Как Кайрат Нурлыбеков не стал нефтяным бароном, зато изобрёл уникальный аппарат для сушки обуви

24361

Уникальность аппарата подтверждена не только национальным и еаэсовским патентами, но и патентными бюро КНР и США

Фото: Данил Потапов-Поличинский

В начале прошлого века американские газеты были полны историями успеха (англ. success story) про то, как простые техасские парни сказочно разбогатели, найдя на своем ранчо нефть. В начале века нынешнего уроженец Мангистау Кайрат Нурлыбеков, основатель ТОО «Zima C.S. Kazakhstan», тоже нашёл нефть у себя на поле, но это лишь сделало его беднее на несколько десятков тысяч долларов, проиллюстрировав пункт 3 статьи 6 Конституции РК, гласящей, что недра в Казахстане принадлежат государству (а не народу).

Организовав несколько бизнесов, «споткнувшихся» об особенности национального госзаказа, Нурлыбеков твердо решил, что больше не хочет зависеть от приоритетов государственной политики и расположения отдельных руководителей. И изобрёл устройство, суть которого настолько проста, что удивительно, как до этого не додумались раньше. Теперь уникальность аппарата Zima Clear Sole подтверждена не только национальным и еаэсовским патентами, но и патентными бюро КНР и США.

Овощи в пустыне

Первые личные деньги, которых тогда хватило бы на покупку мотоцикла, Кайрат заработал в 1990, в 13 лет. Его родители, Нурлыбек и Нурсауле Жайнбаевы, жители города Шевченко (ныне Актау), вдохновлённые советской Продовольственной программой и тотальным дефицитом самой простой еды, взяли гектар земли в районе поселка Курык под бахчевые и овощи. Идея кажется странной для пустынно-солончакового Мангистау (среднегодовая норма осадков там составляет 100–150 мм, для сравнения: в Северном и Восточном Казахстане – 300–600 мм, в Центральном – 180–250 мм), но, оказывается, при правильном подходе можно и там получать прекрасные урожаи.

- На самом деле вода есть, если бурить скважины глубиной 35–40, иногда 50 метров. Только качать надо осторожно, понемногу, иначе пойдёт соль, – объясняет Нурлыбеков.

Успех окрылил, и семья взяла ещё 10 га. Кайрат, будучи старшим из троих детей, все летние каникулы помогал родителям, в том числе продавал выращенное на базаре. Правда, мотоцикл купить всё равно не разрешили – дали старенький грузовик ГАЗ-52, на котором можно было мотаться по бескрайней степи и без прав: ГАИ в их «хутор» с двумя жилыми вагончиками не заглядывала.

В итоге к приватизации, объявленной в Казахстане в 1991 году, семья подошла подготовленной.

- Мама написала программу по развитию торговли сельхозпродукцией, процедуры в то время были ещё честными и прозрачными, и она выиграла конкурс на овощной магазин в 13-м микрорайоне Актау, с условием сохранения профиля в течение трёх лет. Помню, первый заказ был сделан на поставку из России мехсекции капусты. Что такое мехсекция, никто из нас не знал. А это оказались четыре огромных вагона! Неделю разгружали всей семьёй и с моими друзьями, – смеется предприниматель.

Следующие магазины покупали на аукционах, дело крепло. Кайрат поступил на юрфак Международного института бизнеса и управления при МГУ. Родители между тем вступили в бизнес-конфликт с владельцем соседнего магазина, принадлежавшего брату тогдашнего начальника ДВД города. Изначально казавшаяся пустяковой тяжба постепенно привела их к финансовому краху. Все деньги уходили на адвокатов и череду судов, а потом ещё и отец сломал ногу. Вдобавок кто-то срезал и вывез с оставшегося без присмотра поля теплицы, в которые отец, инженер по образованию, инвестировал всю прибыль.

Кайрату пришлось прервать учёбу, за которую нечем стало платить. Но, подзаработав и несколько приведя в порядок семейные дела, он всё же вернулся в Москву и доучился. Не сказать, что ему сильно потом пригодились те академические знания, зато помогли опыт жизни и работы в Москве 90-х, а также возникшие дружеские отношения. Первым местом работы после возвращения стало Агентство по реорганизации и ликвидации предприятий при Минюсте, следующим – Генпрокуратура. Но госслужба тяготила его, и Нурлыбеков стал думать о собственном бизнесе.

«Агашкин» бизнес

В это время правительство начало программу «Питьевая вода». Он договорился в российском Владимире о поставке комплектующих и открыл в Актау цех по сборке мембранных установок для очистки воды.

- Это были мобильные установки, которые очищали от одного до восьми кубов в час – хоть речной, хоть скважинной воды. В 2003 выиграл тендер в Кызылорде. До сих пор помню фамилию тогдашнего первого заместителя акима области – Раев, очень приличный человек. Он мне объяснил, что работать надо с маслихатами, решение принимают они. Разработал буклет, месяц мотался по районам и наконец поставил первую установку в селе Бозкуль Казталовского района – вода там была солёная, а мои мембраны очень хорошо задерживали лишнее, – вспоминает предприниматель.

Проблемы начались через пару лет, когда на программу пошли большие бюджетные деньги.

- Сидим в Уральске, аким – председатель комиссии, в кабинете я и глава конкурирующей компании, занимавшейся до того газоотводом. Аким спрашивает у него: «Вы же водой не занимаетесь, как поставите?» Тот отвечает: «Да какие проблемы? Съездим в Россию, купим и поставим». У меня буклеты, отзывы, рекомендации, но выигрывает он, – усмехается Нурлыбеков.

По его словам, такое стало происходить всё чаще, последней каплей стал Хоргос.

- В Закон о госзакупках ввели пункт 1 статьи 8, который оговаривал, что участник конкурса должен иметь опыт работы не менее одного года. Компания, вышедшая со мной в финал, была зарегистрирована четыре месяца назад, но я уже догадывался, что произойдёт. И когда их объявили победителями, при всех зачитал этот пункт закона. Началась сумятица, председатель комиссии прервал заседание, потом вызвал меня и завёл «разговор по душам». Тогда я понял, что водой теперь заниматься бессмысленно: бизнес стал интересен «агашкам», – рассказывает Нурлыбеков.

Недоступное богатство

На том самом курыкском семейном поле, давно выкупленном, был горячий родоновый источник.

- Бил он из скважины, которую пробурили в 1984–1985 годах, но не закрыли, отец потом этой водой теплицы обогревал. А рядом была ещё одна, законсервированная, с торчащей небольшой трубкой и отводом. Там ещё табличка была с датой бурения и словами «Ащисор 5», – рассказывает Нурлыбеков.

Решив наконец разобраться, что это такое, он полез в Google. Информация нашлась на американском сайте Oiltrakers (позже его купила компания Weatherford и убрала из открытого доступа). Отец, инженер-нефтяник по образованию, отыскал также местные документы. Согласно выписке, на нефтегазоносной структуре Ащисор в середине 80-х было пробурено несколько скважин, причем в скважине номер 5 был получен приток нефти. Извлекаемые запасы – порядка 1 млн тонн. «Скважина №5 готова к расконсервации, рядом из одной из скважин самоизливающийся поток горячей воды с запахом серы и тонкой чёткой маслянистой плёнкой. Географически расположены в районе поселка Курык Мангистауской области в 10 км от самого поселка и в 3–4 км от берега Каспийского моря», – говорилось в документе.

Фото: Данил Потапов-Поличинский

- Как юрист, я понимал, что земля – это одна «песня», а под землёй всё государственное. Тем не менее на свой страх и риск начал искать инвесторов: 1 млн тонн – это очень хорошие деньги. Приезжали японцы, поляки. Потом каким-то образом через своего посла в Казахстане на меня вышли люди из ЮАР. Компания занималась добычей угля и алмазов. Я показал им документы, объяснил особенности нашего законодательства, что всё равно будет тендер, где преимущество имеет КМГ. Они все взвесили и решили, что им интересно. В начале мая 2008-го в присутствии посла мы подписали соглашение, – вспоминает собеседник.

Он собрал все деньги, что-то занял, что-то внесли африканцы, и подготовительная работа закипела. Предполагалось, что в течение лета будет инвестировано примерно $1 млн. Но в июне президент издал указ о моратории на выдачу лицензий на новые месторождения. Инвесторы прождали до сентября и распрощались, Нурлыбеков остался раздавать долги. Мораторий был отменён лишь в 2013.

К тому времени Нурлыбеков ушел в биотехнологии, открыл компанию «Биоинжиниринг» и уже два года занимался реабилитацией замазученных земель с помощью бактерий, способных питаться нефтью. Технология была не новой, но на каждое месторождение и каждый регион надо было выращивать и «натаскивать» свои бактерии. «Биоинжинирингу» удалось выйти на рынок с ценой в разы ниже рыночной, казалось, ниша найдена. Но выяснилось, что добывающие компании существенно занижают в официальных документах объём свозимых на полигоны замазученных грунтов – чтобы меньше платить за эмиссию. Это приводило к убыткам и судебным тяжбам. В ответ недропользователи инициировали проверки и отказывались подписывать акт выполненных работ, несмотря на заключение СЭС, подтвердившей факт очистки.

- Прокурор мне говорил: «Ну-ка, покажи, как бактерии кушают нефть», – усмехается предприниматель.

Трёхлетняя тяжба с «Мангистаумунайгазом» закончилась победой Нурлыбекова – недавно суд обязал компанию подписать акт выполненных работ. Однако платить та не собирается, надо подавать следующий иск.

Zima близко

Конечно, умение, упав, подниматься снова и снова – основа предпринимательского психотипа, но всё время плыть против течения невозможно.

- Я решил остановиться и подумать. Год читал много всякой литературы, искал, чем бы таким заняться, чего нет в Казахстане, чтобы ни с кем не конкурировать, не зависеть от государства и административного ресурса. В 2015-м заболела мама, я её возил по больницам. Увидел, что принятые там бахилы никуда не годятся – больным тяжело их надевать и снимать, а поскользнуться на кафельном полу очень просто. И я придумал, как решить эту проблему, – рассказывает Нурлыбеков.

25 апреля 2016 он пришёл в Национальный центр интеллектуальной собственности при Мин­юсте с наброском своего прибора.

- До этого я проверял идею в интернете, разговаривал со знакомыми, живущими в Европе, Канаде, Москве, – нигде ничего похожего не было. Поехал в Америку к друзьям, это был май, в Нью-Йорке всё время шли дожди, и все оставляли в вестибюлях мокрые следы. Я укрепился в мысли, что нашёл то, что надо. Вернувшись в Казахстан, стал искать конструкторское бюро, способное изготовить прототип, – безуспешно. Стал смотреть Россию, начал с Новосибирска, нашёл пять-шесть компаний, но всё равно в итоге пришлось «дойти» до Москвы. Там молодые ребята из Московского института стали и сплавов открыли свое бюро Karfidov Lab, по имени инициатора Алексея Карфидова, с ними я и стал работать. Первый прототип весил 60 кг и слишком долго сушил. Сделали второй, он хорошо прошёл испытания в одной из стоматологий, но получился чересчур дорогим. Затем появился третий, который и был запущен в производство, – продолжает Нурлыбеков.

Почти все аппараты третьего поколения уже проданы – в Астану и Москву. В нашей столице купили клиники и Дом министерств, в российской – дата-центр для серверной, просят ещё. В крошечном цехе на окраине Астаны собираются «мозги» – процессоры, в России делаются корпуса и решетки, в углу стоит несколько собранных аппаратов. Встаю на решетку, раздается шум, похожий на тот, что издают аэропортовские сушилки для рук, под решеткой что-то равномерно движется и посверкивает. Через 30 секунд на промокшей в астанинских оттепельных лужах замше исчезают пятна, а внутри сапог становится тепло.

Уже готов четвёртый прототип, дизайн которого отличается от третьего, как «Мерседес» от «Лады» (Нурлыбеков показывает фотографии). Он весит всего 20 кг и пойдет в серийное производство. В прошлом году о новинке написал РБК.

- Первоначально идея нам показалась довольно незамысловатой: высушить и почистить подошву ботинок – что тут трудного? В итоге мы потратили на устройство два года работы. Ещё мы не сразу поняли, что воздух должен подаваться под определённым углом, чтобы вода и грязь выдувались из-под обуви в специальный поддон, а не на брюки. Над этим тоже пришлось поработать, – рассказал изданию Михаил Васильев, гендиректор Karfidov Lab.

В версии для медучреждений предусмотрено ещё обеззараживание ультрафиолетом. В марте будет получен американский патент, агент уже прислал письмо-подтверждение. Есть ряд заявок от московских жилых комплексов и от астанинских диагностических центров. Два аппарата Нурлыбеков подарил школе, где учится дочь.

Сейчас он ищет инвестора для масштабирования производства:

- Хочу собирать в день 20–30 аппаратов, рынок только в Москве – 100 тыс. заказов. Говорил с людьми в Канаде и Финляндии – они тоже готовы попробовать, тем более что во многих странах бахилы запрещены как неэкологичные. В общем, этот год будет решающим.

Начался 2019-й, кстати, многообещающе – в феврале Кайрат Нурлыбеков попал в финал национального этапа международного конкурса компании Ernst & Young (EY) «Предприниматель года».

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить