Принять пятьдесят

5197

В пятьдесят лет инерция отвечать за детей всё ещё в нас так сильна, что мы, как машинист скоростного поезда, не отпускаем штурвал. Едем. Тем временем дети давно взрослые, и нет вокруг ни войны ни разрухи, но, видимо, инстинкт - штука сильнее, чем мы, чем всё. Или нет?

Фото: © Depositphotos.com/stuartmiles

К 50 мы приходим, реализовав свою главную природную задачу - родив и вырастив детей, проявившись в жизни тем, кто мы есть. Далее, пусть и не особо нужны природе, на этом ведь мы не заканчиваемся, живём. Если взять линейку жизни современного человека от начала до конца, то там пятидесятилетние и вправду несут на себе довольно сомнительный груз.

По данным Всемирного банка, за 56 лет (1960 -2016) на земле средний возраст человека вырос на 21 год, а у нас в стране с 58,4 до 71,3 года. То есть у нашего соотечественника жизнь стала дольше почти на 15 лет.

Чем же нынче этот «недопожилой», но и немолодой человек живёт и что он, помимо своего полувекового возраста, имеет? Смею предположить, что здоровье у него в порядке; есть какой-никакой жизненный опыт, довольно трезвое понимание себя и того, что вокруг; страха и суеты уже меньше, но таится тревога за детей - что с ними будет; сидит ещё чисто казахский пунктик – «что скажут люди?». Тема дряблости пока не актуальна, но очень смущён молодостью, уходящей на глазах у изумлённой публики. Всё это проживается разными оттенками сожаления о несделанном, одновременно усталостью, но и желанием ещё потягаться, не сдаваться.

И в итоге у нас в обществе определённо бытует два сценария поведения людей 50+.

Одни - это те, кто честно дорабатывает до пенсии, присматривая за внуками. Наверное, мало кто усомнится в том, что наше разумное, доброе, вечное закладывается именно в этой близости. Круто, если решение принято родителями добровольно, а детьми с благодарностью, а не так, что им должны и обязаны. 

Другие напоминают того, кто идёт и несёт портфель, в котором находятся все факты его извилистой жизни: вклад в работу, в своих детей, семью. Идёт он и перманентно вовлекается в льстивые, скажем, мероприятия, где всем демонстрирует, с чем это он. Конечно, там столько страстей, усилий и ответственности, что понять его можно, но как сценарий жизни 50+, согласитесь, это так себе. Настоящая зрелость, видимо, не про это, не про такой уют. При всей невинности и трогательности такого сценария есть ощущение фальши и того, что это нечестно по отношению к себе и детям. 

А между прочим, если первая группа отвечает в обществе за вечное и доброе, то эти, как люди с фантазией, ни много ни мало - за прогресс.

Древние казахи, как мы знаем, воевали, кочевали, а полвека назад, когда мы появились на свет, жили большей частью в аулах. Условно по тому, как там выглядели твой дом, двор, скот или просто по тому, как ты справился на пастбище во время ливня, легко определяли, кто ты. И не было необходимости заявлять о себе, таскать портфель, твоя цена для всех становилась очевидной. Жили, а дальше жизнь обрывалась, ровно и была так рассчитана. 

Сейчас, заполучив от цивилизации 15 лет жизни в подарок, впечатление такое: словно человек рассчитывал, что за ним заедут завтра, а приехали только через три дня, и он все эти дни мялся, вёлся и прождал.

Когда дети вырастают, вместе с ними на перепутье оказываются и родители, просто говорить о жизни взрослых у нас не принято или, что хуже, - неважно. Одной рукой держась за детей, мы подсказываем им и отвечать за нас.

Признаем свой, так сказать, упадок: неактуальность и инфантильность, а где-то и картину мира, мол, и при жизни the end - это рядом и норма. В то же время, когда мы доминируем и диктуем – наоборот, вмешиваемся в естественную природу детей взрослеть, а на себя берём дополнительную нагрузку. 

На самом деле, взрослые, имеющие бодрые намерения играть дальше, сознательно обнулив себя, сообщают своим детям и иную информацию о себе, о человеке, который шире, чем тот, которого они знали. Плюс и другую систему представлений, где всё возможно, если идёшь. Мы - раздельные и ответственные за себя - не только взбадриваем, полагаю, свою зрелость, но и приближаем самобытную, самостоятельную  жизнь детей.

В первой половине жизни мы, получается, больше познаём, живём инстинктами и тем, во что верим. Проживая осваиваем внешний мир, который нам одновременно и источник опасности, но и жизни. Даже физически мы рождаемся настроенными исполнить задачу данного периода. Потом  для нас всё меняется. Мы сталкиваемся лицом к лицу с тем, во что верили, и тем, что мало знали себя. А внешняя непонятная среда оказывается может быть даже твоим союзником, если её не отрицать и не бороться. Приходится еще признать, что твоё тело, твои эмоции - очень важные внутри тебя вещи. Замечаешь в себе также деструктивные привычки, которые настойчиво диктуют тебе дальнейший ход бытия, припечатывая каждый раз к дивану с телевизором. Сквозь такие неутешительные факты возникают совершенно потрясающие и пугающие чувства относительно залитого вокруг тебя красивого мира , которого ты тупо не замечал , и про маленького, не совсем ещё опознанного, чуда или чудика - тебя. Можно все эти изменения считать болезнью или старостью, а можно эти вызовы принять и перевернуть игру.

Иначе говоря, к 50 мы, имея более объективный взгляд на мир и возможность распознать свой индивидуальный смысл быть в нём, получаем задачу, как всё это соотнести со своей «физикой», склонной повернуть нас не туда. Когда знаешь, куда и зачем, то легко идёшь, а движении, как правило, балансируешь ты сам, лично.

Когда-то в Алматы показывали фильм «Легенда о Нараяме», известный своими откровенными сценами, но он - о странном обычае у японцев, где старший сын свою старую мать должен отвести на вершину горы и оставить её там умирать. Такая смерть родителя считалась у них достойной. Короче это история о том, как от своей участи страдает сын. Как одержима идеей подобающей смерти его мать, а на самом деле довольна тем, что избавляет детей от себя, чтобы им больше досталось.

Связь родителя с детьми, наверное, эмоционально мощная вещь.

Биологически даже, чтобы состоялась новая жизнь, непрерывность эта на каком-то этапе должна распасться, разъединиться. А сегодня совместное будущее двух-трёх поколений - это не только данность, но и история про взаимный заряд и огромное благо для общества. Ведь у взрослых потребность быть полезными выше, чем у молодых, тем более что старшего населения становится во всём мире всё больше.

То, что принято на Западе, где родители после совершеннолетия детей отпускают их в самостоятельную жизнь и дальше совсем не вовлекаются в неё, у нас, конечно, сложно представить. В системе ценностей нашей культуры дети и родители, земля, где лежат наши предки, - это то, откуда мы черпаем силу, смыслы. И в пятьдесят у нас, слава богу, хватает понимания, что правда где-то посередине и не надо кидаться из одной революции в лихой либерализм, разрушая всё, во что верили и строили с таким трудом.

Высшей точкой жизни 50+ на фоне всех этих фантазий мне представляется, как в большом доме, в атмосфере полного уважения и безумного интереса друг к другу собираются все: дети, родители. И как время от времени каждому, до кома в горле, становится не по себе от нежности и восторга, что кто-то из этих резвых «ребят» с горящими глазами - родитель, а кто-то - дитё.

Эта история, конечно, запредельная, но в тему. И она нам, в кругу смущённых возрастом друзей, очень нравится. Разведчик японских вооружённых сил Онодо Хироо, воевавший в 1944 против союзных войск на Филиппинах, оказывается, вёл в джунглях 30-летнюю партизанскую войну, так как не знал, что Япония проиграла и война закончилась. Все эти годы он осуществлял немыслимой изощрённости нападения на филиппинских военнослужащих и полицейских. Сдался в лохмотьях, но с полным комплектом патронов и исправной винтовкой, только после того, как получил приказ лично от своего командира, к тому времени давно уже жившего гражданской жизнью. Вернулся на родину национальным героем. А там, многое осознав: себя и то, что вокруг, уехал в Бразилию заниматься совсем другим - сельским хозяйством. Проделывал это так, что стал почётным гражданином страны, ещё и первым японцем, удостоившимся высшей награды Бразилии. Затем в новостях он узнает, что молодой японец убил своих родителей, и вернётся домой, откроет школу для воспитания здорового молодого поколения. Эту работу бывшего разведчика Министерство образования Японии даже отметит специальной премией. Автор множества книг, лектор в университетах, Онодо умирает в 92 года, в 2014 году.

Промелькнула даже такая дурацкая, а может, и нет, не знаю, мысль: если старость организовать, то можно, наверное, и смерть устроить. «Запарился» долго жить, чувствуешь, что пора, или узнал, что всё, тебе конец, то неплохой сценарий - убегая, получить пулю в спину, сделав нечто «сильное-доброе-смешное» и обязательно неправильное.

Автор: Гаухар Жунусова

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить