Казахстану делать ставку на контрцикличность экономики не стоит

Фото: kapital.kz

Тем самым Акорда занимает исключительно выжидательную позицию в расчете на восстановление нефтяных цен, стабилизацию курса рубля и улучшение общей ситуации вокруг противостояния России и Запада к тому докризисному состоянию, в котором наше государство продолжит движение к ЭКСПО-2017, Олимпиаде-2022 и «Казахстану - 2050» без какого-либо системного реформирования.

Мы уже поговорили о том, как Казахстан разбогател на нефти и как тратит свою «биржевую премию». Теперь затронем другие аспекты развития.

Деньги в стране есть, но денег в стране нет

Банковская система Казахстана финансирует в основном потребление товаров, произведенных, как правило, вне страны. Так, половина всей кредитной массы приходится на потребительское кредитование, еще четверть – кредиты торговые. Национальный банк, поддерживающий лишь краткосрочную ликвидность и не осуществляющий долгосрочного фондирования БВУ, способствует их работе в условиях внешних заимствований, что лишает страну основной выгоды коммерческого кредитования. Либо - в рамках отсутствия того же национального фондирования - коммерческое кредитование осуществляется на базе депозитов (то есть за счет дополнительной перекачки доходов от менее сосятельной части населения, нуждающейся в ипотечных и иных кредитах, к имеющей накопления более состоятельной прослойке).

При этом поддерживаемая Национальным банком повышенная ставка рефинансирования, делающая выгодным зарубежное инвестирование и кредитование, приводит к удвоенной и утроенной, по сравнению с метропольными финансовыми рынками, стоимости кредитования. Это и переориентирует кредитование с производственного на торгово-потребительское, которое блокируется массой просроченных и невозвратных долгов. Характерно, что повод для сохранения завышенной ставки рефинансирования – повышенная инфляция во внутренней экономике – создается Национальным банком и правительством через невмешательство в «свободно складывающийся» внешний платежный баланс. Баланс же этот, определяемый интересами как можно более интенсивного вывоза сырья из страны, нормально избыточен - и этот долларовый избыток транслируется во внутреннюю экономику через эквивалентно избыточную обменную эмиссию тенге. Поскольку весь такой эмиссионный избыток целиком достается сырьевым экспортерам, а уже от них расходится по легальным, «серым» и коррупционным схемам, в стране более чем достаточно денег для поддержания повышенных цен и тарифов, но совершенно недостаточно – для развития собственных производств и удовлетворения жизненных потребностей населения.

Наконец, политика плавающего курса национальной валюты, подаваемая МВФ и принимаемая властями как единственно возможная и рациональная, упаковывает всю описанную систему внешней эксплуатации в материальную и идеологическую оболочку долларовой привязки – дополнительно эластичную благодаря тому самому плаванию.

Самой же прочной политической упаковкой «вывозной» экономики служит встраивание в сырьевой экспорт, торговлю импортом, иностранное инвестирование и внешнее кредитование собственно правящей системы. При этом упор делается на национальный суверенитет и рыночные экономические отношения, «как во всем мире».

Дорогой нефти уже не будет

Созданная система ресурсной и человеческой эксплуатации Казахстана «на вывоз» обладает не только собственной внутренней и внешней устойчивостью, но и способностью успешно сопротивляться попыткам модернизации, даже предпринимаемым самими же властями. Многочисленные программы по импортозамещению и созданию прорывных проектов, запущенные в изобильные докризисные годы, оказались безрезультатными. Принятая в посткризисном 2009 пятилетняя программа ФИИР, несмотря на затраченные средства и усилия, не обеспечила достижения даже весьма скромных плановых показателей индустриализации и ухода от сырьевой зависимости.

В основе неисполнения правительственных индустриальных программ лежит не просто коррупция и непрофессионализм исполнителей: положение гораздо драматичнее. В рамках крепко сцепленных между собой формальных институтов и неформальных правил «вывозной» экономики любое движение, не вписывающееся в эти институты и правила, либо блокируется, либо «переваривается» на тот же «вывоз». Например, схема, по которой ведется финансирование объектов ФИИР: субсидирование процентных ставок, – поддерживает не столько индустриализацию, сколько банковскую систему, завязанную на разорительный для экономики и населения кредитный процент, откачку большей части маржи за рубеж и поддержку иностранного производителя.

Заложенный в НЭП «Нурлы жол» расчет на контрцикличную выжидательную политику, по моему мнению, не состоятелен: возврата к существованию на биржевую нефтяную «премию» уже не будет. Добыча нефти физически вышла на свои пределы, потенциал наращивания черной и цветной металлургии также отсутствует. Нефтедобычу способен повысить только Кашаган, но и после его (постоянно откладываемого) ввода иностранные инвесторы будут еще много лет возвращать свои затраты.

В целом же иностранное инвестирование и внешние заимствования замыкают цикл: вывоз доходов от инвестиций и обслуживание внешнего долга арифметически уже перевешивают новые поступления, и «вилка» неуклонно растет год от года.

Вообще говоря, даже и при цене барреля нефти $60 еще остается достаточная «премия», позволяющая развивать новые месторождения или использовать ее для иных целей национального развития. То есть для экономики Казахстана и такой долгосрочный ценовой уровень – не катастрофа. Однако это катастрофа для связки «власть-бизнес», привыкшей к «распилам» и присвоению гораздо больших объемов сырьевой ренты. Реакция на увядание сырьевого цикла – усиление борьбы с коррупцией, которое оборачивается повышением процентов «откатов» как «бонуса за риск» и саморазоблачительными скандалами.

Переход в новый формат

Главное же: переход цен на нефть в диапазон $80-60/баррель имеет не циклический, а системный характер, и возврата к «надувному» нефтяному ценовому циклу 2000-2008 уже не будет. Биржевые фьючерсные накрутки резко удалены из цены нефти по причинам не экономическим или технологическим, а как способ воздействия Запада на президента России Владимира Путина. Причем подразумевается и полный отказ от евразийской интеграции, поскольку именно ЕАЭС лежит в основе всех причинно-следственных связей развития кризисных событий, включая киевский Майдан, переход Крыма от Украины к России, образование ДНР и ЛНР, антироссийские санкции и встречное российское торговое эмбарго.

Соответственно, новая «холодная война» между США и Россией, которую можно расценить попытку не допустить окончания цикла однополярной глобализации, продлится долго – вплоть до становления Евразийского экономического союза. Но с его существованием США и Европе придется согласиться и согласовать уже новые правила экономического и политического взаимодействия.

Однако перспективы становления ЕАЭС пока откладываются. Россия сегодня терпит поражение из-за собственного политического и экономического истэблишмента, полностью "продолларового", и соблюдения правил финансового рынка, который и до противостояния вымывал ресурсы из страны и лишал ее источников несырьевого развития. Можно предположить, что Путину придется менять либералов в Центробанке и правительстве и пересмотреть либеральные каноны МВФ, которые пока соблюдаются. Но какую цену придется заплатить российскому правящему классу, экономике и населению за предстоящие испытания и когда новая «холодная война» закончится очередной «разрядкой», пока непонятно. В любом случае, изменения не будут быстрыми и легкими, а установившийся новый экономический и мировой порядок будет иным, чем нынешний.

Таким образом, и в Казахстане речь идет не о реализации бесперспективной контрциклической новой экономической политики «Нурлы жол», а о переходе от президентской формы правления к президентско-парламентской. Это позволит пережить период серьезного осложнения экономической и политической обстановки из-за противостояния России и Европы (который может растянуться надолго и иметь множество сценариев), накладывающийся на ожидаемый «переходный период» в самом Казахстане.

Главное же – усиление роли парламента в РК переводит риск утраты национального суверенитета в потенциал совместного индустриально-инновационного и социального развития в составе ЕАЭС. Для чего не мешало бы перевести и сам Евразийский экономический союз из исключительно президентского в президентско-парламентский формат.

И как раз 2015 год, сулящий всем нам дополнительные испытания и трудности, тем самым, может быть, и подстегнет назревшие перемены.