Новый закон против насилия
Женщины, которые традиционно становятся жертвами насилия в семье, боятся или вынуждены не заявлять в полицию
В Казахстане был принят новый закон о защите женщин и детей от насилия. Его принятие последовало за широким общественным резонансом, вызванным жестоким убийством Салтанат Нукеновой, и требованиями к ужесточению наказаний за бытовое насилие.
В процессе его обсуждения не обошлось без споров и неоднозначных мнений, а также откровенной дезинформации о его содержании и возможных последствиях. Многое уже было сказано и написано для опровержения утверждений о том, что закон якобы предполагает отбирать детей или лишать родительских прав. На самом деле таких норм в нём просто нет. (Для более детального анализа рекомендую ознакомиться с публикациями, проводящими фактчекинг таких заявлений.)
Новый закон рассматривается как важный шаг в развитии комплексной системы профилактики и раннего выявления наличия, а также поддержки лиц, подвергающихся домашнему насилию, включая женщин, детей и пожилых родителей. С одной стороны, он предусматривает ряд мер для защиты и оказания комплексной помощи детям и женщинам, а также лицам, находящимся в сложных жизненных ситуациях. С другой стороны, он ужесточает наказания за преступления против детей и вновь вводит уголовную ответственность за такие деяния, как побои и умышленное причинение легкого вреда здоровью. Предполагается, что усиление уголовных мер будет способствовать снижению уровня домашнего насилия в обществе благодаря сдерживающему эффекту.
Несмотря на в целом позитивную реакцию на новый закон, многие специалисты, непосредственно работающие с жертвами бытового насилия, довольно сдержанны в своих ожиданиях и полагают, что одного этого закона недостаточно, чтобы существенно повлиять на проблему насилия в обществе.
Так какие же сложности и риски могут возникнуть в его реализации? Попытаюсь озвучить ключевые проблемы, которые, на мой взгляд, еще требуют обсуждения и системных решений.
Касательно первой группы мер по защите и профилактике, наибольшие затруднения, полагаю, возникнут в вопросе выделения достаточного финансирования. Качественное и своевременное оказание помощи лицам, нуждающимся в поддержке, будет напрямую завесить от инвестиций в повышение уровня квалификации и расширение во всех регионах штата профессиональных психологов, социальных и медицинских работников, специализирующихся на этих вопросах.
К примеру, недавно в Австралии прокатилась волна демонстраций против гендерного насилия, а премьер-министр страны назвал ситуацию «национальным кризисом», публично заявив о выделении $1,5 млрд на социальные программы, направленные в помощь женщинам, пострадавшим от насилия. Это составляет $60 на душу населения. Для сравнения, в Австралии в прошлом году погибло 72 женщины от всех насильственных преступлений, а в Казахстане — 160 женщины, из них 69 (42%) в результате семейно-бытового насилия. Что касается помощи, то в 2021 году расходы государства на социальные услуги жертвам бытового насилия и проекты по профилактике составили только 765 миллионов тенге, или $0,09 на душу населения.
Из многочисленных экономических исследований в зарубежной криминологии известно, что преступления и борьба с ними обходятся государству гораздо дороже, чем профилактика и предотвращение правонарушений. Например, по данным отчета Всемирного банка, потери для экономики от насилия в отношении женщин составляют от 1 до 2 процентов ВВП. Однако, как мы видим, практика финансирования профилактических мер в нашей стране не вполне отражала такое понимание. Нам еще предстоит увидеть, изменит ли принятие нового закона устоявшийся подход к этому вопросу.
Что касается вопроса о том, приведет ли введение уголовного наказания за нетяжкие виды насилия, такие как побои и умышленное причинение легкого вреда здоровью, к снижению уровня бытового насилия в обществе, то простой ответ — мы не знаем. Если вопрос стоит конкретно о том, снизится ли уровень безнаказанности в обществе за бытовое насилие в целом, то из того, что мы знаем, мы можем предположить, что это маловероятно.
Такой прогноз основан на том, что мы оперируем двумя типами сложных систем. С одной стороны, сам феномен бытового насилия слишком многогранный, со множеством взаимосвязей во времени и пространстве, поэтому он трудно поддается изменениям, особенно в короткое время. С другой стороны, мы имеем дело с функционированием уголовно-правовой системы, со многими игроками с разными интересами, которая имеет свои устойчивые паттерны, также трудно поддающиеся изменениям.
В отношении первого фактора начнем с того, что, нам неизвестен точный масштаб проблемы бытового насилия и, соответственно, невозможно определить его динамику, то есть понять, становится ли его больше или меньше, на основе объективных данных.
Насилие в семье — это крайне латентное преступление во всем мире. Традиционно жертвы разрешают такие конфликты через социальные контакты, поэтому мы не имеем точных данных об их распространённости, опираясь только на официальную статистику.
В других странах для этих целей проводят виктимизационные опросы. В 2018 году независимое исследование в Казахстане показало уровень виктимизации женщин от знакомых им лиц как 2,8%, а мужчин — 0,8%. В абсолютных цифрах это около 160 тысяч женщин и около 45 тысяч мужчин в возрасте от 16 до 60 лет, ежегодно подвергающихся насилию со стороны родственников и знакомых. Согласно опросу, 54% пострадавших женщин указали в качестве агрессоров интимных партнеров (супруг, бывший супруг, парень или бывший парень).
Если взрослые мужчины и женщины имеют возможность обратиться в полицию, то дети являются наиболее уязвимыми жертвами бытового насилия. Исследование UNICEF в Казахстане в 2017 году показало, что 67% представителей взрослого населения применяют насилие в целях дисциплинирования детей дома. А опрос непосредственно детей показал, что 62% школьников и 79% учащихся интернатов подвергались физическому насилию в семье.
Нам известно, что более 100 000 звонков поступают на пульт «102» в категории «семейный скандал» (114 000 в 2021 году). Эта цифра говорит лишь о том, сколько людей обращаются за помощью, но она не отражает уровня предполагаемого насилия в обществе.
Другие источники статистики еще более далеки от возможных размеров проблемы. Это связано прежде всего с тем, что в нашем законодательстве нет такого специального состава правонарушения, как «бытовое насилие», чтобы можно было бы его посчитать и отслеживать динамику.
В зависимости от вреда здоровью случаи бытового насилия, могут преследоваться законом как побои, умышленное причинение легкого вреда здоровью, причинение средней тяжести, тяжкого вреда здоровью, истязание и убийство.
Так как это все общие правонарушения, то статистика по ним включает все случаи насилия между людьми. У нас есть дополнительный учет правонарушений, «совершенных в семейно-бытовой сфере», но, по утверждениям самих правоохранителей, этот индикатор крайне ненадежный для каких-либо выводов. К примеру, в Алматы, мегаполисе с самым высоким уровнем зарегистрированной преступности, в статистике за 2023 год отмечено только 32 насильственных преступлений в семейно-бытовой сфере.
Таким образом, официальные данные не позволяют увидеть четкую картину по проблеме бытового насилия в стране и определить сколько женщин, детей и мужчин становятся жертвами в семьях ежегодно, и как эта ситуация меняется во времени. Если мы не имеем исходных данных, то будет сложно оценить эффект нового закона на эту проблему и делать какие-либо прогнозы.
Однако мы можем оценить, как изменяется общий уровень серьёзных форм насилия против женщин и детей, независимо от обстоятельств правонарушения. Анализ статистической значимости ежегодных изменений в регистрации убийств, тяжкого и среднего вреда здоровью в отношении женщин и детей позволяет утверждать о наличии определённых трендов, которые вряд ли изменятся в результате принятия нового закона.
Вопреки общему восприятию, сложившемуся из публикаций в СМИ, в Казахстане за последние 15 лет количество женщин, погибших от всех форм насилия (включая бытовое), снизилось на 70% (с 526 в 2008 году до 160 в 2023). Мы можем с уверенностью утверждать, что присутствует устойчивый тренд на снижение убийств и тяжкого вреда здоровью женщин и детей, и что ежегодные колебания в показателях не случайны, а демонстрируют долгосрочную тенденцию.
Что касается среднего вреда здоровью (линии с наибольшими скачками на графиках), то их динамика не следует последовательному паттерну. Увеличение или уменьшение из года в год случайны и не позволяют предположить наличие определенного тренда.
Этим колебаниям есть разные объяснения. Они могут быть связаны с целым рядом причин — изменения в законах, правилах регистрации, показателях работы полиции или судов, и даже с настроениями в обществе, когда граждане начинают более активно обращаться в правоохранительные органы.
В отличие от других видов насилия, колебания в статистики убийств и тяжкого вреда менее подвержены влиянию таких изменений и больше отражают реальные события. (Именно поэтому сравнения уровня насилия между странами проводят по количеству убийств.)
Экстремальные скачки в данных очень хорошо наблюдаются в отношении побоев и легкого вреда. С принятием нового закона они уже в 5 раз кочуют из одного кодекса в другой, что сопровождается изменениями в правилах регистрации, и привлечения к ответственности. Вот как это отразилось на статистике в отношении этих случаев насилия, включая бытовое. (Красными вертикальными линиями обозначены периоды изменения законов).
Из этого графика можно сделать несколько выводов.
1. Колебания в статистике по этим составам больше говорят о том, как меняются законы, а не как меняется уровень насилия в обществе или в семье.
2. Потерпевшие от легкого вреда здоровью в целом больше обращаются в правоохранительные органы, чем в случаях побоев, независимо от уголовного или административного режима регулирования. Пострадавшие от побоев же более активно обращаются в полицию, когда правонарушение регулируется административным кодексом.
Это скорее связано с существенными различиями в характере этих деяний. Побои охватывают множество жизненных ситуаций и связаны с субъективной оценкой физической боли, что доказательно установить намного сложнее. Нанесение же легкого вреда устанавливается только на основе экспертизы об объективной оценке вреда здоровью, который проявляется в более серьезной форме (например сотрясение мозга).
3. Например, этим фактором можно объяснить более 40 000 случаев легкого вреда, отраженных на графике за период с 2015 по 2017 год, когда это правонарушение относилось к категории преступлений частного обвинения в уголовном кодексе и, следовательно, не учитывалось в официальной статистике преступлений.
4. Выявительный характер, который ввели законодательство в 2023 году (когда для регистрации и начала разбирательства не требуется заявления потерпевшего) «вывело на свет» больше побоев (из которых 60% произошли в условиях семьи), нежели случаев нанесения легкого вреда здоровью (где 40% были домашние).
Так что может измениться после нового закона?
На основе имеющихся данных мы можем предположить, что действие нового закона вероятней всего приведет к снижению регистрации побоев и легкого вреда здоровью несмотря на то, что по случаям насилия в семье сохраняется выявительный характер. Особенно это может проявиться в отношении случаев побоев из-за их особенностей, отмеченных выше.
Что касается трендов в отношении тяжких форм насилия, то они скорее сохранятся, включая ежегодные колебания в отношении преступлений о причинении средней тяжести вреда здоровью.
В отношении проблемы безнаказанности, то вероятней всего уровень привлечения к разным формам ответственности по случаям побоев и причинения легкого вреда здоровью в семьях либо сохранится (сейчас это около 30% от всех зарегистрированных случаев) либо уменьшится. Это связано со спецификой уголовного процесса. Он более сложный со множествами процессуальных фильтров от начала до конца и более высокими требованиями для установления вины.
К примеру, зарубежные исследования также отмечают низкий уровень уголовного преследования за насилие в семье и связывают это с высоким бременем доказывания, отсутствием допустимых доказательств и низким уровнем участия жертв в судебном процессе, даже тех, кто сообщает о жестоком обращении в правоохранительные органы.
Что касается превентивного воздействия более жестких уголовных санкций на уровень повторного совершения семейного насилия злостными нарушителями, то последние обобщающие (мета-) исследования в криминологии свидетельствуют об обратном эффекте, а именно «что насилие в отношении интимных партнеров становится больше, а не меньше, когда за судебным преследованием и осуждением следует тюремное заключение».
Ученые-криминологи также отмечают, что жесткие санкции в законах не останавливают лиц, совершающих насилие впервые, так как большое количество насильственных преступлений происходят под влиянием гнева, ярости, депрессии, употребление наркотиков или алкоголя — признаков психологических расстройств, что не позволяет принимать рациональные решения в момент совершения правонарушений.
В некоторой степень сдерживающий эффект можно ожидать от высокой вероятности первичного задержания, что подтверждено отдельными исследованиями. Если полиция будет задерживать правонарушителей при обращениях о физическом насилии в определенных обстоятельствах хотя бы на 48 часов, то это может снизить уровень дальнейшего вреда для потерпевших.
Последние международные криминологические исследования также подчеркивают важность риск-ориентированного подхода в работе с агрессорами, которые приносят непропорционально большой уровень вреда из-за домашнего насилия.
В заключение хотелось бы порекомендовать государственным органам Казахстана присоединиться к современному тренду разработки политик противодействия бытовому насилию на основе данных и инвестировать ресурсы в научные исследования по этой проблеме. Это поможет создать национальную базу доказательственных подходов к снижению как новых случаев насилия в семье, так и предотвращению необратимого вреда.
