Ермек Турсунов представит завершение трилогии – «Кенже»

16206

В четверг, 29 января, в киноклубе Олега Борецкого в алматинском кинотеатре «Цезарь» пройдёт предпоказ фильма Ермека Турсунова «Кенже», завершающего его трилогию («Келiн», «Шал»). Накануне события режиссёр дал эксклюзивное интервью Forbes.kz

Фото из архива Ермека Турсунова.

Картина делалась на протяжении двух лет. В съемочной группе работали специалисты из 16 стран.

Это завершающий фильм трилогии «Келiн», «Шал», «Кенже».

Позволим себе немного спойлерства. В основе ленты - история двух братьев. Старшего и младшего. Первый – лидер, второй – ведомый. Старшему 12, младшему (кенже) – 9. Они живут в далеком ауле. Родителей у них нет. Их воспитывает дядя, брат отца. Все идет как обычно до тех пор, пока дядя не решается уехать к своему родному сыну в другой город. Насовсем. Мальчишек он хочет сдать в интернат.

Парни сбегают в город. Там они включаются в борьбу за выживание.

Проходят годы. Братья вырастают и становятся "хозяевами жизни". Старший теперь – «промоутер» младшего брата, который стал профессиональным киллером. Они ведут точечное уничтожение неугодных по давно налаженной схеме: клиент – заказчик – исполнитель. Бизнес процветает. Младший довел свое ремесло до совершенства. Старший сидит на заказах и считает барыши. Братья работают, не гнушаясь ничем. «Неугодные» живут в разных концах планеты и младший охотится на них по всему миру.

На одном из заказов кенже проваливается. За ним устраивают охоту. След приводит к старшему брату, и тот вынужден сдать своего младшего. Начинается головокружительный экшн: на кону - жизнь и интересы нескольких сторон. Брат идет на брата, за каждым неотступно следуют профессиональные убийцы. Из этой схватки невозможно выйти, не преступив законы кровного родства...

F: Ермек, поздравляем вас с завершением трилогии «Келiн», «Шал», «Кенже». Кстати, сколько лет вы над ней работали?

- Чуть больше семи.

F: И что вы чувствуете – радость, удовлетворение?

- Однозначно ответить не могу. Какая-то часть меня закончилась. Теперь это уже всё не только мое. Что чувствую? Словно простился с кем-то из близких. Наверное, что-то подобное испытывают отцы, выдавая замуж своих дочерей…

Честно говоря, рассуждать о своих фильмах я не люблю. Как объяснить, да и зачем объяснять, как из меня по капле вытекает жизнь? Мне очень близка в этом смысле чеховская фраза: «Какой замечательный день сегодня: то ли пойти чаю попить, то ли застрелиться». Не ручаюсь за точность фразы, но что-то вроде того.

F: Зачем же вам стреляться? Вы же весь такой известный и признанный, у вас есть свой зритель.

- Мой зритель сегодня в явном численном меньшинстве. Его выдавили торгаши и лавочники. Это я к тому, что в моем деле нынче крутится невероятное количество мутных людей, которые по существу дискредитировали собственно смысл кино. Они превратили это исповедальное, по сути, занятие в промысел. Кто-то из старых киношников сказал: «Нельзя делать кино, имея целью что-то ещё, помимо кино». Поэтому собственно «кина» сегодня не осталось. Бурным цветом процветает «киноложество». Масскульт.

Короче,  не хочу я даже продолжать эту тему, поскольку она тонет в пошлости. Годар как-то бросил, что, если бы люди, снимающие сегодня так называемое кино, занялись самолетостроением, то эти самолеты падали бы уже на взлете. Но в кино за такие катастрофы нынче присуждают «Оскар».

F: Вы тоже так считаете?

- Да. Дело в том, что, достигнув вершин, искусство, будь то живопись, музыка, литература, театр или то же кино, повернуло вспять. А, как известно, все дороги с вершины ведут вниз. Вот мы и наблюдаем всеобщий исход. Я бы даже сказал – падение: кому как нравится. Факт, что дно уже в пределах видимости. И чем ближе к дну, тем больше мусора, застилающего истину. Намалюет некто ослиным хвостом нечто - и тут же найдутся мозгоправы, которые разглядят в этом некий замаскированный смысл. Замариновал как-то один ловкач акулу в аквариуме, потратил миллион на раскрутку и затем продал ее с аукциона уже за 12 миллионов. Современное искусство использует множество «измов», чтобы пропихнуть любое псевдохудожество. Важно привлечь внимание, поэтому в основе лежит эпатаж. Можно, например, мошонку свою прибить к мостовой, можно цепь на шею одеть, вымазаться в дерьме и бросаться на прохожих. Можно нарисовать постер с Курмангазы и Пушкиным. Да мало ли чего можно придумать. Главная задача – придать акту некий псевдоэстетический флёр и затеять вокруг этого возню. Словом, я рассматриваю некоторые образцы современного искусства как рак. А рак бывает разный, он поражает разные органы и довольно часто – мозг.

Другая крайность - это программирование быдла. Здесь нет никакой эстетической задачи. Все держится на инстинктах и рефлексах: и  рейтинг, и бокс-офис. Все эти сериалы, реалити-шоу, весь этот телевизор, занятый исключительно дебилизацией… За всем этим стоят торгаши, которые придумали себе новые прозвища, хотя суть их предназначения не изменилась. Ну, и правительствам это выгодно. Темнотой легче управлять. Все эти ушлые ребятки сошлись на одном лозунге: не грузить! Выключить мозги. Оставить только рецепторы. И потом, это ведь очень удобно: для того, чтобы производить эрзац-культуру, не нужно специальной подготовки. Любой может пойти, накупить красок и малевать. Любой может подняться на сцену и «спивать» оперную классику. Любой может купить камеру и снимать свое «кино». Нет внутренних редакторов. Нет отбора. Нет никакой ответственности. И, если человек тратит деньги «на раскрутку», выкупает зал и устраивает выставку своих «бессмертных полотен», если другой  выходит на большую намоленную сцену и смеет петь, если гаснет в зале свет и загорается экран, на котором демонстрируется некое изображение, публика принимает это за искусство. И некому объяснить, что, ребята, вам просто парят мозг. Вам подсовывают пустышку. Фейк. За всем этим нет ничего, кроме уязвленного тщеславия. В итоге не осталось художников, людей Настоящих, погруженных в дух. Тех, кто свои жизни посвятили этому делу. И если уж писали они свои картины, то писали кровью, а не красками. Понимаете вы разницу или нет?

Я об этом говорю без всякого пафоса, как о голом факте. И говорю я об этом не один. И не первый.

F: Может, это у вас просто сейчас опустошение после съемок (Турсунов только что закончил съемки картины «Жат». - F)?

- Ну, может быть.

F: Давайте ближе к делу. О чем ваше новое кино?

- Ну вот. Это самый ненавистный вопрос. Ты должен снять кино, а потом еще и объяснять – о чем оно. Сходите да и посмотрите. Я могу лишь дать небольшое пояснение.

Все мои ленты – по существу, один большой фильм. О нашей с вами жизни, о наших горестях и радостях, о том, откуда мы и куда идем. «Кенже» – последняя фраза в трилогии. По жанру это – обманка. Я попытался выскочить за рамки жанра. Получилось, нет - не мне судить. Но это попытка обратиться к молодежи. Поговорить с ними в их понятийном контексте. Их ведь подсадили на эти стрелялки-убивалки. Всё это в «Кенже» есть: и стреляют, и убивают, и догоняют, и с крыш прыгают, но это всего лишь рамка. Внутри этой рамки – другое. А что там внутри – пусть думают.

Я лично считаю, что мы проиграли. Я о тех, кто нынче, образно выражаясь, на базаре. Нас купили. Нас развели, как мудаков. За деньги. За карьеры. За всякий дорогостоящий хлам: особняки, машины, самолеты. За должности какие-то и за прочую лабуду. Мы забыли – зачем мы вообще здесь. Зачем нам Высший разум предоставил этот шанс.

Короче, нас провели - и мы купились.

Надо понимать, что, если вас обманули однажды, значит, вы напоролись на мошенника. Если вас обманули во второй раз - значит, вы дурак. А если вас обманывают постоянно, значит, вы живете в Казахстане. В стране, где построено иерархическое общество на основе бедности и невежества. Конечно, я не имею права никого обвинять, но никто не запретит мне выражать сочувствие. Времена изменились, и на смену всему Подлинному пришло время фриков. Наступила Эпоха большой лжи. Я сочувствую всем нам. Нам, проживающим свои жизни по чужим сценариям. Впрочем, нам врали и раньше. Коммунисты. Позднее им пришлось как-то отмываться от своей лжи. И тогда они поступили весьма изобретательно: они перекрасились. Поменяли цвет с красного на синий.

И вот я думаю: что за мир мы себе построили? Неужели это наши ожившие фантазии? Виртуальный мир суррогата и подделок? Так голодные видят во сне жирную котлету и просыпаются с чувством жира на губах. И самое прискорбное – мы теперь не хотим просыпаться.

F: В своих интервью и открытых письмах вы говорите об этом больше, чем собственно о кино? Может, вам заняться политикой?

- Вы что, смеетесь? Какая политика? Неужели вы думаете, что этими людьми и вправду движет мысль обустроить страну? С другой стороны, у меня такое ощущение, что именно такая трибуна подходит нам более всего. Другой мы просто не заслуживаем. Как это не печально - мы очень подходим друг другу. Невежество не может бороться со жлобством. Оно в принципе не может бороться ни с чем. Полагаю, ситуация складывается таким образом, что вскоре нам понадобится враг, на которого с удовольствием спустят всех собак. Возможно, скоро нам этого врага найдут, и начнется охота на ведьм. Хотя нет: скорее всего ведьмы объявят охоту на нас.

Если переиначить Пелевина, то получится так: «Антиказахский заговор, безусловно, существует. Проблема в том, что в нем участвует все взрослое население Казахстана». Я прямо чувствую, как страна ускользает, как песок сквозь пальцы. И я, видимо, скоро ослепну от блеска наших скорых перспектив…

F: Черный у вас юмор.

- Нет. Черный юмор - это когда хирург пишет записку паталогоанатому: «От нашего стола - вашему столу». А я всего лишь предполагаю, что, в конце концов, нас может объединить чувство всеобщей безнадежности. Тяжесть проблем давно превысила количество их решений. Виртуальные картинки, все эти яркие инсталляции, которые нам все время подсовывали, начали рассеиваться. За ними стали проступать уродливые каркасы из гнилых досок и фанеры.

Честно говоря, мне надоело называть вещи  своими именами. Потому что у этих вещей такие неприятные имена. Истинная мерзость ведь не в этом. Она – в притворстве и в терпимости к подлости. Лучше пойду-ка я во двор, снег убирать.

Наверное, то, что я сейчас говорю, не очень приятно. Но ведь это правда. А правду во времена всеобщей лжи выдают за экстремизм. Мир погряз в рацио. А в мире рацио нет места таким, как я. Впрочем, я один из тех, кто не прочел «Улисс».

F: Зато у вас есть возможность высказаться. Этого же не станете отрицать?

- Я не стану отрицать, что свобода слова – одна из важнейших свобод. Но есть свобода, которая выше и важнее, – это свобода духа. Одна из главных утрат нашего общества – это утрата свободы духа, свободы мышления.

Я дружу с теми, кто сильнее меня. Кто по-настоящему понимает и ценит абсолют Свободы. Но таких почти не осталось.

F: Почему вы решили адресовать «Кенже» в первую очередь молодежи?

- У образованного человека должны быть фильтры. У современной молодежи таких фильтров нет. К тому же новейшие технологии распространения эгоизма породили нарциссов. В их сотовых телефонах столько фоток себя любимого! Часто почему-то - в туалетах с зеркалами. Они фиксируют каждый свой шаг, вплоть до тарелки с  суши, которую приготовились есть. Некоторые фотают момент крушения поезда, на котором летят в пропасть. Словом, это такое коллективное бессознательное, жаждущее одобрения.  Но, заметьте, каждый сам по себе. Живут автономно – каждый в своем гаджете. И круг общения у них – статусный. Каждый в своей линейке. Их мир помещается в десятидюймовый экран мобильника. Как, впрочем, и их мышление. Они информированы, но мыслить не умеют. Потому что живут в мире готовых формул. На любой вопрос достаточно клика - и он придет, этот ответ.

Так вот, я хотел достучаться до них. Ну как бы это объяснить? Вот скажем: американская мечта - это как? Сделать что-нибудь полезное и получить признание у себя в Штатах. Так? Казахская мечта - это наворовать, разбогатеть любым способом и уехать в Лондон. Ну, во всяком случае, такую бесхитростную мораль мы им навязали за двадцать с небольшим лет. А я не хочу, чтобы они думали так же, как и их проигравшие родину отцы. Я хочу разбудить в них чувство дома. Потому что у нашей так называемой элиты нет этого чувства. Они относятся к своей земле, как разбойники, орудующие в чужом лесу. У нас и элиты-то, собственно, нет. Элиты в подлинном значении этого слова. Аристократии. У нас нет представителей этической оппозиции государству. Аристократы - это ведь не просто первые лица государства. Это – власть лучших. В какой-то момент они могут стать первыми жертвами во имя блага своей страны. Аристократизм – понятие не социальное и не экономическое, а духовное. У нас этого не понимают. Хотя это не так уж и сложно. У нынешней молодежи - рассеянное внимание. Никто не может сосредоточиться хотя бы на пару минут, поскольку в современном мире созерцание могут позволить себе только очень богатые люди. У остальных мышление фрагментарное. Мышление момента.

По большому счету это, наверное, не мое дело. Это – дело политиков. Но им стоило бы подумать о том, какой народ они хотят видеть у себя в стране. Они должны помнить закон де Токвиля: революции случаются не тогда, когда плохо, а тогда, когда было хорошо и резко стало хуже.

А я… Я лишь выступаю за путь правды. Стараюсь оставаться человеком и будить человека в других.

F: А у вас самого есть какие-нибудь рецепты?

- Чтобы выписывать верные рецепты, надо разобраться с диагнозом. Нам реально не хватает здоровья. В самом широком смысле. Нравственного, умственного, религиозного, духовного, политического... Наш организм поражен разного рода инфекциями. Оттого у  нас внутри нет мира и спокойствия. Нет любви. Мы, казахи, так и говорим: «Главное богатство – это здоровье». А если нет его, здоровья, то о чем вообще речь? Мы озлоблены. Мы привыкли жить в ненависти, в нетерпимости.  А чем больше ты ненавидишь, тем больше у тебя появляется поводов для ненависти. Мы пестуем нашу ненависть. Мы растим ее – чуть не сказал, с любовью. Британский философ Джон Грей считает, что любая цивилизация может рухнуть в течение одного поколения. И вот смотрю я вокруг и вижу, что наша реальность, обладающая  исключительным даром убеждения, подтверждает эту мысль. Между прочим, Кончаловский считает, что задачи государства и искусства едины. Здесь я с ним в каком-то смысле согласен. Только культура может спасти нас от окончательного разложения. 

Да, возможно, я бываю чересчур эмоционален. Возможно, мои высказывания во многом идеалистичны. Но я и не претендую на истину. Просто хочется ведь как лучше, оттого иногда бываю резок. Но стараюсь не унывать. Копошусь. Пытаюсь помочь тем, кто в этом нуждается. Вот фильмы делаю, книжки издаю. Уныние ведь - грех. Есть, правда, далеко, в самом укромном уголке моей души, такое ма-аленькое кладбище. Там я похоронил тех, кого я когда-то любил. Остались единицы, в чьи слова я еще верю….

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить