Как история превращается в пропаганду
В декабре преподавателя журналистики в Шанхае Сун Гэнги уволили за то, что она просто выполняла свою работу
Она предложила студентам проверить официальную версию Нанкинской резни 1937 года – оргии массовых убийств и изнасилований, совершённых Императорской армией Японии в тогдашней китайской столице. Другой преподаватель, Ли Тяньтянь, выступивший с протестом против этого увольнения, был наказан: его отправили в психиатрическую больницу.
Проверка фактов – это то, чем должны заниматься журналисты. Но зверства в Нанкине, совершённые во время китайско-японской войны, превратились в краеугольный камень современного китайского национализма (и, следовательно, пропаганды Коммунистической партии Китая), поэтому любая критическая проверка происходившего там начинает выглядеть как критика китайского правительства.
Нужна ли свобода слова без ограничений?
Где можно провести границу между выражением собственного мнения и распростр... →
Здесь, наверное, требуется пояснение. Вплоть до смерти Мао Цзэдуна в 1976 году официальная китайская история уделяла мало внимания Нанкинской резне. При Мао история была героическим рассказом о победе коммунистов над фашистами и буржуазными угнетателями. Во время китайско-японской войны Нанкин был столицей китайских националистов, и поэтому эта резня была историей разгрома националистов, а не героизма коммунистов.
Но к моменту смерти Мао марксизм-ленинизм и «Мысли Мао Цзэдуна» потеряли свою привлекательность, причём даже в глазах многих членов КПК. Новая партийная ортодоксия в форме национализма опиралась на воспоминания о коллективных унижениях, подобных Нанкинской резне, пятна которых могла стереть только продолжающаяся гегемония КПК.
Примерно в то же время, когда увольняли Сун Гэнги, московский суд приказал закрыть российскую организацию «Международный Мемориал» и родственный ей правозащитный центр «Мемориал». «Мемориал» был основан в СССР в 1989 году для расследования преступлений сталинской эпохи и сохранения памяти о её жертвах. Подобно председателю КНР Си Цзиньпину, президент России Владимир Путин хочет контролировать исторический дискурс. Это означает – замалчивание ужасов сталинизма и подчёркивание героической победы российского народа над фашизмом во Второй мировой войне.
Конечно, история всегда была политизированной. Как минимум со времён великого придворного историка Сыма Цяня, родившегося около 140 года до нашей эры, официальные писцы Китая сочиняли истории для придания легитимности правителям, заказывавших эти сочинения. У каждой династии были собственные историки. Во многом то же самое происходило и в древнем Риме.
В наше время у демократически избранных лидеров нет придворных историков (хотя Артур Шлезингер приблизился к этой роли в случае с президентом США Джоном Кеннеди). Тем не менее, в западных демократических странах история тоже может быть крайне политизированной. Взгляните на ту роль, которую история рабства играет сегодня в американской политике. В то время как некоторые политики на левом фланге представляют историю Америки в виде истории господства белых, крайне правые политики пытаются запретить использование книг с такими взглядами в школах.
Почему в Казахстане всё чаще блокируют сайты
Ситуация с блокировками ухудшается из-за отсутствия предсказуемости →
Важно подчеркнуть, что в Китае Си Цзиньпина официальная история вполне соответствует мощной западной тенденции определять коллективную идентичность с помощью виктимности. Если в маоистском Китае официальная история была отлита в героических формах, то при Си история стала повествованием о постоянной деградации из-за иностранных захватчиков – вплоть до коммунистической революции 1949 года. Героическая история Великого похода 1934-1935 годов, когда Красная армия Мао уклонялась от националистов Чан Кайши, сегодня стала менее важна, чем страдания китайского народа в Нанкине или во время Опиумных войн XIX века.
Нечто схожее происходило в Израиле. После основания еврейского государства в 1948 году в стране продвигалась история героических борцов за свободу и мужественных киббутцников, а Холокост в Европе был чем-то постыдным – тем, что лучше было забыть. Ситуация начала меняться в 1960-х годах после суда в Иерусалиме над Адольфом Эйхманом, организатором логистики нацистского геноцида. Согласно новой версии истории, воспоминания о Холокосте должны были сделать Израиль жёстче по отношению к врагам, особенно палестинцам.
Путин пока что предпочитает героическую версию российской истории. Триумф, а не виктимность (прежде всего, отсутствие страданий под властью собственных правителей) – вот то, что россиянам надо помнить.
У триумфальной истории есть много опасностей. Чувство национального превосходства ослепляет людей, не видящих собственных недостатков, они перестают замечать то, как обращаются с другими. Это может также способствовать возникновению чувства природной правоты – отчасти так себя ощущали британцы на пике их имперской власти или американцы в новейшее время.
Однако официальная истории, опирающаяся на виктимность, может быть не менее опасной. Она порождает веру в то, что за ошибки прошлого нужно мстить, а старых врагов никогда нельзя прощать.
Токаев о 30-летии независимости: Почивать на лаврах ни в коем случае нельзя
Полное выступление главы государства Касым-Жомарта Токаева на торжественном... →
Если триумфальный настрой может привести к высокомерию, то раны унижения порождают коллективный гнев. Эти раны могут быть настолько старыми, что их причины уже давно забыты; виктимность становится мифической. Однако эмоции мести легко разжигать. Например, в 1990-е годы сербские националисты опирались на обиды времён битвы на Косовом поле в 1389 году, когда сербская армия сражалась с войсками Османской империи.
Когда разжигаются враждебные настроения, историческая точность теряет какое-либо значение. Войска боснийских сербов, неиствовавшие в Приедоре и Сребренице во время Боснийской войны, назвали своих мусульманских жертв «турками», как будто они сражались с османскими солдатами конца XIV века.
Более того, разница между официальной историей в героической и виктимной версиях не так уж велика, как может показаться. Смысл сегодняшней исторической пропаганды в Китае и России (а также в Израиле) в том, чтобы легитимизировать тех, кто находится у власти. Лишь сила КПК способна гарантировать, что китайский народ никогда больше не будет унижен иностранцами. Лишь Путин убережёт россиян от врагов, как это сделал Сталин, когда вторгся Гитлер. Лишь такое израильское правительство, которое умеет быть безжалостным, сможет предотвратить новый Холокост.
Проблема с историей, превратившейся в пропаганду, не в том, что она портит или улучшает настроение людей, а в том, что она создаёт вечных врагов – и, следовательно, вечный риск войны.
Подписывайтесь на нашу страницу в Facebook
