Золушка Силиконовой долины

В Пало Альто мягкий февральский вечер, и Педжман Нозад неторопливо пьет чай на террасе Rosewood Hotel. Это центр деловой активности Сэнд Хилл Роуд, Мекки венчурного капитала. Он выбрал столик посередине, откуда открывается идеальный обзор всех посетителей. Как обычно, ресторан забит людьми: тут предприниматели в джинсах и в очках с громоздкой оправой беседуют со своими инвесторами, там финансисты в выглаженных брюках и кожаных мокасинах бежевого цвета. Внешне Нозад скорее напоминает финансиста с благородной проседью в волосах. Однако его мягкий голубой блейзер и платок с «огуречным» узором демонстрируют, что их владелец на самом деле органично сочетает в себе обе группы.

Круг общения Нозада поистине огромен, и этот раз не стал исключением: он тут же встретил знакомого. «Это Майк Абботт. Знаешь его? Он один из самых умных людей, которых я встречал», – рассказывает Нозад. Затем он интересуется у Абботта, как поживают дети. Друг Нозада недавно ушел из Twitter, где он управлял отделом инжиниринга, ради партнерства в венчурной компании Kleiner Perkins Caufield & Byers.

Наш собеседник уходит, и Нозад почти сразу же вскакивает на ноги. «Господи, Лоренцо! Как поживаешь?» – оживленно приветствует он Лоренцо Тионе, соучредителя компании Powerset. Компания разработала «интеллектуальный» интернет-поисковик и была куплена Microsoft четыре года назад за $100 млн. «Я знал, что ты не останешься в Microsoft. Начинать новые проекты у тебя в крови», – говорит Нозад, ранний инвестор в Powerset.

Тионе с широкой улыбкой рассказывает нам о своем последнем проекте – сервисе наподобие Netfit для современного искусства класса люкс. Он упоминает о сумме, которую он ищет для проекта. Нозад слегка подается вперед: «Это очень интересно. У меня есть люди, с которыми ты обязательно должен поговорить. Я знаю самых известных дизайнеров по интерьеру в Нью-Йорке. Еще я хотел бы встретиться с твоим партнером, соучредителем компании. Я никогда не делаю инвестиций без этого».

В патио становится прохладно, и Нозад, которому сейчас 43, сканирует взглядом бар. Роузвуд погружается в ночь. Ребята-технари отложили свои iPad и заказали коктейли, тем временем несколько девушек по вызову – быть может, это самый верный знак того, что в сфере технологий снова крутятся большие деньги – внимательно изучают толпу.

Нозад выбрал L-образный диванчик рядом со входом. «Я опасаюсь, что иначе мои друзья могут не найти меня», – объясняет он пышногрудой официантке. Уютно устроившись на новом месте, он обнаружил Дэриана Ширази, который начал работать в Facebook, едва окончив школу, и стал одним из первых его сотрудников. Несколько минут подряд Нозад выдает имена ключевых инвесторов и возможных членов правления, с которыми Ширази мог бы обсудить свой стартап, информационную компанию Radius. На том же дыхании он называет парня, с которым Ширази мог бы познакомить свою кузину: «Он славный малый, а ей надо возвращаться из Лондона! Ее место здесь, в Сан-Франциско». Его друг смеется: «Вы, персы, всегда занимаетесь сводничеством!».

Да, это самое точное название для деятельности Нозада – целыми днями, без выходных. Он один из лучших знатоков по связям в Силиконовой долине. Самые выдающиеся инвес­торы рады получить звонок от него. Лучшие предприниматели считают его за родного дядю. И как-то между всем этим Нозад владеет долями в самых успешных компаниях мира. При этом он не может похвастаться суперобразованием – визитной карточкой в Силиконовой долине. Он не оканчивал MBA, не является кандидатом наук. «Абсолютно никакого технического образования» – вот как он это описывает. И даже никогда не работал в технической компании.

Тем не менее он стал влиятельной личностью в Силиконовой долине и венчурным инвестором с активами чистой стоимостью приблизительно в $50 млн. Свой путь к этому Нозад проложил куда как просто – он продавал ковры.

Университетский проспект в полной мере отображает многообразие всего Пало Альто. Он начинается от моста Dumbarton Bridge, рассекающего собой южную сторону залива Сан-Франциско, затем проходит сквозь суматошный East Palo Alto и многоквартирные высотки стоимостью в миллионы долларов – и наконец подводит нас к кампусу Cтэнфорда (на что и намекает имя этого проспекта). За несколько сотен футов, неподалеку от тайского ресторана и Starbucks, расположилась похожая на склад галерея ковров Medallion. В ней семья Амиди уже 34 года продает «эксклюзивные произведения искусства», способные украсить любой пол.

В 1994 году главе семьи Амиру Амиди позвонил Нозад, откликнувшись на вакансию продавца в магазине ковров. Парень не имел опыта работы и по-английски изъяснялся с трудом. «Ты продал хоть что-нибудь в своей жизни?» – спросил на фарси Амиди у настойчивого звонящего. «Нет, – заявил тот. – Но дайте мне шанс! Как можно отказать кому-то, кого вы даже в глаза не видели?»

«Не попросишь – не получишь» – это Нозад на тот момент уже твердо знал. Он вырос в Тегеране, но в 1980-х его семья вынуждена была бежать в Германию. Нозад думал присоединиться к ним после окончания обязательной службы в армии Ирана. Он должен был отыграть какое-то время за футбольную команду страны. Когда военный офицер спросил причину, по которой Нозад не будет служить в общем порядке, тот нашел духовника и взял у него интервью о плюсах футбола – и это решило проблему.

Он собирался переехать в Мангейм (Германия) и иметь возможность больше времени проводить на футбольном поле, но поддался на уговоры брата и пошел в американское консульство подавать заявку на визу. Это был своего рода заговор. Брат Нозада был одержим американской культурой и ходил в консульство чуть не каждый день, но в визе ему отказывали. Нозад показался там однажды утром, упомянул о своем интервью на тему футбола – и получил журналистскую визу. Спустя два месяца он прилетел в Сан-Франциско, где жил его дядя, с семью сотнями долларов в кармане и парой фраз на английском.

Первое время он работал на автомойке в Сан-Хосе, принадлежащей иранцам. Затем – в кофейном магазине в Редвуд Сити, зажатом между мексиканским рестораном и офисом собеса. Английский язык он учил по ночам, снимая забитую салфетками, чашками и кофейными зернами комнатку над магазином. Тогда-то Нозад и наткнулся на объявление, по счастливой случайности размещенное также выходцем из Ирана. Более того, тот иранец тоже бежал из страны после свержения шаха и на новом месте уже имел опыт и определенные успехи.

 «У моего отца был опыт в делах, а у Педжмана – энтузиазм, – вспоминает Саид, сын Амиди, умершего в 2000 году. – Для осуществления американской мечты нужно и то и другое. Многие состоятельные люди делятся своими знаниями (и принимают на себя определенные риски) с более молодыми. Только так и можно остаться богатым. К тому же они знают весь процесс, ведь кто-то когда-то сделал то же самое для них». В следующие 15 лет, по мере того как росли уверенность в себе и познания в английском, Нозад доказал, что он лучший продавец ковров Амиди, в свой самый удачный год принеся компании выручку аж в $8 млн. Но, что гораздо важнее, Нозад был авантюристом в более глубоком смысле слова. Он осознал, что волею судьбы получил доступ к самым важным людям в самом важном мес­те самой важной индустрии в самое важное для нее время.

Так что он сделал все, чтобы не упустить этот подарок. Нозад настаивал на встрече с клиентами у них дома, показывая им около 20 ковров (а это по меньшей мере два часа разговора). Прежде чем встретиться, он узнавал об этих людях в Google все, что мог, чтобы потом его рассказ о коврах перемежался с тактичными вопросами о новых знакомых – об их карьере, предпочтениях, взглядах на жизнь… Сначала, конечно, получалось неуклюже. Но месяцы практики принесли ему весомые имена и тенденции в сфере технологий, над которыми можно было поразмыслить. «Умные люди сразу все понимали. И приглашали меня к себе в офис», – говорит наш собеседник.

Затем Нозад решил, что настало время гостеприимно распахнуть и собственные двери. Он начал регулярно проводить в магазине ковров встречи с коктейлями, где успешные венчурные инвесторы могли поделиться своим опытом с новичками бизнеса. «Люди дразнили меня за то, что я туда хожу, – вспоминает Дуг Леони, старейший партнер Sequoia Capital. – В пять часов ковры поднимались. Мы все были иммигрантами. Итальянцы вроде меня, иранцы, индусы. Атмосфера была очень легкой и непринужденной». А Нозад по-прежнему не мог похвастаться значительными активами. Но Амиди-старший, который уже начал считать его своим «третьим сыном», заметил несомненные таланты подопечного к сводничеству. К тому же Амир также вошел во вкус венчурных капиталовложений. Семья приобрела маленькое офисное здание через дорогу от магазина, где вскоре уже активно развивалась перспективная молодая компания – Google. Там начинала свою работу и другая компания, PayPal, и на этот раз Амиди уже захотел совершить инвестиции. «Мы заметили, что все вокруг делают больше денег, чем мы, – рассказывает Саид Амиди. – Мы тоже хотели быть частью большой игры». В 1999 году семья Амиди официально основала инвестиционный фонд с уставным капиталом в $2 млн, а Нозад стал еще более ценным, так как он приносил фактически всю важную информацию. Он вложил в предприятие $200 тыс. – все свои сбережения – и получил одну треть акций. Даже название фонда Amizad, было составлено из двух фамилий – Амиди и Нозад. Нес­мотря на то что их инвестиции были сравнительно малы – от $25 тыс. до 250 тыс., суммы, из-за которых большинство венчурных инвесторов даже не стали бы беспокоиться, – бешеная деятельность Нозада приносила стабильные результаты. Самир Ганди из Accel Partners назвал это «уникальностью по Педжману».

«У парня чутье на такие вещи, и я ему полностью доверяю, – заявил Леони, с которым Нозад совершил совместные инвестиции в четыре разные компании. – Он такой же, как и я, не витает в облаках».

Первым крупным инвестиционным проектом Нозада стал стартап Danger, целью которого было создать портативные устройства для передачи данных. Когда-то Нозад продал соучредителю Danger Энди Рубину ковер за $5 тыс. В ходе этой сделки они потратили на переговоры несколько часов, и Нозад был впечатлен. Он всерьез заинтересовался проектом Danger. Нозад ничего не понимал в технологиях, но после первой же встречи с Рубином (который сейчас, кстати, управляет отделом Android в Google) пришел к своему наставнику Амиди и сказал: «Этот парень именно тот, кто нам нужен. Я бы вложил в него деньги, даже если бы он продавал воздушные шарики». Так что Amizad выписал чек на $400 тыс.

Danger стал заниматься программным обеспечением для мобильных телефонов и был куплен Microsoft за $500 млн, но к тому времени доля Amizad уже свелась к грошам. За восемь лет Нозад получил лишь двойной возврат вложенных средств. Вскоре после сделки с Danger к Amizad в качестве юриста присоединился Сэм Фердоус. Его воспоминания: «Примерно раз в неделю Педжман с горящими глазами заявлял, что у него есть очередная «лучшая сделка на свете». Он доверял людям и все договоренности скреплял рукопожатием. А мелкий шрифт договора толком никто не читал. Я не уверен, что они вообще знали о том, что таковой имеется. Однажды Нозад сказал мне, что один из клиентов собирается передать нам часть своей доли в прибыли, и спросил, что вообще это значит».

Он стал влиятельным венчурным инвестором с активами в $50 млн

Нозад осознал свои слабые стороны и начал работать только с теми, кто ему нравился, являлся более опытным и был готов тоже вкладывать денежные средства. Одним из таких людей стал Бабак «Бобби» Яздани, ранний инвестор Google и Salesforce.com. Это он нашел Марку Бениоффу первых ключевых сотрудников и основал Saba, компанию по разработке программного обеспечения для HR-менеджмента. Нозад продал Яздани пару ковров, после чего предложил встретиться с проектировщиком чипов, у которого была идея для стартапа. Почему же Яздани не попытался вежливо отказаться? «В нашей культуре большое место занимает скромность. Я имею в виду иммигрантов и предпринимателей Силиконовой долины. У всех нас по приезде сюда были лишь наши семьи и образование. Поэтому когда кто-то из знакомых просит сделать что-либо, ты просто берешь и делаешь это. Это проявление вежливости и своего рода дисциплина», – объясняет собеседник. На сегодняшний день Яздани инвестировал вместе с Нозадом уже в восемь стартапов. И он также делает деньги Нозада привлекательными. Когда Джо Лонсдейл посетил встречу, организованную Нозадом в персидском ресторане, у него уже был за плечами один успешный проект – оборудование для сбора и анализа данных Palantir. Решив начать новое дело, Addepar – сервис, предоставляющий технологии для управления инвестиционным портфелем, Лонсдейл имел массу предложений. Нозад уговорил его на встречу с Яздани, деликатно намекнув, что лучше встретиться у Лонсдейла дома. «Дом может очень многое сказать о человеке», – считает Нозад, усвоивший это еще во времена продажи ковров.

Он понаблюдал за тем, как взаимодействуют Лонсдейл и Яздани. Джо признается: «Педжман молодец! Бобби и вправду был мне необходим. Он точно знает, как развивать стартап. Я же долгое время не знал досконально, как строить систему управления». Нозад также нашел специалистов по технологиям. Лу Монтулли, основавший компанию Netscape, – один из первых его друзей в Силиконовой долине.

В 1997 году Монтулли зашел в магазин, имея три ковра, оставленных бывшей женой и элитным дизайнером, желая почистить их, а еще лучше – избавиться от них вов­се. А Нозад быстренько сделал так, что тот купил еще два ковра. Сейчас Монтулли – счастливый обладатель двадцати ковров в разнообразных жилищах. Нозад продемонстрировал ему антикварные ткацкие станки, видео о процессе изготовления ковров, а также провел гостю настоящий мастер-класс по истории всей ковровой индустрии Ирана. «Он сделал так, что я проникся уважением к этому ремеслу», – рассказывает Монтулли, который приобщил к персидским коврам уже и других миллионеров из Netscape.

После множества бесед на тему высоких технологий Нозад начал знакомить Монтулли с предпринимателями. «Эдакий скачок от ковров к стартапам, – говорит тот. – Сделки шли к Нозаду целым потоком. Он построил отличную сеть, которая и является одним из ключевых моментов в его успешной деятельности».

Но даже инстинкты Нозада дают слабинку. В частности, он упустил долю в Facebook и вместо этого вложился в стэнфордовскую неудачную версию соцсети Affinity Circles. («О, сообщение от Шона Паркера!» – восклицает Нозад, используя Facebook, который мог бы быть и его проектом, на iPhone). Но его инвестиции и так смело можно было назвать успешными: многие из них, как, например, доли в проектах Vudu, Vivu, Bix и Milo, технологические гиганты скупили по цене в 5 раз дороже его первоначальных вложений. Будучи далеким от роскоши, Нозад все же являет собой образец американской мечты.

А затем на конференции TechCrunch в 2007 году он встретил двух начинающих бизнесменов – Дрю Хаустона и Араша Фирдоуси. Они представляли демоверсию Dropbox – услуги онлайн-хранения данных. Он зажал в углу Фирдоуси, говоря с ним на фарси, и через несколько дней уже любезно встречал молодых людей в магазине ковров. Следуя за Нозадом в подсобное помещение магазина, где их ждали персидский чай и музыка, Хаустон был уверен, что это явно розыгрыш. «Я все искал глазами скрытые камеры», – смеется он.

Нозад позвонил своему приятелю Леони, и тот тут же согласился встретиться с ребятами в офисе Sequoia и обсудить возможные финансовые вложения. Так, всего за один день Нозад решил этот вопрос. «Он просто метеор! Мы встретились с инвесторами на той же неделе», – с восторгом рассказывает Хаустон. Через нес­колько дней Майк Мориц, партнер Sequoia (тот самый, который рассказал нам, что на «звонки Педжмана отвечает всегда»), заехал к ним, чтобы оговорить последние детали и принять окончательное решение. А спустя еще два дня Нозад уже поднимал бокал с вином на ужине в Pane el Vino, где Самир Ганди, также партнер Sequoia, Хаустон и Фирдоуси договорились о $1,2 млн в качестве стартового капитала. За весь вечер Нозад едва сказал пару слов, но ушел уверенным, что у Amizad также будет доля в Dropbox. «Он нас познакомил, а дальше все пошло по накатанной», – говорит Ганди. Учитывая, что недавно обороты Dropbox выросли на $250 млн, при оценке самой компании в $4 млрд, эта доля сейчас составляет $80 млн.

Январский вечер, среда, и Нозад занят привычным делом. Он бродит по обшитой деревом библиотеке в Стоунбрук Корт – элитном тюдоровском здании площадью в 9000 кв. м в городке Лос Альтос Хиллс к северу от Сан-Хосе. Его владелец – хороший друг Нозада, Келли Портер. Мрачноватые картины XIX века украшают собой стены, а теплый огонь мерцает в камине, искусно вырезанном из мрамора. «Разве можно поверить, что такое существует?» – восторженно спрашивает Нозад. Он заглядывает в бальный зал, чтобы полюбоваться на венецианский потолок с росписью XVI века: «Я говорю сейчас с людьми Леди Гаги. Хочу организовать здесь вечеринку для всех своих предпринимателей. Это будет изумительно, не правда ли?». И в его словах есть смысл – Нозад инвестировал в старт­ап певицы Backplane.

Портер работает в небольшой консалтинговой компании по слияниям и поглощениям. И он оказывает Нозаду своего рода любезность. Незадолго до нашей встречи в бальном зале Стоунбрук Корт собрались два десятка инвестбанкиров и юристов – главы отделов по корпоративному развитию из Google, Facebook, Twitter и других крупных компаний рассказывали о планируемых слияниях. Такие беседы и есть самый крупный двигатель Силиконовой долины. Нозада также пригласили, предложив привести несколько знакомых бизнесменов, среди которых оказался и 21-летний Шейн Хедж, бросивший Стэнфорд, чтобы заниматься чем-то в сфере социальных выплат. У него едва ли есть собственная компания.

Наступило время коктейлей, и друзья Нозада сбились вместе, словно школьная банда. Они явно нашли общий язык, несмотря на то что едва знают друг друга. Но на фоне остальных, одетых по-деловому, ребята явно выделяются. «Я порой не верю, что все это происходит со мной, – говорит Хедж. – Я здесь! Педжман великолепный гид». Нозад также считает, что Хедж просто гений, и вложил средства в его стартап Swap, идея которого возникла всего полгода назад. Однако на мероприятии в Стоунбруке Нозад предпочитает не продвигать знакомства. На вопрос одного из юристов о роде своей деятельности Нозад ответил лишь, что он «инвестирует в замечательных людей».

Тем временем этот бизнес становится все сложнее. Раньше венчурные капиталовложения были свое­образным «хобби для богачей». Но теперь это так называемые суперангельские фонды, как YCombinator Пола Грэма, Tomorrow Ventures Эрика Шмидта, SV Angel Рона Конвэя, привлекающие сотни миллионов долларов в новые стартапы. Они обещают передать стартаперам свой опыт, а также обеспечить деловые связи и контроль. «Слишком много людей инвестируют в слишком большое количество проектов, – комментирует ситуацию один из видных венчурных капиталистов. – Для некоторых многоопытных инвесторов это ничем хорошим не закончится». Тем временем крупные венчурные компании идут и на мелкие сделки, чтобы первыми получить доступ к многообещающим компаниям.

Нозад – из тех, кто не беспокоится на этот счет, ведь он предлагает предпринимателям то, что другие не могут. Однажды он дал одному из бизнесменов автомобиль своей жены Mitsubishi Mirage. Тому был 21 год, он только переехал из Израиля и был абсолютно на дне. А год спустя и у Нозада, и у Sequoia были доли в его стартапе.

В прошлом году инвестор вложил средства в компанию предпринимателя, чтобы у того появились средства перебраться из Техаса в Пало Альто. «Я не в восторге от бизнес-идеи, но сам он гениален», – говорит Нозад, регулярно проводящий мероприятия для персидского студенческого клуба при Стэнфорде. Последнее из мероприятий – это экскурсия в головной офис Facebook. «Им нужно принять на работу всех этих студентов! – говорит он. –Они такие талантливые ребята!» Однажды кто-то из них откроет собственную компанию и, конечно, первым делом позвонит Нозаду.

Вечер той же среды Нозад провел в VIP-зале ресторана в нью-орлеанском стиле, окруженный своими семью подопечными. Трое – выходцы из Ирана. Звучат истории о былых скитаниях семей по Афганской пустыне и долгих годах ожидания лучшей жизни. Глаза Нозада увлажняются, он вспоминает свою недавнюю поездку в Иран вместе с супругой и двумя детьми. Жена – его детская любовь из Тегерана, с которой они вместе уже 19 лет.

Что и говорить, он прошел долгий путь. Два года назад Нозад решил инвестировать независимо от Amizad. Естественно, он по-прежнему заключает сделки в партнерстве с семьей Амиди, но старается больше идти собственным путем и вкладывать свои собственные средства. «Я осознал, что достаточно хорош в этом, – улыбается собеседник. – И я хочу сосредоточить все свои усилия именно в этой сфере». На сегодняшний день он имеет доли во множестве проектов помимо Dropbox: Addepar, социальная сеть Path, стартап по социальной благотворительности Causes, игровое оборудование Badgeville и др. И, конечно же, он продолжает продавать ковры – Нозад открыл собственную престижную галерею, которой управляет его брат. В Америке, где все по-прежнему возможно, именно так и начинаются истории великого успеха.