Татишев: Когда люди остаются без работы, у них меняется социальное поведение

28780

Чем этот кризис отличается от предыдущих и почему главная задача – не допустить разорения МСБ и массовой безработицы

Еркин Татишев
ФОТО: Андрей Лунин
Еркин Татишев

Интервью проводилось в апреле для майского номера журнала Forbes Kazakhstan.

Kusto Group диверсифицирована не только по секторам экономики, но и по странам, причем основные деньги зарабатываются за пределами Казахстана

В целом это более 30 компаний, работающих в сферах нефтедобычи, АЗС, девелопмента, стройиндустрии, сельского хозяйства. Forbes Kazakhstan попросил главу холдинга Еркина Татишева рассказать, что сейчас происходит в его бизнесе.

F: Давайте начнем с нефтедобычи как с наиболее пострадавшего направления.

– Ну про то, что происходит с нефтью, вы знаете. Хорошо, что договорились. Впрочем, выбора там не было. Единственное, мы, конечно, удивлены, что этот сбой произошел именно в кризис. Возможно, основные игроки недооценили риски, думали, как обычно, поиграть мышцами… Как бы то ни было, мы сразу же начали сокращать объем добычи на более дорогих скважинах. За счет этого уменьшили объем на 20%. Конечно, сразу пересмотрели инвестпрограммы – в 2–2,5 раза. Сократили операционные расходы более чем на 30%. В этом плане нефтянка уже тренированная после 2014 года.

Но это еще soft plan, потому что кроме цены есть вопрос возможности поставок. По нашей сети АЗС «Компас» мы видим, что заправочный бизнес по разным направлениям – бензин, дизель, газ – упал от 40 до 70%. Ясно, что из-за карантина, но и после его снятия, думаю, люди будут экономить ввиду падения доходов. Это уже видно по магазинам с товарами первой необходимости, которые есть на заправках. Падение спроса (за исключением дней предкарантинного ажиотажа) – 25%. Плюс девальвация – цены выросли не только на импортные товары, но и на некоторые отечественные.

Мы сделали сценарное планирование. Сценарий quick recovery допускает, что в июне-июле начнется восстановление, но он самый маловероятный. Несмотря на некоторые позитивные знаки по пандемии, границы закрыты, поэтому будущее мировой цепочки поставок и спроса очень неопределенное. Есть второй сценарий, где ограничительные меры действуют до сентября-октября. И третий – что придется весь этот год прожить с ограничениями. В каждом варианте – свои шаги и триггеры. Будем балансировать, выбора нет.

F: По нефти – это хуже или так же, как в 2014-м?

– Однозначно хуже. Тогда не было падения спроса. Сейчас вся авиация стоит, а она была одним из крупнейших потребителей, минимум 20–30% на нее приходилось. И это просто один из примеров.

Кызылординская, кумкольская нефть, которую мы добываем, идет только по трем направлениям – внутренний рынок, Узбекистан и Китай. Китай всегда был наименее выгодным – из-за того, что там самая большая скидка, $5,33 с барреля. Что теперь, при средневзвешенной цене Brent $25 за баррель, просто неподъемно. Даже при $35 это много, договаривались, когда баррель стоил в районе $70–80. Китай мог бы сейчас помочь, поскольку и так теперь получает хорошую скидку, нефть достается более чем в 2 раза дешевле из-за падения цен. Узбекистан тоже ушел в карантин, и это отразится на спросе.

Внутренний рынок рассчитан на внутреннее потребление и экспорт нефтепродуктов. Но нефтепродукты грузить особо некуда – даже после того, как на них убрали пошлины и акцизы, спрос упал везде. Внутри, конечно, что-то работает, сельское хозяйство готовится к посевной, промышленность не вся стала. Но такие активные потребители, как междугородные пассажирские перевозки, выпали. Так что, думаю, 50% снижения потребления мы получим.

F: По себестоимости вы укладываетесь в новые цены?

– У нас еще молодое месторождение, и потому есть возможность маневра. А вот у тех, кто находится в середине пути или на спаде добычи, проблемы серьезные. В Кызылординском регионе по итогам 2019 разбег средней себестоимости получался от $20 до $40, в зависимости от фазы добычи. Наверное, девальвация ее чуть-чуть снизит, но несущественно, потому что в себестоимости нефтедобычи велика доля импорта, особенно по капзатратам. В любом случае доходность сильно упала, это скажется и на налогах, и на других вещах. Людей пока сокращать не собираемся. Вахта, которая должна была проработать 15 дней, ушла почти на 90 – мы не можем рисковать сейчас. Люди отнеслись с пониманием. Тем, кто остался дома, выплачиваем 50% и просим самоизолироваться.

F: Как ваши дела в Израиле?

– Израиль официально подтвердил 30% безработицы, там жесткий локдаун. Но строительный рынок продолжает работать. В частности, потому, что в строительстве много иностранных рабочих. Если стройку остановить, возникает вопрос их содержания. Если выслать, они могут потом не вернуться из-за карантинных мер в их странах. Так что Tambour как поставщик строительных материалов продолжает работать. Но продажи в стране уже на 20% меньше того, что было в прошлом году. Март в Израиле для нас очень важный месяц, потому что в апреле Песах и по религиозной традиции каждый к этому дню должен почистить и покрасить свой дом. В этот раз этого не случилось в той мере, как происходило обычно. Правительство разработало антикризисный план на 20 млрд евро, но там еще проблемы с коалицией. Надеемся, кнессет все-таки поддержит этот план.

F: Чем поможет принятие плана вашему бизнесу?

– Сложно сказать, мы пока лишь написали свои предложения правительству. Здесь ведь не так, что хорошо станет, если помогут лично тебе. Среди наших клиентов много малых строительных компаний, магазинов и т. д. Помочь надо всем участникам рынка, чтобы мы помогли друг другу. Ведь что такое экономика? Это всего лишь количество экономических сделок между ее субъектами. Если мы будем продолжать совершать сделки, экономика останется более или менее стабильной, если прекратим – пойдет на спад. Если мы начинаем резко их сокращать, от корпоративных до персональных, то вся страна разворачивается вниз и всем сразу становится тяжелее – долги-то никуда не исчезли.

В Tambour тоже есть план, как двигаться дальше. Там широкая номенклатура – краски, стройматериалы, штукатурка, гипсокартон, реагирует все это не одинаково, то есть наступил период кризис-менеджмента.

F: Часть вашей продукции рассчитана не только на локальные, но и на глобальные рынки. Что происходит с экспортом?

– Пока производство не сократили, работаем на склад. Все крупные потребители сами не знают, как у них пойдут дела. Плюс возникла проблема портов – они тоже вошли в карантин. То есть можно попасть на штрафные санкции от корабля, и тогда у тебя может сгореть стоимость груза.

F: Разве пандемия не есть тот самый форс-мажор, оговариваемый в договорах?

– Это форс-мажор для перевозчика, а не для грузоотправителя. Если судно уже доставило твой груз, а порт не принял и придется стоять в ожидании неделями, то перевозчик наложит на тебя штрафные санкции. Понятно, что можно судиться, выставлять претензии, но это будет длиться годами, а груз он без оплаты штрафа не отдаст. Исходя из этих рисков, мы сейчас по ряду направлений не грузим. То, что все цепочки экспортных поставок находятся под ударом, – один из серьезных вызовов нынешнего времени. Я не помню такого за 20 лет своей бизнес-деятельности. Да, росли цены на фрахт, девальвировался тенге, что-то происходило с рынком, но чтобы ты не мог грузить, потому что это может где-то застрять – такое вообще в первый раз.

F: Что во Вьетнаме? Страна на удивление хорошо справляется с пандемией.

– Вьетнам достаточно быстро отреагировал, объемы заражения низкие, хотя, возможно, дело просто в недостаточном тестировании. Мы там сконцентрировались на строительстве и недвижимости. В принципе, заказы на этот год у нас сформированы, посмотрим, как по ним пойдет работа. Конечно, общий кризис доходности должен сказаться на рынке недвижимости, но есть и обратный вектор – массовое движение жителей сельской местности, особенно молодежи, в города, там 70% населения жило на селе. Вопрос в том, насколько жестко кризис скажется на промышленности – Вьетнам одна из крупных фабрик мира. Если я правильно помню, ВВП Вьетнама почти на 50% зависит от ПИИ. Все будет зависеть от того, как будет восстанавливаться мировая торговля. Но за первый квартал страна показала очень хорошие результаты – 5% роста. Стройки продолжают работать.

F: Как реагирует на кризис ваше агронаправление?

– На Украине все сейчас выходят на посевную и уборку озимых. В «Кусто Агро Украина» еще до кризиса была запланированная оптимизация, и ее уже провели (ввиду покупки нового оборудования и автоматизации некоторых процессов). Гривна упала более чем на 10%, и есть высокая вероятность дальнейшей девальвации – там и резервов меньше, чем в Казахстане, и в целом экономика находится в более слабом состоянии. К тому же в Европе работало от 5 до 10 млн украинцев, которые теперь вернулись, и пока валюты от них не будет.

Что касается продаж, то все более или менее стабильно: Украина сидит на Черном море и все ее агропроизводство ориентировано на экспорт. Вопрос – как ситуация отразится на ценах. Думаю, как минимум роста не будет. Иногда говорят, что последнее, на чем будут экономить, это еда, но это не так. Люди не только сокращают рацион, но и перестали ходить в рестораны. А есть ведь еще промышленное потребление, например, кукуруза – это этанол, потребление которого снизилось. При этом объемы производства остаются более или менее стабильными. Так что у меня осторожно негативный прогноз по ценам. Хотя сильно снижаться они все-таки не должны, потому что правительства, наверное, начнут активнее создавать запасы.

F: Как дела у ТОО «KazBeef» и проекта с Tyson Foods?

– В KazBeef должны были к лету выйти на 1000 голов переработки в месяц, но теперь это откладывается. Его основной рынок – HoReCa, а что с этим сектором происходит, мы видим. Перестроились, часть запасов делаем на склад, частично перешли на кейтеринг – поставляем мясо крупным компаниям, которые продолжают работать. Но производим-то мы дорогое мраморное мясо, а продавать приходится в сегменте обычного, так что доходная часть упала. В планах – прямые продажи ретейлу и онлайн-продажи. В апреле к нам должна была приехать китайская проверка, чтобы включить в сеть своих поставщиков, в мае планировалось начало экспорта. Все откладывается на неопределенный срок.

По проекту с Tyson Foods работаем на уровне юристов и соглашений. Должно было быть несколько поездок и встреч, но границы закрылись. Недавно созванивался, утверждают, что в сегменте глобальных проектов Казахстан у них в приоритете. Думаю, для Казахстана это хороший месседж, что производство продуктов питания на экспорт остается востребованным. Особенно с учетом падения цен на нефть и другие commodities – продукты сельского хозяйства никогда не падают так драматично, вдвое, максимум коррекции – на 5–10%. Это еще один довод в пользу того, что агронаправление может и должно быть одним из системообразующих. Если бы те деньги, которые отданы банковской отрасли, пошли в агро, мы бы уже имели крепкое сельское хозяйство.

ФОТО: Андрей Лунин

F: Что у вас с долгами? Есть ли какое-то понимание со стороны банков?

– Мы старались работать с меньшей кредитной нагрузкой с учетом опыта работы с банками в прошлом. Так что у группы больших долгов нет, ни здесь, ни за рубежом. В целом же считаю, что банки в последние 10 лет уж точно не могут жаловаться, что им не помогали, так что у правительства есть моральное право с помощью регулятивных вещей сделать послабление заемщикам.

По нескольким компаниям у нас есть действующие портфели, мы представляем банкам наши планы, формируем предложения. Но пока ситуация не очень радует. По «Экономике простых вещей» банки встали в позицию осторожного выжидания, и у бизнеса есть опасения, что финансирование так и не придет. Если БВУ будут давать кредиты по старым условиям – финансовое состояние, бизнес-планы и так далее, то должны будут отказывать 90–95% заемщиков. Потому что финансовое состояние изменится у всех, залоговая масса уменьшится. По бизнес-плану вообще никто гарантировать ничего не может – нет понимания, куда это все вообще повернет. В США, Швейцарии, Германии значительную часть кредитных рисков берет на себя правительство, задача БВУ – проверить, что это действующий бизнес, а не мошенники. Это, по сути, госгарантии. Я бы не рекомендовал сейчас банкам пользоваться ситуацией – в прошлый кризис это сильно подорвало к ним доверие.

F:  Как вы оцениваете действия правительства в период кризиса?

– Если брать медицинский аспект, то в целом, считаю, правительство вовремя оценило риски и приняло меры, на две недели опередив ту же Россию. При этом я считаю, что дилеммы – экономика или жизнь – нет. Надо бороться одновременно и за то, и за другое. Закрыть на квартал экономическую активность – это поставить под вопрос 25% объема производства страны. Да, открыть сразу нельзя. Но тогда нужны активные антикризисные действия. Главное – не допустить массовой безработицы. Мы сделали свои предложения правительству, в которых предлагаем ориентироваться на world best practices. Cамое большое количество экономических кризисов пережили открытые западные экономики. Сейчас там в среднем все формы поддержки составляют 10–20% ВВП. Налоговое освобождение – это самое простое, что может сделать правительство. В Казахстане для МСБ надо отменить все налоги на 2020 год, а может, и на 2021-й, включая отчисления от фонда заработной платы. В идеале – как сделали правительства Швейцарии, США и Германии – осуществить прямую поддержку работодателей. Я не говорю, гранты, но хотя бы беспроцентные кредиты на пять лет. Конечно, они должны быть обусловленными – с условием сохранения рабочих мест или даже увеличения. Тогда у бизнеса появилась бы некая финансовая подушка, с которой он мог бы, во-первых, продолжать содержать людей, а во-вторых, перестроить свои бизнес-процессы. Большая часть предпринимателей этот кредит вернет с благодарностью. Опыт прежних кризисов показывает – там, где правительство решительно помогало бизнесу, экономика гораздо быстрее вышла из пике и вернулись доходы населения. Богатые страны всегда реагирует на кризисы активно и в конце концов восстанавливают свое богатство. Бедные страны обычно не помогают, в итоге восстанавливаются гораздо медленнее или уходят вниз.

Ситуация очень серьезная. Bloomberg оценивает падение экономики США на 10%, а потери всего мира – в $5–7 трлн. Это размер экономики Японии. На Казахстане отразится как минимум через падение цен на основной экспорт – энергоносители, металлы и минералы. Так что помогать надо будет не только малому бизнесу, но и крупному. По-разному, конечно. Крупным компаниям можно сделать селективные программы, где-то реструктуризацию долгов провести, где-то налоговые льготы установить, где-то, возможно, и прямое финансирование организовать. Почему важен крупный бизнес? Потому что он первый, кто отдаст деньги назад и запрыгнет на волну, когда она пойдет вверх, потащив за собой остальных. Не должно быть эволюционного подхода, типа пусть выживут сильнейшие, им и поможем. Это как в трудные времена перестать кормить стариков и детей. Но тогда не будет ни прошлого, ни будущего. Моя личная позиция – с умом, но поддержать надо всех. Резервы у нас для этого есть. Это и прагматично. Если казахстанские компании будут выживать сами, то выжившие выйдут ослабевшими. А наши международные конкуренты с поддержкой правительства сохранят силу и здоровье. Как вы думаете, кто победит в итоге? Поэтому поддержка бизнеса должна делаться в том числе и с учетом мировой конкуренции.

В социальном плане вопрос номер один – сохранение рабочих мест. В 90-х я сидел в Жетыгаре на предприятии с пятью тысячами то и дело бастующих работников – на момент нашего прихода задолженность по зарплате составляла два года. Тогда я понял – пока у людей есть работа, диалог возможен и можно как-то двигаться вперед. А вот когда люди остаются без работы, у них полностью меняется социальное поведение. Потому что не остается надежды. Где ты найдешь другую работу, когда в кризисе вся страна? Длительное пребывание под сильным эмоциональным стрессом может подвигнуть на что угодно. Причем это может принять любую окраску – религиозную, национальную, местническую…

В целом, как компания, мы по-прежнему находимся в активной позиции – возможности есть всегда, и на растущем, и на падающем рынке. Но меня заботят не столько инвестиционные возможности, сколько то, чтобы не произошло резкого обеднения населения и массового банкротства МСБ. Нет желания ходить красавчиком среди всеобщего разорения, хочется, чтобы кризис прошел с наименьшими потерями и мы вместе смогли вернуться к оптимизму и росту.

Во время подготовки интервью к печати Kusto Group объявила о выделении 1 млрд тенге на благотворительный проект KustoHelp на период пандемии в Казахстане. Помощь будет оказываться малоимущим слоям населения и медработникам.

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить