешхедом.

Стоимость контракта составляла более 9 млрд долларов. Санкции этот контракт «похоронили», а на месте немцев сейчас активно работают китайцы.

Но дело в том, что сближение Ирана и Запада имеет весьма серьезные ограничители. Стратегического партнерства здесь не возникнет, само сближение, вероятней всего, закончится рядом тактических договоренностей – по ядерному досье, ослаблению санкций, совместным проектам в Афганистане и тому подобное.

Что же касается «каспийского узла», то нужно отметить, что основная задача России и Ирана здесь совпадает. Обе страны выступают последовательными противниками экспансии на Каспий внерегиональных держав, они же выступают против милитаризации Каспия, которая принимает все более тревожащие формы. Ашхабад укрепляет флот благодаря импорту (в основном с Украины, в счет поставок газа) и аренде судов у Ирана. Азербайджан делает ставку на военно-техническое сотрудничество с Израилем. Казахстан весной 2012 г. спустил на воду первый ракетно-артиллерийский корабль собственного производства, а к концу 2013 г. его каспийская группировка пополнится еще двумя кораблями этого класса, но с более мощным вооружением. Вместе с тем Казахстан и Азербайджан, делающие ставку на партнерство с Западом в каспийском вопросе, с настороженностью относятся к ирано-американскому диалогу. 
 

- В сентябре этого года на заседании Совета глав государств-членов ШОС Рухани отметил, что Казахстан является важным партнером Ирана, и что стоит и дальше развивать двустороннее сотрудничество. Кроме масштабного проекта по строительству железной дороги по маршруту Иран – Туркменистан – Казахстан, к каким еще проектам Тегеран и Астана могут приступить в ближайшее время?

- Прежде всего, упомянутая дорога – сам по себе серьезный проект, к участию в котором выразила готовность присоединиться Турция, и получила приглашение принять участие в его реализации Киргизия. Осуществление этого проекта сегодня – главная задача двустороннего сотрудничества.

Другие проекты маловероятны по вполне прозаической причине – санкционный режим в отношении Ирана, к которому Казахстан, как и Россия, по сути, присоединились, весьма расширительно трактует (замечу – в пользу Запада) резолюции Совбеза ООН.

Столь же маловероятны и какие-то проекты военно-технического сотрудничества, разговоры о которых начались после встречи главнокомандующего Сухопутными войсками Вооруженных сил Республики Казахстан генерал-лейтенанта Мурата Майкеева с военным атташе, полковником Хамзой Рухи Кабарегом.

Интерес к двустороннему сотрудничеству здесь скорее политический. Казахстану очень важно участие в процессе урегулирования вопроса с иранским ядерным досье, поскольку это в очередной раз подчеркнет значение Астаны в международных делах. Тегерану же важно, чтобы многовекторность Казахстана не трансформировалась в ориентацию на Запад, к чему сейчас есть некоторые предпосылки.

- Как будут развиваться двусторонние азербайджано-иранские отношения при возможном сближении Баку и Вашингтона, с учетом того, что в Иране проживает одна из самых крупных в мире азербайджанских диаспор?

- Иран готов к откровенному диалогу с Азербайджаном и установлению добрососедских отношений. Теории «экспорта исламской революции», «шиитской экспансии» – то, чего так боялись в Азербайджане в начале 90-х, для современного Тегерана – анахронизм и экзотика. Дело за Азербайджаном, за его способностью выбирать между геополитическими фантазиями и реальностью государственных будней. Тех самых, которые требуют нейтралитета и равноудаленности Баку от противостояния Ирана и Запада.

Иранские азербайджанцы давно уже стали неотъемлемой частью республики, и думать, что они мечтают воссоединиться под крылом нынешнего Азербайджана, при сохранении лидирующих позиций нынешней азербайджанской элиты, наивно. Рахбар Али Хаменеи – этнический азербайджанец, можно привести еще с десяток громких имен иранцев азербайджанского происхождения. Так же можно напомнить о том, что столица иранского Азербайджана Ардебиль – второй среди иранских городов по числу отдавших свою жизнь за Исламскую республику в ирано-иракской войне.

Кроме того, иранские азербайджанцы – это ведь еще и значительная часть иранской бизнес-элиты. О том, что она лояльна нынешнему Тегерану и не связывает свое будущее с изменениями политического строя, свидетельствует тот факт, что в преддверии нынешних президентских выборов в Иране с этой бизнес-элитой были достигнуты соглашения о гарантиях с ее стороны в снижении активности активистов-сепаратистов из числа иранских азербайджанцев. Да, таковые есть, ничего в этом удивительного, сепаратизм нынче в моде. Другое дело, что этот сепаратизм, вопреки стараниям извне, на прошедших выборах так и остался «на кухнях», на бытовом уровне, и реальной угрозы для Исламской республики не представляет.
 

- Последнее время много говорят о возможной реанимации контракта между Россией и Ираном по поставке С-300. На ваш взгляд, насколько это реально? Как возобновление контракта повлияет на войну в Сирии, и повлияет ли? В свою очередь, если и в этот раз Россия откажется от поставок вооружения Ирану, не приведет ли это к окончательному охлаждению отношений?

- Замечу, С-300, стараниями масс-медиа, превратился в некое «вундерваффе», чудо-оружие, одно появление которого в той или иной стране меняет геополитические расклады. Это заблуждение. Уникальность этих комплексов и их значение для Ирана сильно преувеличены.
Сирия уже обошлась без них, поскольку вероятность воздушного удара по ней сошла на нет, а для вялотекущей гражданской войны, которую мы наблюдаем сейчас, С-300 не нужны.

Их поставка более важна была России, поскольку, во-первых, прикрывать они должны были наш совместный проект – атомную станцию в Бушере.

Во-вторых, эти ракетно-зенитные комплексы позволяли нам занять серьезную нишу на иранском оружейном рынке. В-третьих, поставка комплексов Тегерану и Дамаску демонстрировала миру, что в защите собственных интересов и своих контрактов Россия способна на самостоятельные шаги.

В оценке военно-технического сотрудничества с Ираном нам надо учитывать вот какое обстоятельство. Иран – достаточно развитая в технологическом отношении страна, с собственной космической программой, с  6% от общего объема научных публикаций в мире. Поэтому Иран заинтересован не столько в закупках российской военной техники, сколько в ее совместных разработках, программах модернизации и НИОКРах. Вопрос в том, готова ли к этому Россия.

Конечно, отказ от сотрудничества в этой сфере не станет причиной серьезного охлаждения или даже разрыва Ирана с Россией. Наши страны имеют массу общих интересов, от борьбы с наркотранзитом афганских опиатов до поддержания стабильности в Сирии. Просто, случись такое, наше место в Иране займут другие.