Трепет намерения

12012

Почему несырьевые сектора отечественной экономики все еще малопривлекательны для иностранных частных инвестиций

Фото: Alberto Ruggieri/Illustration Works RM/fotobank.ru

Прямые инвестиции в Казахстан за девять месяцев 2014 года составили $8883,1 млн и в целом продолжили снижаться со своего пикового значения в $14 321,8 млн в 2008 году. В ноябре правительство внесло ряд изменений в закон об инвестициях – для улучшения инвестиционной привлекательности страны. Теперь инвесторы при определенных условиях могут ввозить рабочую силу вне квоты в период строительства плюс один год после запуска проекта; им также возместят до 30% затрат на строительно-монтажные работы, оборудование и т. д.

Летом 2014 года на казахстанском рынке появился новый игрок – Tengri Partners, с непривычной для нашего рынка структурой деятельности. В планах компании вырасти в полноценный торгово-инвестиционный банк (merchant bank) в том смысле, в каком им исторически являлись такие институты, как Rothschild, Berenberg и Barings. Управляющий партнер Tengri Partners Ануар Ушбаев рассказал Forbes Kazakhstan о трудностях в привлечении иностранных инвестиций в Казахстан.

Комплексный подход

Tengri Partners привлекает иностранные и местные инвестиции, используя свой коллективный опыт и идеи, без аффилированности с одним или группой инвесторов. Ее деятельность можно разделить на несколько направлений. Первое включает в себя управление активами и инвестирование собственного капитала.
«Допустим, к нам приходит компания с готовым бизнес-проектом и просит помочь привлечь инвестора. После проведения анализа мы понимаем, что проект достаточно интересен, чтобы рискнуть своими деньгами.

Предположим, компании необходимо $100: из требуемой суммы мы вкладываем собственные $10, а на остальные $90 находим партнера. Таким образом, мы показываем инвестору, что тоже рискуем, а значит, верим в будущее проекта, – поясняет Ушбаев. – Возможен также вариант, когда мы не вкладываемся в проект, но находим инвестора, готового участвовать в его финансировании или приобретении, однако при этом не имеющего собственных кадров или опыта для работы в Казахстане, – тогда мы можем взять проект в управление». К примеру, Tengri Partners является проектным менеджером СП с производителем газоперерабатывающего оборудования из Европы. Ведутся переговоры по аналогичному проекту с европейским разработчиком решений по логистике компримированного природного газа.

Второе направление – это услуги сопровождения сделок по приобретению и продаже активов, формированию совместных предприятий, а также организации финансирования в акционерном (IPO) и долговом (облигации) форматах. Инвестиционный банкинг в Казахстане, где исторически доминируют компании «Большой четверки», не всегда доступен для динамично развивающихся компаний. Tengri Partners стремится занять свою нишу на этом рынке, работая с компаниями, которые пока не готовы к таким шагам, как размещение публичных инструментов, обучая их и подготавливая почву для последующего роста.

Третье направление – предоставление услуг стратегического и финансового консультирования. Дополнительно существует спектр околотранзакционных услуг: финансовое моделирование, независимая оценка активов и due diligence. На текущий момент наблюдается рост потребности в привлечении независимых финансовых директоров к управлению компаниями, и Tengri Partners планирует развивать данное направление.

«Таким образом, мы должны диверсифицироваться и заниматься несколькими бизнес-моделями, для того чтобы получать максимальную доходность на инвестированный капитал и время. В идеале то, что мы хотим сделать, – это one-stop-shop для всех услуг финансового посредничества», – говорит Ушбаев.

Мандаты и проекты

Фонд прямых инвестиций предполагает привлечение средств либо непосредственно на собственный баланс, либо в виде жестких мандатов по принципу cash-call.

«К примеру, у вас есть пять инвесторов, готовых дать по $20, соответственно, в фонде лежат пять расписок. Согласно этим письмам намерений они обязаны предоставить деньги, когда вы попросите. Инвесторы не обязаны держать средства на счету фонда, но после того, как вы позвоните, $100 или другая запрошенная сумма в пределах оговоренной должны там оказаться», – поясняет собеседник.

ФПИ предполагает привлечение средств либо непосредственно на собственный баланс, либо в виде жестких мандатов по принципу cash-call

Управление инвестиционным капиталом по такому принципу несет репутационные риски: в случае недемонстрации нужной доходности во второй раз деньги будет привлечь намного сложнее. «Поскольку размер рынка Казахстана ограничен, было решено, что лучше сначала постараться подготовить почву и выполнить несколько транз­акций, используя собственные средства. Когда мы будем абсолютно уверены, что сможем регулярно находить достаточное количество проектов, оправдывающих инвестиции в плане отношения доходности к риску, то постараемся привлечь деньги в управление», – делился планами Ушбаев. В данный момент у компании есть мягкие мандаты с рядом институциональных и частных инвесторов. Это означает, что инвестиционные решения принимаются не Tengri Partners, а ими.

«Прежде чем создать окончательную бизнес-структуру, мы осуществили несколько сделок по привлечению инвестиций. Когда поняли, что наши возможности в плане нетворкинга и сопровождения бизнеса позволяют приводить сюда серьезных иностранных игроков, то решили, что стоит формализоваться в виде юридического лица.

При формировании компании мы знали, что за нами стоит ряд инвесторов с конкретными интересами. К примеру, у нас есть два мягких мандата от двух институциональных инвесторов, которые специализируются на приобретении проблемных долгов. Один из них – это фонд, наверное, второй или третий по величине в этой сфере во всей Юго-Восточной Азии. По NPL мы ищем займы в диапазоне от $5 до $25 млн на одного заемщика в индустриях, имеющих циклическую природу, которые находятся на спаде. Это позволит получить дополнительную прибыль при перепродаже на момент следующего возврата к росту. Таргетируемая доходность для наших NPL-инвесторов – от 15% годовых в жесткой валюте», – говорит собеседник.

Также у Tengri Partners есть договоренности с тремя индустриальными группами, которые занимаются строительством электростанций. Причем довольно широкого спектра: от стандартных угольных ТЭС до газовых с комбинированным циклом. Одна из них занимается солнечными электростанциями.

Имеется и мандат на $80 млн в сфере недвижимости, в частности в строительстве и управлении отелями.
Объем рассматриваемых вложений разнится от $5–10 млн для проектов по частичной локализации производства в партнерстве с Tengri Partners; порядка $50–80 млн для привлекательных строительных объектов; до нескольких сотен миллионов, если речь, к примеру, идет о сложных инфраструктурных проектах.

Как привлечь

Фото: Ермек Рустемов
Ануар Ушбаев

«Не так давно я публиковал серию статей по различным монетарным явлениям в экономике Казахстана. Помимо прочего, речь шла о реальном обменном курсе тенге. Ввиду «голландской болезни» интенсивные инвестиции в сырьевой сектор приводили к росту заработных плат и миграции трудовых ресурсов именно в него. Побочным эффектом, наряду с увеличением валютной выручки, было повышение потребления и уровня цен – в результате тенге дорожал по реальному обменному курсу. Этому соответствовало снижение конкурентоспособности несырьевого сектора и экономики в целом. Недостаточность инвестиций в несырьевой сектор, постепенно терявший конкурентоспособность, в итоге привела к сокращению индустриального производства.

Несмотря на ежегодные объявления о преференциях и мерах поддержки иностранных инвестиций, мы не видим всплеска активности в несырьевом секторе. Считаю, что в свете определенных макроэкономических, инфляционных, валютных и политических неопределенностей вместе с той кашей бюрократических нюансов, которые характеризуют современный Казахстан, никакие преференции сами по себе не способны произвести магнетический эффект на ПИИ. В отличие от нефтегазовой и горнорудной отраслей, получение сверхприбылей в других секторах практически невозможно, что означает необходимость компенсации путем снижения рисков и неопределенностей для инвестиций. Последнее предполагает предсказуемый налоговый климат, низкие бюрократические барьеры, открытую конкуренцию, стабильное и прагматичное законодательство, уважение прав собственности и в целом высокий уровень доверия к госаппарату. В случае привлечения инвестиций в капиталоемкие, долго окупаемые инфраструктурные проекты государство должно быть готово к разделению рисков (кредитных, валютных, инфляционных, коммерческих) – пресловутому ГЧП, которое Казахстан никак не может освоить», – убежден Ушбаев.

Он предлагает разобрать механизм привлечения западного инвестора. Первый вопрос, которым следует задаться: как тот относится к инвестированию за пределами цивилизованного мира? Далее: как он смотрит на вложение средств на евразийском континенте, учитывая местную культурную специфику и относительную молодость рыночных отношений? Затем: насколько его привлекает Казахстан – с геополитическими, политическими особенностями? Потом: есть ли у него интерес к данной конкретной индустрии?

Если инвестор готов принять на себя все макроэкономические, геополитические, валютные, инфляционные, процентные, кредитные и коммерческие риски по стране, то управляющей компании необходимо выяснить:

  1. Эта индустрия в целом по региону имеет перспективы роста в среднесрочном периоде?
  2. Насколько Казахстан конкурентоспособен в этой индустрии? Может ли она здесь расти быстрее, чем в среднем по региону?
  3. Способен ли конкретный проект опережать средний рост сектора внутри страны? В случае получения положительных ответов, следуют вопросы стабильности налогообложения, предсказуемости других регуляторных аспектов внутри индустрии. И, наконец:
  4. Каковы бюрократические нюансы при строительстве или приобретении объекта во взаимодействии с государством?
  5. Найдется ли достаточное число качественных управленческих и функциональных кадров?
    «Теперь понятно, почему проще пробурить скважину и продавать нефть за границу?» – задает риторический вопрос Ануар.

Комментируя возможности привлечения инвестиций в обрабатывающую промышленность, он вновь обращается к ситуации с «голландской болезнью» и реальным обменным курсом. «Допустим, казахстанская шоколадка после десятилетий высокой инфляции стоит 180 тенге. Номинальный обменный курс – 180 тенге/$1, то есть наша шоколадка на экспортных рынках будет стоить как минимум $1. А, скажем, корейская стоит 70 центов – мы уже проигрываем, – объясняет Ушбаев. – Для увеличения конкурентоспособности есть два варианта: либо опустить цену шоколадки до 50 центов, либо «уронить» курс со 180 до 360 тенге – чтобы она опять-таки стоила 50 центов. Снижать курс при высокой доле импорта в конечных и промежуточных товарах – дело не всегда полезное. Альтернатива – либо увеличить производительность (труда, оборудования), либо субсидировать. Но для роста производительности нужны время, инвестиции в образование. Конечно, можно использовать иностранные трудовые ресурсы, однако здесь встает вопрос стоимости оплаты труда. Для повышения производительности физического капитала нужны инвестиции в зарубежное оборудование и опять же в обучение персонала. Очевидно, насколько все сложно и какую важную роль играет отлаженное и прозрачное содействие со стороны государственного сектора».

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить