Время возвращаться

16551

Почему Visor Holding намерен сосредоточиться на Казахстане

ФОТО: Андрей Лунин

В 2016 году Айдан Карибжанов (№14 рейтинга), удачно вышедший к тому времени из проектов в Непале и Камбодже, говорил в интервью Forbes Kazakhstan, что он и его партнеры не видят инвестиционных идей с локализацией в Казахстане. Сейчас бизнесмен считает, что Казахстан снова становится интересен, а его Visor Holding строит две крупные ветроэнергетические станции – на севере, под Нур-Султаном, и на юге, в Жанатасе Жамбылской области.

Жанатасская станция стоимостью $130 млн и установленной мощностью 100 МВт начнет давать электроэнергию уже будущей весной. Соинвестор – китайская Envision – производитель, который входит, согласно Global Data, в топ-5 мировых производителей ветроэнергетического оборудования и является номером два в Китае. (В мировой «пятерке» три западные компании – датская Vestas, немецко-испанская Siemens Gamesa и General Electric, купивший французский Alstom, и две китайские – Goldwind и Envision; на них в прошлом году пришлось почти 62% установленной мощности глобальной ветроэнергетики.) Софинансирует проект ЕБРР. Это «Жанатас-1», будет еще «Жанатас-2», тоже на 100 МВт (как и станции на севере), аукцион по тарифам уже выигран.

Почему Китай

«В нашем случае китайское – это как раз знак качества. Сейчас Китай – самый большой рынок ветровых станций в мире, и как производитель оборудования, и как пользователь. Наш поставщик и соинвестор Envision создан относительно молодым предпринимателем в 2008 году. Теперь это мировой игрок – база разработок механической части в Гамбурге, лопастей – в Колорадо, основное производство – в Китае. При этом Envision – номер один в мире среди производителей программного обеспечения для ветровых станций – не только для себя, для всех», – рассказывает управляющий партнер Visor Алмас Чукин, курирующий энергетические проекты холдинга.

Впрочем, Жанатас на самом деле – старая история, тянущаяся с 2011 года, когда Visor провел там инженерно-геофизические исследования на предмет строительства ветростанции. Тому предшествовало принятие в 2009-м первого отечественного закона о возобновляемой энергетике и назначение акимом Жамбылской области экс-председателя KEGOC Каната Бозумбаева, который решил сделать глубоко энергодефицитный регион локомотивом развития альтернативной энергетики в промышленном масштабе. Для этого было создано специальное государственное ТОО, которое занималось поиском инвесторов, оказывало им организационно-техническую поддержку и брало на себя всю бюрократию: вопросы отвода земли, подключения к сети и даже заключение договоров купли-продажи электроэнергии с РЭК. «Мы заинтересовались не потому, что поверили в альтернативную энергетику, а поскольку Бозумбаев был акимом и достаточно активно продвигал эти вещи – это был его авторский проект. Но на республиканском уровне мало что делалось, и в целом все шло медленно, пока он не стал министром энергетики и не устроил большую программу – с аукционами, исчислением тарифов с привязкой к инфляции или курсу тенге. В итоге какая-то жизнь наладилась и началось движение», – поясняет Карибжанов.

По его словам, основной проблемой был поиск финансирования. «Только что прошел финансовый кризис, банки были полумертвыми, – вспоминает он. – Сейчас худо-бедно площадка расчистилась, каких-то игроков похоронили, других подкормили, то есть финансовая система перезапустилась. Следом пришли политические изменения и появилось больше оптимизма». В поисках инвестора Visor Holding рассматривал разные варианты. «Мы обошли всех, от Америки до Австралии. С американцами все понятно, они плохо представляют, где Казахстан находится, там нас хорошо знают только нефтяники в Техасе. Европа, если взять последние 20 лет, вообще умерла для нас как инвестиционная история – их банки ушли, разговаривать не с кем. Тем более что у нас очень специфичное проектное финансирование, это стопроцентные риски. Оставалось два варианта – либо международные институты – ЕБРР, ЕАБР и т. д., либо китайцы, которые знают нас и принимают наши риски, в том числе валютные», – делится подробностями Чукин.

Бесплатный ветер

Задержка пошла проекту на пользу, за это время стоимость основного оборудования и технологических решений в ВИЭ упала в разы. «Ветер уже совершенно конкурентоспособен. 2019 год стал переломным – все теперь едины во мнении, что себестоимость зеленой энергетики уже ниже, чем в атомной, угольной или газовой, если речь идет о строительстве новой станции», – утверждает Чукин.

ФОТО: Андрей Лунин

Электроэнергия на угле дешевле пока лишь потому, что мощности давно окуплены и самортизированы – средний возраст станций 36 лет, самая молодая турбина была установлена в 1996 году. Но проблемы копятся, предельные тарифы, установленные правительством (8,5 тенге за кВт•ч «на шине» плюс составляющие КЕГОКа и РЭКов), по сути, покрывают лишь покупку угля, утилизацию золы и фонд зарплаты. «В последние годы государство зажимало рост тарифов. Мотивы, как всегда, благородные – сдерживание инфляции. В результате последние годы не обновляется практически ничего, и начались аварии, отключения электро­энергии, все «болячки» начинают вылезать. Ну и многих пересажали, и, как следствие, осталось очень мало грамотных людей в энергетике», – говорит Карибжанов. «Наша энергетика очень старая, и она продолжает стремительно устаревать. Мы недоинвестировали отрасль, поддавшись иллюзии, что у нас профицит и стоимость всегда будет 8 тенге. Шымкентская ТЭЦ в плачевном состоянии, Алматинская и столичная – тоже. Нас сейчас вытаскивает Экибастуз, который дает 20–25% потребления, и то, что «Казахмыс», ERG и прочие промышленные гиганты, которые потребляют примерно 45–50% электроэнергии, имеют свои станции. А если говорить обо всей остальной стране, то я вижу коллапс где-то уже к 2023–2025 году. Это люди могут терпеть, а железо не терпит», – заявляет Чукин.

Аукционная цена ветровой электроэнергии сейчас 20–22 тенге за киловатт (продажа на сети KEGOC). Договор о покупке электроэнергии (ДПЭ), то, что называют офтейк, действует 15 лет по фиксированной, то есть выигранной на аукционе, цене. «Меня мало волнует, что будет через 10–15 лет, мне нужно лишь немного денег на ремонт время от времени. А ветер – он бесплатный. То есть получается, это такая машина для зарабатывания денег», – смеется Чукин. Срок окупаемости «Жанатас-1» – 10–12 лет, но при условии, что тенге не обесценится резко. «Мы все просчитали, но не знаем, каков будет обменный курс – оборудование у нас импортное, кредиты в валюте, а доходы в тенге. Это «ножницы». Если произойдет резкое обесценение тенге, то есть более чем на 15%, то нам придется платить кредиты из своего кармана и мы в какие-то годы уйдем в минус», – размышляет управляющий партнер.

Солнечная энергетика, по его словам, еще привлекательнее. Она уже по технологиям дешевле, чем ветровая, к тому же солнце гораздо более предсказуемо, чем ветер. «Но хорошо то, что все ранние проекты оказались более эффективны, чем первоначальные расчеты, оказалось, что ветер в Казахстане получше, чем мы думали», – добавляет Чукин.

Сейчас доля ВИЭ, по его расчетам, составляет в Казахстане лишь 1/20 всей установленной мощности казахстанской генерации. Карибжанов ожидает в скором времени изменений на этом рынке в сторону более профессионального подхода. «Аукционы, конечно, вещь позитивная, но ситуация несколько напоминает 90-е годы в нефтедобыче. Тогда аукционов не было, но все знали какие-то свои ходы, и пол-Казахстана получили нефтяные лицензии на добычу. А потом сформировался вторичный рынок – все искали, кому продать эти лицензии. На аукционах по ВИЭ много, так скажем, неквалифицированных участников. Вернее, они квалифицированные с точки зрения условий аукциона, но в плане ведения бизнеса – нет. Много людей, которые не очень понимают цифры и получили эти ДПЭ в убыток себе, то есть по тарифу, по которому невозможно ничего сделать. Они будут вынуждены сдать эти ДПЭ, и будет вторая, третья волна аукционов, и там уже останутся только квалифицированные участники», – прогнозирует он.

Около нефти

Visor Holding – миноритарий ТОО «Тениз Сервис» (через Waterford International Holdings Ltd), завершающего гигантский проект «Маршрут транспортировки груза» (МТГ) для ТШО. Он включает в себя строительство 71-километрового канала в Каспийском море, чтобы крупногабаритные грузы третьей очереди могли приходить из Европы, а также морского терминала, складов, вахтового поселка и автомобильной дороги. Стоимость проекта $209,7 млн, при этом 90% финансировал ТШО. По договору через три года после сдачи все эти объекты переходят в собственность «Тениз Сервиса», что кажется странным при соотношении затрат.

ФОТО: Андрей Лунин

Карибжанов утверждает, что все абсолютно логично. «Проект заканчивается, расширение произошло. Понятно, что им этот порт больше не нужен, поскольку теперь это скорее проблема с точки зрения операционного управления – содержание штата, экология и все такое. То есть логично от всего этого избавиться. Что они с самого начала и предусмотрели, записав в соглашении, что после такого-то года больше к этому не имеют никакого отношения и мы становимся собственниками, – объясняет собеседник. – С одной стороны, это богатство, но нам тоже нужно придумать, что с этим делать. Потому что это не порт Актау, где есть люди, заводы, месторождения, – там ничего нет в данный момент. У менеджмента компании имеется мысль, что если в какой-то момент будет расширение Кашагана, то объективно наш порт лучше, чем Баутино. Есть еще кое-какие идеи, но об этом пока говорить рано».

«Там, кстати, поставлен новый рекорд, я его называю «визоровским» – мы не только доставили по этому пути самые большие турбины в Казахстан, но и недавно еще больший груз – гигантские цистерны, которые ставятся в конце нефтяных трубопроводов. Собственно, для них мы отдельный порт и построили. Их отправили из Турции, восемь штук, по Волго-Дону, из Черного моря в Каспийское. Наверное, большая часть работ в этом году будет закончена», – улыбается Чукин.

Собирать камни

Все последнее десятилетие Visor активно расширял географию инвестиций: довольно успешно – в дальнем зарубежье, не всегда удачно – в ближнем. Теперь Карибжанов считает, что Казахстан становится все интереснее для вложений. «Во-первых, мы сильно подешевели. Во-вторых – исторический момент, какой-никакой политический транзит. Проблема Казахстана была в том, что много лет был застой: кто-то сел на какой-то актив, и никакая цена не влияла на то, чтобы он с него слез. А в транзитный период, понятно, кто-то более оптимистично смотрит в будущее и склонен к инвестициям, а кто-то более скептичен и настроен продавать. В последние несколько месяцев с рынка чуть ли не каждый день поступают предложения, то есть снова появилась какая-то жизнь. К тому же, считаю, транзит протекает более или менее нормально», – оценивает бизнесмен ситуацию. По его словам, в основном это предложения в сфере недвижимости и компаний, работающих на субподряде у большого бизнеса.

Что касается других стран, то, по всей видимости, «экспансионистский» период на данный момент завершен. «Африка для нас непривлекательна, Азией мы уже переболели. В России сейчас мало у кого есть желание что-либо делать, Украина – нет. На Кавказ нам противопоказано ходить, мы с ними совершенно не совпадаем ни в чем – ни в темпераменте, ни в бизнесе. Азербайджан – такие же, как мы, сами никому ничего не дадут. Про Киргизию – мы от чего-то избавились, но с точки зрения элементарного распределения активов нас все еще там многовато. Возможно расширение каких-то старых проектов – существующих, но ни в коем случае не новых. С Узбекистаном мы в процессе суда, так что путь нам туда закрыт. В Таджикистане никогда ничего не делали. Туркмения слишком экзотичен. Опять же снова стал интересен Казахстан: смысл искать добра на чужбине?» – дает расклад Карибжанов.

«Вот куда бы мы сходили, так это то, что делает сейчас Елжан Биртанов (министр здравоохранения. – Прим. ред.). Социальное страхование повысит финансирование медицины в 2 раза, и частная уравняется в правах с государственной. Я считаю, что сейчас очень много медицинских центров, среди них жуткая конкуренция. Видимо, произойдет какой-то отсев, останутся наиболее сильные игроки. Но сектор сам по себе очень интересный – медицина в любой экономике мира в среднем занимает от 7 до 15% от ВВП. Объем казахстанского рынка медуслуг составляет $7 млрд, это 5% от ВВП. Есть куда расти. Ну и мы, кажется, начинаем разгадывать загадку Китая, наращиваем товарооборот, наконец-то раскупориваем рынок. Самое главное – проснулось сельское хозяйство», – говорит Чукин.

У акционеров Visor Holding имеется несколько идей относительно многострадальной алматинской ТЭЦ-2. Дешевый вариант – рафинировать уголь до сжигания и модернизировать систему очистки, чтобы снизить выбросы до минимума. Получится 5 центов за киловатт – дешевле не бывает. Дорогой – построить абсолютно новую газотепловую станцию за $1,5–2 млрд и за счет чего-то компенсировать трехкратную разницу в цене газа для ТЭЦ и на Хоргосе. Делать же газовую из старой угольной ТЭЦ категорически нельзя, убежден Чукин: «Есть сумасшедшая идея засунуть газовую горелку в существующие котлы. Говорят, модернизируем. Но нигде в мире так не делают! Если даже удастся, этим котлам жить осталась 5–10 лет. Кроме того, станция построена на зыбучих песках, ее закопали на 12 метров вглубь, а газовые горелки нельзя ставить в подвальное помещение».

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить