Кто выиграет от китайско-американской торговой войны

11505

Всё затихло на трансатлантическом торговом фронте: июльское соглашение между президентом США Дональдом Трампом и председателем Еврокомиссии Жаном-Клодом Юнкером развеяло страхи, что может начаться полномасштабная тарифная война. Это соглашение стало сюрпризом, хотя, наверное, не должно было им стать

Фото: © Depositphotos.com/Qingwa

В основе соглашения, заключённого Юнкером и Трампом, лежит идея, что Евросоюз и США будут «работать вместе над полной отменой пошлин, нетарифных барьеров и субсидирования неавтомобильных промышленных товаров», при этом во время этой работы не будут создаваться новые торговые барьеры. Но дело не в потенциальном соглашении о свободной торговле; важно то, что прекратилась эскалация торговых мер по принципу «зуб за зуб», которую начал Трамп своим решением обложить пошлинами американский импорт стали из Европы.

Президент США обладает полномочиями устанавливать пошлины и другие торговые барьеры в одностороннем порядке – в интересах национальной безопасности. Именно поэтому Трамп смог начать свою личную торговую войну, не особенно советуясь с конгрессом США. А вот полномасштабное торговое соглашение потребует одобрения конгресса. Учитывая массу особых интересов, которые способны мобилизовать подобное соглашение, очень маловероятно то, что какое-либо торговое соглашение (даже ограниченное вопросами промышленной продукции) сможет материализоваться в обозримом будущем.

Как показывает история, США были способны заключать торговые соглашения лишь тогда, когда коалиция заинтересованных сторон, которым было выгодно расширение возможностей для экспорта, имела больше голосов, чем те, кто был уязвим для конкуренции со стороны импорта. Когда внешняя торговля рассматривается как чисто экономический вопрос, обычно оказывается возможно сколотить подобную коалицию, потому что выгоды торговой либерализации перевешивают её издержки.

Но в США это, как правило, сделать намного труднее, чем в других странах, потому что внешняя торговля играет сравнительно маленькую роль в экономике США. Экспорт товаров, может быть, и находится в центре внимания Трампа, но реалии таковы: на экспорт приходится менее 10% ВВП США. Прямая занятость в экспортных отраслях не играет значительной роли на американском рынке труда.

Напротив, в большинстве стран Европы на долю экспорта приходится более 25% ВВП, а в Германии эта цифра превышает 50%. Когда экономика столь сильно зависима от внешней торговли, доказывать пользу либерализации намного легче, и именно поэтому Европа уже давно и с гораздо большим энтузиазмом, чем США, относится к идее трансатлантического соглашения о свободной торговле. Переговоры о таком соглашении – Трансатлантическом торговом и инвестиционном партнёрстве – застопорились при администрации президента Барака Обамы.

Помимо заключения самого соглашения, Юнкер, как можно понять, дал личное обещание, что ЕС будет закупать у США больше сельхозпродукции. Это обещание является одновременно и пустым, и легковыполнимым.

Оно пустое, потому что у Еврокомиссии нет бюджета, чтобы покупать американские соевые бобы, и нет никаких инструментов, чтобы заставить это делать потребителей в ЕС. И оно легковыполнимое, потому что Китай уже ввёл пошлины на американские соевые бобы в отместку за американские пошлины на китайские экспортные товары, а это значит, что производители сои вне Америки теперь, скорее всего, перенаправят свой экспорт на китайский рынок, освободив рынок ЕС для производителей из США. Главным эффектом китайских пошлин на американскую сою станет тем самым перенаправление глобальных потоков соевых бобов.

Впрочем, роль Китая не ограничивается соевыми бобами. Более того, именно динамикой торговых отношений с Китаем как раз и объясняется готовность Трампа пойти на соглашение с Юнкером.

Пошлины на импорт товаров в США будут иметь намного больший эффект, если они будут применяться только к китайским экспортёрам. Например, введение пошлины в размере 25% на авиадвигатели из Китая позволит производителям из других стран увеличить свою долю на рынке США, а если бы они все должны были платить одинаковую пошлину, тогда ситуация на игровом поле оставалась бы неизменной.

Гарантия, что ЕС не столкнётся с такими же пошлинами, как Китай, является особенно значимой, потому что во многих отраслях европейские поставщики являются главными конкурентами китайских экспортёров. А учитывая, что ЕС конкурирует с США на китайском рынке, получается, что европейская промышленность может в реальности выиграть (косвенно) от китайско-американской торговой войны. Пока США и Китай будут сражаться из-за внешней торговли, трансатлантическое перемирие будет приносить выгоду Европе.

Это перемирие далеко не так выгодно Китаю. На словах руководство этой страны отстаивает свободу торговли, но оно до сих пор не демонстрирует готовности учесть недовольство как США, так и Европы. Если Китай хочет, чтобы у него были союзники в торговой войне с США, ему придётся пересмотреть многие внутренние нормы регулирования и методы работы, которые представляют собой фактическую дискриминацию иностранных конкурентов.

Тем самым соглашение между ЕС и США выдвинуло на первое место реальный вопрос, стоящий перед руководством Китая: надо ли ему продолжать сильную государственную поддержку внутренней промышленности? Протекционистские меры можно было отстаивать 20 лет назад, но сегодня конкурентоспособность китайской экономики намного выше. Какие бы выгоды ни получал Китай от подобных мер, эти выгоды вполне может перевесить ущерб от эскалации торговой войны, причём особенно сейчас, когда ЕС оказался в безопасности, а Китаю придётся противостоять США в одиночку.

Даниэль Грос, директор Центра европейских политических исследований

© Project Syndicate 1995-2018 

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить