Предприниматели и жулики

15611

Приговор Элизабет Холмc за её мошеннические действия, совершённые в роли основателя и гендиректора компании Theranos, спровоцировал активные дискуссии о том, что именно этот эпизод означает для инновационной экономики

ФОТО: заставка сериала «Кремниевая долина»

Действительно ли Холмс, агрессивно следуя принципу Кремниевой долины «ври, пока это не станет правдой», просто перегнула палку? Прав ли венчурный капиталист, вложившийся в Theranos, Тим Дрейпер, когда опасается, что вынесенный приговор уменьшит «желание делать ставку» на тот самый тип предпринимателей, которые «превратили Кремниевую долину в мировой мотор инноваций»?

Или же ситуация сложнее? На самом деле суд над Холмс и вынесенный ей приговор проливают свет на две тенденции в сердце американской экономики, политической и финансовой. Первая тенденция – широкий отказ от уголовного преследования финансовых манипуляторов. Эта тенденция стала заметной со времён ареста топ-менеджеров компаний Enron и WorldCom, когда лопнул пузырь «доткомов» 1998-2000 годов.

Взгляните на разницу между последствиями депозитно-кредитного краха 1980-х годов и мирового финансового кризиса 2008 года. Как отмечает Джесси Айзингер из ProPublica, в первом случае «министерство юстиции наказало более тысячи человек, в том числе топ-менеджеров многих крупнейших обанкротившихся банков». А во втором случае «в тюрьму отправился лишь один высокопоставленный банкир».

В опубликованной в 2017 году книге Айзингера «Чикеншит-клуб» документируется глубокое изменение подходов министерства юстиции в первом десятилетии этого века (особенно Бюро окружного прокурора Южного округа Нью-Йорка, обладающего юрисдикцией над Уолл-стрит). Он отслеживает эту тенденцию, начиная с ликвидации в 2002 году компании Arthur Andersen, аудиторской фирмы, входившей в «большую пятёрку», после такого как её признали виновной в препятствии правосудию в связи с её работой с компанией Enron. Вместо того чтобы привлекать к уголовной ответственности конкретных менеджеров за нанесённый ими огромный финансовый ущерб, власти неоднократно снимали обвинения в обмен на штрафы, которые в конечном итоге платили акционеры, а не менеджеры.

Второй - широкая тенденция, наблюдающаяся в течение последних шести лет: приток огромных объёмов «нетрадиционного капитала» (из семейного бизнеса, паевых фондов, хедж-фондов, суверенных фондов благосостояния, от отдельных миллиардеров) в стартапы, поддержанные венчурным капиталом. В 2021 году объёмы капитала, напрямую направленного в венчурные фонды, наконец-то, оказались выше $100 млрд, собранных в 2000 году. Однако ещё больше средств было инвестировано невенчурными фондами в стартапы, которые уже поддержали венчурные фонды. Общая сумма и тех, и других инвестиций достигла рекордных $330 млрд, что почти вдвое больше объёмов 2020 года.

Благодаря такому взрывному росту оценки стартапов в поздней фазе развития резко подскочили, наряду с индексами фондового рынка, которые в основном толкают вверх акции крупных технологических компаний, а именно им эти стартапы стараются подражать. Не менее важно то, что инвесторы обязаны смириться с неликвидностью (они юридически не имеют возможности продавать свои акции), когда предоставляют капитал частным венчурным предприятиям. И во многих случаях, как и в случае Theranos, они соглашаются с условиями, которые наделяют основателей стартапа почти абсолютным контролем, причём совершенно не важно, как много капитала привлекается.

Главной среди сил, которые накачивают этот пузырь, стал беспрецедентно мягкий режим монетарной политики, превалирующий с 2008 года. Федеральный резерв США и другие крупнейшие центральные банки снизили безрисковые процентные ставки до «нулевой нижней границы» (а в некоторых случаях даже ниже) и мобилизовали целый ряд нетрадиционных инструментов – под маркой «количественного смягчения» (QE) –  с целью наводнить деньгами финансовые рынки.

Уолтер Баджот, редактор журнала «The Economist» в XIX веке, 150 лет назад так суммировал предсказуемый результат подобной политики:

«История торговых циклов научила меня, что период низкого уровня доходности инвестиций неизбежно приводит к безответственному инвестированию… Люди не соглашаются на 2% и не могут смириться с потерей дохода. Вместо этого они вкладывают свои накопленные со старанием сбережения в нечто невозможное – канал до Камчатки, железную дорогу до Уотчета, план оживления Мёртвого моря».

Оборудование, которое способно выполнить 200 анализов крови, используя пару капель крови из пальца, достойно включения в этот список Баджота.

Сегодня, когда эра QE, судя по всему, заканчивается, наиболее вероятным долгосрочным последствием этого станет сдвиг баланса сил – от предпринимателей обратно к финансистам. Ситуация будет резко отличаться от того, что мы видели в 2020 году, когда в более чем 40% IPO технологических компаний использовались акции двух классов, позволяя закрепить контроль за основателями. Инвесторы, которые вкладывались в эти компании до IPO, не могли ни продать свои акции, ни уволить гендиректора. Подобно Руперту Мёрдоку и Бетси Девос, купивших доли в Theranos, они были лопухами, а не партнёрами.

Примерно 40 лет назад я сформулировал двойную страховку от радикальной неопределённости, которая связана с инвестициями в стартапы, работающими на передовых технологических рубежах или даже выходящими за их пределы: «деньги и контроль». Инвесторам нужно достаточно денег, чтобы купить время, необходимое для осознания любых негативных сюрпризов, и им нужно обладать достаточным контролем, чтобы совершить необходимые в этом случае действия (обычно они начинаются с увольнения гендиректора).

У нетрадиционных инвесторов, которые начали массово вкладываться в поддержанные венчурными фондами фирмы на поздних фазах развития, денег более чем достаточно, но обычно у них нет необходимого контроля. И как показывают саги компаний Uber и WeWork, пока эти правила не изменятся, даже ведущим профессионалам венчурных инвестиций придётся судиться для отмены «дружественных предпринимателям» условий, на которые они согласились. Многие другие бизнес-модели стартапов уже перестают вызывать доверие. Например, в начале января сайт The Information сообщал, что «стартапы мгновенной доставки» тестируют новую тактику снижения своих заоблачных уровней потери денег: «замедление времени доставки».

История Theranos служит напоминанием о том, что привлечение капиталов в проект, который вполне сравним с «оживлением Мёртвого моря», может удасться лишь в ситуации, когда инвесторы – особенно нетрадиционные – начинают отчаянно искать положительную реальную доходность. Холмс явно повезло с «культом предпринимателя», который позволяет основателям стартапов сталкивать между собой перспективных инвесторов в поисках наиболее благоприятной для себя сделки. А как ещё мог неофит технологий привлечь деньги в подобный стартап, причём у таких людей, как Ларри Эллисон, Дон Лукас и Дрейпер, на условиях, дававших её 100%-ый контроль?

Приговор Холмс может стать сигналом ещё одного глубокого сдвига. Мэтт Левин из Bloomberg часто шутит, что «всё можно назвать мошенничеством с ценными бумагами», поскольку любой спад котировок акций публичной компании может спровоцировать иск от потерявшего деньги инвестора. Тем не менее некоторые действия предпринимателей действительно являются мошенничеством с ценными бумагами. Для тех, кому неинтересно участвовать в мимолётных спекулятивных пузырях, которые надувают центральные банки, приговор Холмс стал определённым утешением в эпоху большой лжи. Тем же, кто опасается, что надлежащее применение права приведёт к утрате инновационного динамизма, стоило бы вспомнить, что вся цифровая революция началась именно в этом контексте.

Уильям Джейнвей, специальный ограниченный партнёр фирмы паевых инвестиций Warburg Pincus, преподаватель экономики в Кембриджском университете, автор книги «Капитализм в инновационной экономике» (Cambridge University Press, 2018)

© Project Syndicate 1995-2022 

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить