Тень на холсте

В первые за пять лет в Казахстане в отеле «Интерконтиненталь» прошел аукцион по продаже произведений искусства. Аукционный дом «Онер» выставил на торги 131 лот на общую сумму более $1,5 млн. Не слишком успешные итоги этого аукциона предсказывались большинством экспертов – по подсчетам наблюдателей, было продано около 18 работ (официальные итоги аукциона не разглашаются) общей стоимостью приблизительно $210 тыс. Попытки создать аукционные дома в Казахстане предпринимались несколько раз, но все они заканчивались провалом. Эксперты называют главной причиной неудач отсутствие системного диалога между всеми участниками рынка – художниками, покупателями, коллекционерами, галеристами. Основной тезис всех заинтересованных лиц – это хлесткое «казахстанский арт-рынок мертв».

Однако трудно поверить в то, что годовой оборот в $100 млн является признаком мертвого рынка – а именно во столько его оценивают казахстанские эксперты. Другое дело, что основная часть серьезных сделок совершается «по-соседски», минуя цивилизованные пути – аукционы и галереи, что лишает картины ликвидности: их легко купить, но сложно продать. Всего в Казахстане около 20 галерей, еще столько же крупных арт-дилеров, которые выручают до $7 млн в год. Другими словами, только 7% сделок на казахстанском арт-рынке проходят через цивилизованную систему продаж.

Заложники лота

Во всем мире интерес к предметам искусства усиливается, об этом свидетельствует растущая прибыль аукционных домов по всему миру. К примеру, аукционный дом Sotheby’s, не называя цифр, заявил, что 2010 год был самым успешным за все время существования компании. Прогноз роста прибыли аукционного дома на ближайший год – до 15%.

Нашлись и те, кто поверил в казахстанский арт-рынок. Директор аукционного дома «Онер» украинец Максим Ткаченко объясняет свой интерес к Казахстану просто: в стране нет действующего аукционного дома, место нужно застолбить. «Арт-рынок в Казахстане неразвит, ценообразование спонтанное, очень часто цены завышаются, основываясь на воспоминаниях о докризисном периоде, – говорит он. – Коллекционеров немного. Владельцы не хотят дешево продавать, а покупатели не готовы дорого покупать картины, поэтому публичных сделок мало».

Только 7% сделок на казахстанском арт-рынке проходят через цивилизованную систему продаж

Ткаченко говорит, что интерес во время предаукционной выставки был довольно высокий, но ожидания не оправдались самими торгами. Как позже выяснилось, у многих покупателей это был первый опыт участия в подобных мероприятиях. «Они не могли правильно сориентироваться. Некоторые заняли выжидательную позицию, смотрели, как все пройдет. Следующие торги мы планируем провести весной, – делится планами Максим Ткаченко. – Но уже сейчас к нам обращаются наследники художников с интересными работами и желанием их выставить по привлекательным ценам. Также мы планируем привезти из России произведения художников с мировыми именами. Надеемся, что следующие торги будут более успешными».

Однако надежда – слабая карта в игре на арт-рынке, считают местные старожилы-коллекционеры. «Я видел около 10 таких мероприятий, все они называются “первыми”. Начало у всех одно – амбициозное представление, но на этом все заканчивается, – рассказывает бизнесмен и известный казахстанский коллекционер Нурлан Смагулов. – Проблема в том, что ни у кого не хватает пороха организовать аукцион не в формате шоу или единичного события, а сделать его на постоянной основе, как во всех цивилизованных странах».

Публика в Казахстане морально и материально готова к приобретениям произведений искусства, не теряет оптимизма Ткаченко. «Остается только донести до них информацию, что коллекционирование произведений искусства это выгодные инвестиции, это престижно и, самое главное, это приносит удовольствие и делает жизнь намного интереснее. Вспомните, как в детстве многие собирали монеты, марки, значки, какой был азарт, какие эмоции. Все это может повториться и во взрослой жизни», – ностальгирует Максим Ткаченко. Между тем сам по себе аукционный дом лишь малая часть в системе цивилизованного рынка, построить который в Казахстане пока не удается. Диагноз происходящего и методы решения проблем находятся в прошлом, в самой специ­фике формирования национального арт-рынка, уверены специалисты.

Расстрельная коллекция

Первым настоящим казахстанским коллекционером был Юрий Кошкин, личность неоднозначная, в один голос говорят отечественные деятели искусства. Будучи партийным функционером, он воровал у государства деньги, на которые скупал картины. Некоторые даже сравнивают его с Юрием Деточкиным из «Берегись автомобиля» – воровал, так сказать, с благими намерениями. Юрий Кошкин в свое время возглавлял управление капитального строительства облисполкома Алма-Аты и стал известен на весь Союз громким делом о хищении квартир. За несколько лет он незаконно продал много квартир на сумму около 5 млн советских рублей. В схему были вовлечены 50 человек, уголовное дело состояло из 100 томов, но следствию удалось доказать лишь 10 эпизодов, два из которых Юрий Кошкин признал. Две трети квартир было конфисковано в доход государства по решению суда, а сам Кошкин получил высшую меру наказания – расстрел. Два года Юрий Кошкин отсидел в камере смертников, каждую минуту ожидая, что за ним придет конвой. Потом высшую меру ему заменили на 15 лет заключения, отсидев 14 из которых, он вышел на свободу.

Но для местных деятелей искусства Юрий Кошкин стал символом становления казахстанского коллекционирования, его подвижником. По мнению многих, благодаря ему мир узнал таких художников, как Шарденов, Айтбаев, Калмыков, Сариев, он дружил почти со всеми авторами и покупал у них работы. В советское время общество мало знало этих художников, и если бы Кошкин не стал приобретать у них картины и собирать их, судьба тысяч полотен была бы неизвестна. Коллекция Юрия Кошкина была очень богатой – это живопись, иконы, скульптура, но, пожалуй, главным в его коллекции были картины Сергея Калмыкова.

«Юрий Кошкин – один из первых казахстанских меценатов советского периода, удивительный человек. Он, конечно, по большому счету авантюрист и продавал лишние квадратные метры, но он был чуть ли не единственным крупным покупателем художников советского периода Казахстана, – рассказывает Нурлан Смагулов. – Настолько его авторитет был сумасшедшим среди художников, что они писали портреты Кошкина. А ведь заставить кого-то так сделать, например Айтбаева, почти невозможно. Это ведь «шестидесятники», все очень гордые, независимые. Но Кошкин им помогал, покупал у них работы. Кроме того, помогал им в разных житейских ситуациях».

После того как Кошкина посадили, вся его коллекция отошла государству. Выйдя на свободу, он начал неистово собирать ее заново, в итоге снова сделав ее лучшей во всем Казахстане. В новую коллекцию помимо картин вошли редкие книги, скульптура, более 100 икон, ритуальная пластика, филателия. Неоднозначен Кошкин был во всем, даже в покупке бывшего здания КГБ для своей галереи «Улар», которую он организовал в кабинете, где его допрашивали. «Вышел из здания осужденным, а вернулся покупателем», – иронизирует Нурлан Смагулов. В настоящее время Юрий Кошкин проживает в Москве.

Золотое время

С ностальгией вспоминают художники и галеристы начало девянос­тых годов прошлого века, называя это время «золотым десятилетием». «Это время было раем для всех. Тогда открывались иностранные дипломатические миссии, представительства компаний, банков. Высокообразованные люди ехали в Казахстан. Они не только ходили на выставки, но и хорошо скупали работы казахстанских авторов, формируя свои коллекции, – вспоминает директор частной галереи Ark, академик МАИ, президент Ассоциации критиков Казахстана Елизавета Малиновская. – Современное искусство было тогда на взлете. Я считаю, что то поколение было пассионарное, оно сформировало первичные цены на картины местных художников. Тогда работы Калмыкова можно было купить за $50, сейчас же “вилка” на полотна этого автора от $3 тыс. до $50 тыс.».

В коллекции Малиновской около 1,5 тыс. работ. По ее мнению, галерея Art стала площадкой, где художники могут реализовать себя. «Если бы нас не было, то и современного искусства Казахстана не было. Взять, к примеру, тот же Бишкек: в начале 90-х годов прошлого века ребята приезжали к нам и привозили свои хорошие работы. Прошло 10 лет, и они опять привозят такие же картины. Там нет галерей, негде выставляться. Сколько можно самоповторяться? На мой взгляд, галеристы – это пассионарии, которые создают пространство для художников, где те могут развиваться», – уверена она.

В настоящее время ситуация несколько изменилась. Картины по-прежнему продолжают вывозить, но и на казахстанский арт-рынок хлынули серьезные работы, что говорит о высокой покупательской способности казахстанских коллекционеров. «В девяностые появился термин “чемоданное искусство”, когда за $100 полотна вывозились на Запад. Сейчас же, наоборот, со всех сторон стали привозить картины, в Казахстане появляются уникальные работы, – говорит директор экспертно-оценочного центра “Оркениет” Наталья Селюкова. – Например, могу рассказать об истории работы голландского художника второй половины XVII века Якоба ван Рейсдала, которая у нас сейчас находится на оценке. Картина этого автора не так давно была продана на аукционе Sotheby’s в Москве за 1,6 млн. Заключением всероссийского художественного научно-реставрационного центра имени академика И.Э. Грабаря подтверждается, что эта работа выполнена художником голландской школы конца XVII века». По оценке Натальи Селюковой, картина может стоить не менее $1 млн. Как и у любой дорогой картины, у этой работы есть своя история. В Алматы она попала из Ташкента, где была куплена за смешные деньги у родственников великого князя Николая Константиновича Романова (первого ребенка великого князя Константина Николаевича, младшего брата российского императора Александра II, внука Николая I). Николай Константинович собрал уникальную коллекцию западноевропейской живописи, путешествуя по миру после окончания учебы в Академии Генштаба. После семейного скандала, связанного с пропажей бриллиантов из Мраморного дворца, великого князя сослали  в Ташкент. Августейшая семья посчитала, что Николай Константинович похитил драгоценные камни, чтобы удовлетворить прихоти своей американской любовницы. Получив от императора 300 тыс. рублей на постройку дворца, великий князь направил эти деньги на постройку театра в Ташкенте. Сегодня это Дом международных приемов МИД Узбекистана. В этот же город князь привез и свою коллекцию.

Трудный диалог

В Казахстане происходят удивительные вещи: люди научились зарабатывать деньги, но до сих пор не научились любить искусство, считает Малиновская. «Состоятельные люди привозят известных дизайнеров, которые оформляют дома на уровне штор, вазочек, мебели, покупают за бешеные деньги ковры и другие предметы роскоши. Но почему-то никто не может купить оригинальную картину за $300. Для меня это до сих пор остается загадкой», – говорит Малиновская. Она не понимает, почему казахстанцы везут из-за рубежа дешевый ширпотреб, когда в галерее можно купить нормальную картину местного автора за гораздо меньшие деньги. «Состоятельные казахстанцы привозят с курортов здоровые штамповки, которые не имеют никакой ценности. Недавно, зайдя в одну мастерскую, я увидела ужасную картину размером со стену, которую реставрировали. На испанском полотне были изображены какие-то невнятные маки. При транспортировке полотно осыпалось и нуждалось, по мнению хозяйки, в реставрации. Ее купили за $3,5 тыс. и еще $1,5 тыс. заплатили реставратору. Это же Китай, и делают такие картины машины», – сказала Елизавета Малиновская.

В 90-е годы появился термин «чемоданное искусство», когда за $100 полотна вывозились на запад

По мнению экспертов, покупатели живописи или потенциальные инвесторы будут вкладывать деньги в современных художников в том случае, если будут уверены, что рынок развивается, а у каждого художника есть свой ценовой коридор, или так называемый рейтинг. Наиболее ценными и перспективными являются работы, которые помимо художественной ценности имеют историческую значимость, как, например, триптих Елены Рудоплавовой. А казахстанскому рынку есть куда развиваться.

В оценке произведений искусства существует такое понятие, как справедливая или сложившаяся цена. Так, на работы Стила Клиффорда – основателя американского абстракционизма, она составляет $6–8 млн, на работы современного российского художника-плакатиста Эрика Булатова – около $500 тыс., наши современные художники дороже $50 тыс. еще не продавались. Мы научились продавать нефть и газ по мировым ценам, теперь осталось дело за немногим – научиться продавать свое искусство по ценам мирового художественного рынка. «Рынок станет цивилизованным, когда бизнес-процессы пойдут по следующей цепочке: местный художник – коллекционер или галерея – реставратор – эксперт – страховщики – банки – аукционы – покупатель. Эксперты должны подтверждать подлинность работы, на основании экспертизы выставляется цена (мы используем метод сравнительных продаж, есть специальные каталоги), страховщики должны страховать картины перед продажей, банки – принимать работы в залог, а аукционы помогут формировать справедливые цены, тем самым подтверждая ликвидность произведений искусства. Люди должны понять, что работы нужно покупать с бумагами, так гораздо проще их будет продать», – считает профессиональный оценщик, директор общественного фонда культурного наследия «Оркениет» Гульмира Тулекова.

«Висит же “Квадрат” Малевича в музее в Нью-Йорке, и никто не сомневается в его ликвидности, и любой банк возьмет эту работу в залог. Как к этому пришли? Через механизм общественного конвента, который закреплен многократным повторением стоимости этой работы. В Казахстане был один печальный опыт с попыткой заложить коллекцию Юрия Кошкина. Во-первых, всю коллекцию оценили в мизерную стоимость – насколько я помню, порядка $90 тыс. Во-вторых, там оказались подделки», – рассказывает коллекционер Альжан Шомаев. По его мнению, этого бы не произошло, если бы коллекцию проверили эксперты, оценили профессиональные оценщики и застраховали.

Для того чтобы появились цивилизованные атрибуты рынка, должна быть создана инициативная группа деятелей искусства, которая обратится к государству, утверждают участники рынка. «Инициативная группа создает общественное объединение, работа которой уже регулируется госвластью. Потом это все перерастает в, например, союз, который явочным порядком получает от государства права, – уверен Альжан Шомаев. – Необходимо создать совет экспертов, мнение которых принимается остальными участниками рынка. Как он будет организовываться, сейчас сложно сказать, может быть, это будет общественный договор, механизм лицензирования или что-то другое. Однако самое большое препятствие при создании инициативной группы для обращения к государству – это внутренний консенсус на рынке, эксперты должны договориться. Кто-то не хочет говорить о том, что у него есть картины, потому что завтра к нему придут и спросят, как он их приобрел. Не каждый может отчитаться за свой первый миллион. Если государство возьмет под свою эгиду регулирование рынка, то на этом оно может заработать, например налоги».

Помимо проблемы ликвидности художественных работ, существует проблема подделок, частично решить которую также поможет общественный договор. «Есть хорошие подделки, которые невозможно определить на глаз, а встречаются совершенно грубые, но их все-равно покупают. Государство должно на базе Музея им. Кастеева, создать специальные лаборатории. Специалисты должны получать хорошие зарплаты, чтобы минимизировать проблему коррупции. Этим должно основательно заниматься Министерство культуры Казахстана. Если этим займутся частные коллекционеры, какие-то институты, то не будет единого центра. Я бы согласился вместе с государством вкладывать деньги в Музей им. Кастеева, создать лабораторию. Но без участия государства у центра будет совершенно иной статус», – говорит Нурлан Смагулов.

Вместе – больше

Картины в Казахстане скупают и вывозят за рубеж до сих пор, правда, не в тех масштабах, что были в начале 90-х прошлого века. Например, китайские коллекционеры сейчас присматриваются к одной известной алматинской коллекции соцреализма, в которой 600 работ. «Коллекционер обратился к нам, чтобы оценить ее. По нашему мнению, стоимость коллекции составляет около $3 млн. Ему на каждую работу нужно сделать оценочный лист, составить каталог и обосновать, почему коллекция стоит столько. Вот здесь и встает вопрос роли оценщиков на арт-рынке», – рассказывает Наталья Селюкова.

Я оцениваю свою коллекцию в $150  тыс., потому что она относится к одной теме

Коллекция – это интеллектуальная собственность. «Ведь одна картина – это одна картина, а если я собрал коллекцию “Городские ретропейзажи Алматы” – это уже интеллектуальная собственность, на которую я оформил права. Если я купил одну картину за $1 тыс. и другую за $2 тыс. и сделал из этого тематическую коллекцию, то я уже не буду оценивать ее как сумму двух картин общей стоимостью $3 тыс. Я могу оценить эту коллекцию, например, в $150 тыс. Потому что относится она к одной теме, – утверждает Шомаев. – Я ставлю цену за свой десятилетний труд. История моей коллекции началась с того, что в 1991 году я купил за $20 два карандашных рисунка Калымыкова. Через некоторое время эти рисунки стоили уже $1,5 тыс. каждый. В кризис у меня было тяжелое время, и мне срочно нужны были деньги. У меня было 56 единиц Калмыкова, и я почти все продал за хорошие деньги. Общую сумму говорить не буду, но были работы, за которые удалось выручить несколько десятков тысяч долларов. Это говорит о том, что коллекции картин очень хороший инвестиционный инструмент».

Прощай, искусство

Для состоятельных людей вывезти картину не составляет труда – никто не будет досматривать зафрахтованный самолет. «Так поступали некоторые очень известные люди в Казахстане. Ведь чтобы сейчас вывести картину из страны, нужно получить справку из Музея Кастеева, что данная работа не имеет исторической ценности. Если вывозить коллекцию, значит, кто-то должен покривить душой – или эксперт, который скажет, что не имеет ценности, либо на таможне кто-то должен закрыть глаза на это.

Бесконтрольный вывоз картин де-факто является проблемой. Ведь, например, с природными ресурсами у государства есть право так называемой “первой ночи”: если кто-то хочет продать какое-то месторождение, то государство может либо само купить это месторождение, либо разрешить купить кому-то. Вот такой же механизм должен действовать и с предметами искусства. Будем надеется, что в скором времени на казахстанском арт-рынке появятся все атрибуты цивилизованного рынка», – говорит Шомаев.