Дома поговорим: как Букингемский дворец спустил на тормозах конфликт с Меган и Гарри

9422

«Интервью Меган и Гарри уничтожит монархию», - писали американские медиа. Но прошла неделя, а Букингемский дворец не взяли, Виндзоров не «отменили». Живущий в Англии журналист Илья Гончаров рассказывает, как отнеслись к откровениям пары в королевстве и почему монархия, скорее всего, никуда не денется

ФОТО: Depositphotos.com/cheekylorns2

На двухчасовое интервью Гарри и Меган, полное серьезных обвинений, Букингемский дворец отозвался заявлением из четырех предложений. Для семьи, которая обычно не комментирует публикации в СМИ, это была редкая словоохотливость: «Вся семья с огорчением узнала о том, какими трудными были для Гарри и Меган несколько последних лет. Поднятые вопросы, в частности, связанные с расой, вызвали беспокойство. И хотя некоторые воспоминания могут отличаться, мы относимся к ним очень серьезно и обсудим их в семейном кругу».

Все, кто когда-либо имел дело с британцами, знают, что слова «мы глубоко обеспокоены» означают примерно то же, что «ваш звонок очень важен для нас» в любой российской службе техподдержки. Дворец попросту предложил Гарри и Меган прекратить поднимать пыль, никак не прокомментировав обвинений по существу, не извинившись и не начав внутреннего расследования.

Этим легким, но точно продуманным движением королевская семья вернула инициативу на ту сторону Атлантики. Получит ли история развитие — теперь зависит от того, захотят ли Гарри и Меган продолжать вытаскивать на свет дворцовые тайны, которых они, безусловно, знают намного больше, чем рассказали Опре Уинфри.

Спустя почти неделю после интервью, которое СМИ поспешили назвать «сокрушительным ударом», картина рисуется ясная: Букингемский дворец этот удар выдержал. Но могут ли вообще подобные интервью нанести непоправимый вред институту монархии, как сгоряча написали многие издания?

Дворец устоял, но по ходу действия его положение не всегда казалось устойчивым. В понедельник, 8 марта, когда вышло интервью, да и на следующий день, до официального заявления, никто не мог предугадать, какой оборот примут события. Меган и Гарри преподнесли родне целый букет упреков, каждый из которых теоретически мог бы стоить карьеры известному голливудскому режиссеру (и никому даже не пришлось бы ничего доказывать). Набор явно апеллировал к «новой этике»: в словах Меган можно было прочитать обвинения и в эмоциональном насилии, и в ограничении свободы передвижения, и в расизме, и в неоказании помощи, и даже в подстрекательстве к самоубийству. Она выставила членов семьи черствыми, бесчувственными и холодными людьми, что по нынешним временам почти криминал (и вряд ли многие сомневаются, что она далека от истины).

«Паузы в такие моменты умеют быть пугающими. Два дня британская монархия была монархией Шредингера»

После интервью казалось, что уж теперь-то дворец просто не сможет молчать, как он обычно делал после публикации сплетен в таблоидах. Все-таки в этот раз новости принесли не газетчики по сведениям анонимных источников, а свои же домочадцы, и промолчать в такой ситуации — это фактически расписаться в том, что хотя бы часть рассказанного — правда. А значит: ну все, пропал дом, жизни теперь не дадут. Расизм — это не шутки.

Но и не промолчать было опасно. Образ ее величества Елизаветы II, сопоставимый по уровню всемирной любви с папой римским и далай-ламой, по большому счету многие годы строился на том, что она за 70 лет на троне ни разу ни с кем не поругалась и была выше любых дрязг, сохранив в неприкосновенности свое королевское величие. И если бы сейчас она, как глава дома, вдруг (гипотетически) стала бы оправдываться или (еще более гипотетически) каяться, она рисковала подвергнуть образ британской монархии в глазах всей планеты как минимум пересмотру.

Это сейчас нам, дожившим до субботы, кажется, что такого просто не могло быть. Но вообще-то дворец не выпускал заявления более суток, и в понедельник и вторник многих беспокоило, над чем именно они там раздумывают, а вдруг о том, чтобы признать неправоту?

Паузы в такие моменты умеют быть пугающими. Два дня британская монархия была монархией Шредингера: она как будто балансировала между «Виндзоры такие Виндзоры» и «королевская семья никогда уже не будет прежней». В конце концов дворец выбрал оставаться верным себе. И деликатно, но твердо ответил Гарри, что тот мог что-то неправильно понять и «дома поговорим».

И все. Ничего больше не произошло. Британское Содружество не развалилось, остров не ушел под воду, дворец устоял, разъяренные толпы в Америке не жгли юнион-джеки (британские флаги — Forbes Life). Неназванного члена семьи, интересовавшегося цветом Арчи, так и не назвали, никого из Виндзоров не «отменили». Публика в Британии, да и в других странах, согласно опросам, встала на сторону семьи, и в соцсетях не случилось бойкота их аккаунтов. Более, того, после выхода интервью рейтинги самих Гарри и Меган в Великобритании рекордно упали, в то время как рейтинги других представителей монархии остались такими же.

«Стоит ли хорошее настроение жены Гарри, не удосужившейся погуглить, что за семья у ее мужа, того, чтобы расстраивать ее величество?»

Так что мы наблюдали? Значило ли все это, что «культура отмены» уперлась в собственный потолок возможностей? Что ей по зубам съесть Кевина Спейси и покусать Джоан Роулинг, но против британской королевской семьи она ничего сделать не может?

С одной стороны, да: эта монархия — too big to fail. Писателей и актеров много, а королева такая одна и служит нации камертоном и живым олицетворением национального характера: Keep calm and carry on («Сохраняйте спокойствие и продолжайте» — агитационный британский плакат времен Второй мировой войны — F). И британцы, в большинстве родившиеся уже при ее правлении, сейчас подумали: а стоит ли хорошее настроение жены Гарри, не удосужившейся погуглить, что за семья у ее мужа, того, чтобы расстраивать ее величество?

С другой стороны, может быть, дело было и не в силе монархии, а в том, что позиция у Гарри и Меган была не очень убедительная. Их можно понять, им можно посочувствовать: пребывание в замкнутом кругу и одновременно у всех на виду не всякому под силу, и можно охотно поверить, что жизнь неподготовленной Меган действительно превратилась в ад. Но отсутствие конкретики выглядит неубедительно. Так же, как и жалобы на нехватку денег, высказанные на огромной вилле и в платье за несколько тысяч долларов, не добавили им моральной высоты.

А если бы они более убедительны? Что было бы тогда? Тут гадать не надо, потому что у всех перед глазами есть ровно такой случай, который произошел ровно в этой же семье совсем недавно. В 2019 принц Эндрю, второй сын ее величества и младший брат Чарльза, самоустранился от всех своих благотворительных начинаний и исчез из публичной деятельности — после того как он был обвинен в совращении несовершеннолетней и замечен в дружбе со злодеем Джеффри Эпштейном. Публике тогда предъявили и предполагаемую жертву — Вирджинию Робертс, которая дала интервью телевидению, и фото, на котором Эндрю ее приобнимал. Сам Эндрю факт сексуальной связи с ней отрицал (и продолжает отрицать), но осенью 2019 года он зачем-то дал неоднозначное интервью BBC об этой истории, где он наговорил такой несуразицы, что публика заволновалась на его счет еще больше. А его пиарщик, который с самого начала был против этого выступления, уволился в знак протеста. 

Эта история была громкая и куда более осязаемая, чем чей-то вопрос о цвете кожи младенца. Повлияла ли она на репутацию королевской семьи? Ничуть. В Британии любить королевскую семью не перестали. В 2020 трогательно беспокоились о заболевшем Чарльзе, а в январе 2021 радовались, что королева и Филипп получили прививку. А в феврале тревожились, что Филиппу стало худо и его положили в больницу. Наконец, в нынешней истории большинство встало горой за семью, а не за мятежную пару, и про опального Эндрю все это время вообще никто и не вспоминал.

«Похоже, чтобы навредить дворцу, Гарри и Меган нужно рассказывать истории намного страшнее тех, что услышала Опра»

Но если любители поспорить возразят, что история с Эндрю не окончена и еще (гипотетически) может прогреметь, то можно поднять и старые папки. История принцессы Дианы была куда более сокрушительным ударом для монархии, чем похождения Эндрю или «Мегзит». После гибели матери Гарри и Уильяма в 1997 таблоиды чуть ли не выкорчевали Букингемский дворец, обвиняя семью в причастности к трагедии, и тень от этой истории еще много лет лежала на всей семье.

Но в 2011 это обстоятельство не помешало всей Британии мироточить, глядя на свадьбу Уильяма и Кейт, а в 2012 — опять же всей страной — отмечать бриллиантовый юбилей ее величества и вновь обсуждать, каким моральным образцом для нас являются Виндзоры, как стойко они переносят утраты и с каким достоинством делают всю нацию великой. 

Все это говорит это нам о том, что, во-первых, в Букингемском дворце, перефразируя Чуковского, надо жить долго, тогда что-нибудь получится. А во-вторых, что от образа идеальной монархии страна (да и мир) отказываться совсем не хочет. Похоже, чтобы навредить Букингемскому дворцу, Гарри и Меган нужно рассказывать истории намного страшнее тех, что услышала Опра Уинфри. 

И тут два вопроса: первый — а есть ли у них такие истории, второй — хотят ли они эскалации конфликта. Судя по тому, как бережно они отзывались о королеве и других членах семьи, ими двигало вовсе не желание навредить или отомстить своим родным. И если это так, то историю, скорее всего, можно считать законченной.

Илья Гончаров, Forbes Contributor

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить