Бахыт Бубиканова: Я и сама стесняюсь своих работ

Скульптор по образованию, Бахыт пришла в современное искусство после знакомства с Молдакулом Нарымбетовым (лидер арт-группы «Кызыл трактор»), читавшим лекции о современном искусстве для сотрудников Школы изобразительных искусств и технического дизайна им. Кастеева. На сегодняшний день на счету у молодой художницы многочисленные выставки – как в Казахстане, так и за рубежом. В 2013 году Бахыт представляла Казахстан на Vienna Fair в Австрии, на Украине, в России, в Санкт-Петербурге, а также на всевозможных выставках в Алматы. В январе Бахыт Бубиканова получила премию Фонда Первого Президента Республики Казахстан «За вклад в современное искусство», которая присуждается людям не старше 40 лет в области науки и культуры. И это уже показательно, потому что… 

– Современное искусство в целом не поддерживается государством так, как это принято в других странах, – говорит Бахыт. – На мой взгляд, стоило бы пересмотреть этот опыт и попробовать двигать современное искусство через государство. Может быть, было бы гораздо интереснее, если бы современным художникам помогали бы не какие-то иностранные фонды, а государство. Тем не менее многие художники говорят, что с государственными структурами они не хотят иметь дело. 

– В чем причина такого отказа, на ваш взгляд?

– Современное искусство стремится разоблачать то, что творится в современности. Это касается и политики и государства, включая и Россию, и США. Тем не менее я думаю, что возможно сделать так, чтобы поддержка современного искусства со стороны государства пошла на пользу всем. 

– В чем бы выиграло государство? 

– Если бы у нас был хоть один большой музей современного искусства вместо этих моллов и магазинов, это было бы здорово! В Музей Кастеева мало кто ходит, он не интересный. Даже того, что происходит на Артбатфесте (ежегодный фестиваль современного искусства, проходящий в Алматы. – Прим. ред.), тоже недостаточно. У нас и в Средней Азии это искусство воспринимают как «левое». Почему-то считается, что оно должно быть активным, что нужно выходить на митинги. Но есть ведь другие формы искусства, которые могут способствовать государственному развитию. Если взять всемирно известных современных художников, например Дэмьена Херста, – они достаточно попсовые, достаточно красивые. Почему-то когда показывают искусство Средней Азии, оказывается, что оно о том, какие мы бедные, несчастные. 

– Вы упомянули моллы, но ведь вы участвовали в Esentai Art Reality. Как вам этот опыт? 

– В коммерческом пространстве очень тяжело работать. Люди ходят туда-сюда, звучит бесконечная однотонная музыка. Покупатель пришел когда захотел и ушел когда захотел, а ты работаешь там несколько часов и от этого устаешь. Все остальное было достаточно интересно. 

– А вы не считаете это действо сращиванием искусства и коммерции? 

– В конце концов все сводится к коммерции, хотим мы этого или нет. Я же не занимаюсь искусством оттого, что мне нечего делать. В какой-то момент это становится моей работой, и в какой-то момент мне приходится зарабатывать. Пришло такое предложение, я не вижу в этом ничего плохого. 

– Может быть, такие мероприятия, как Esentai Art Reality, это тоже шанс привлечь зрителя, приобщить к современному искусству? Ведь у нас больше людей ходит в моллы, чем в музеи… 

– Но это тоже не вариант. Я не знаю, было ли дело покупателям до работы художников. Никто же не проводил опрос. Я хотела бы, чтобы был огромный музей современного искусства, круглосуточный, куда можно было бы прийти и на диванах смотреть великолепнейшие работы наших мастеров или купленные работы зарубежных мастеров.

– Помимо создания музея современного искусства что могло бы способствовать тому, чтобы люди начали лучше понимать современное искусство? 

– Образование, среда. Это очень важно. Я сама до сих пор не до конца понимаю, что такое современное искусство. Я заниматься им начала, когда встретила Молдакула Нарымбетова, который пришел в школу, где я преподавала, и стал преподавать учителям, чтобы мы владели знаниями концептуального, конструктивного искусства. Это был первый человек, который ввел меня в эту среду. 

– Что интересует вас сейчас как художника? 

– Сейчас меня интересует суперэтнос. Кто-то как-то сказал, что казахи – это суперэтнос. Мы становимся супердержавой, суперэтносом. Даже простой казах, который толкает тележку на барахолке, тоже является частью суперэтноса. Как в песне, «тоже является частью вселенной». Если мы решили, что мы – суперэтнос, то кто тогда немцы или евреи? 

Моя работа – это размышление о том, что нужно не просто назваться суперэтносом, а дорасти до этого, но не какой-то частью страны, а всей страной целиком. Я сделала серию замечательных работ на тему суперэтноса, живопись. Также хочу сделать инсталляцию. Сейчас меня еще увлекла тема оккупации – про хозяев и рабов. 

– Я была на нескольких выставках, в которых вы участвовали. Я заметила, что в ваших работах очень много тела. 

– Это потому, что я скульптор. Скульптура присутствует даже в моей живописи. Я пять лет училась скульптуре, с краской вообще не работала. В моих работах есть «скульптурность» тела, но мне трудно что-то передать цветом. У меня есть на переднем плане тела, а фон мне не совсем интересен. 

– А вам не кажется, что иногда мы слишком стесняемся тела?  

– Так и есть. Мы – бестелесные, эфирные существа, совершенно мистические и магические. На самом деле я и сама стесняюсь своих работ. Когда делаю, стесняюсь, когда показываю, стесняюсь.

– Вы же это все равно делаете?! 

– Что-то заставляет меня это делать, а как женщина, как человек, я их стесняюсь.