Каждая шестая сделка в Казахстане коррумпирована

7736

Это несколько реже, чем в среднем по Африке (19%), но значительно чаще, чем по Латинской Америке (7%)

Если брать азиатских соседей, то на фоне казахстанских 16,5% коррумпированных сделок из общего числа совершенных опрошенными компаниями более прилично выглядит, например, Узбекистан с 14,6%. Не говоря уже о Грузии с ее 3,7% и Турции с 4,6%. Средние траты на взятки составляют в Азии 1,8% от продаж в год – это меньше, чем в Африке (2,1%), но больше, чем в Латинской Америке (0,07%).

Такие данные на семинаре 47-го ежегодного совещания управляющих директоров АБР, прошедшего на этот раз в Астане, представили Роберто Галанг (Roberto Martin Galang) из IFC (Международная финансовая корпорация), Рузелле Лавадо (Rouselle Lavado) из Всемирного банка и Габриэль Доминго (Gabriel Angelo Domingo) из Калифорнийского университета, исследовавшие разность восприятия коррупции малым и средним бизнесом азиатских стран в зависимости от специфики деятельности и формы собственности. Опросы проводились с 2006 по 2011.

В своей работе авторы использовали методологию, разработанную экспертом ВБ Алваро Гонсалесом. Гонсалес и его соавторы Эрнесто Лопес-Кордова и Элио Валладерос вывели сложную формулу (процент коррумпированных сделок – лишь ее часть) исчисления индекса коррумпированности сделок компаний (Graft Incidence of Firm Transactions). Экономисты исследовали около 10 тыс. компаний из 33 стран Африки и Латинской Америки (результаты представлены в докладе The Incidence of Grafton Developing-Country Firms).

Сравнительные межстрановые исследования коррупции затруднены по многим причинам. Для того, чтобы реально оценить характер и степень коррупции, в идеале надо знать, сколько предприятий в течение определенного времени дали взяток, при каких обстоятельствах и в каком объеме. Разумеется, учитывая уголовную наказуемость подобных деяний, получить такие данные практически невозможно. Поэтому исследователям приходится довольствоваться опросами экспертов. А последние, как правило, высказывают лишь свое мнение о степени коррумпированности того или иного государства.

То есть представления о коррупции формируются большей частью из того, что люди считают, чем из того, что они знают точно, - например, из своего опыта. На опрошенных могут влиять информация из одних и тех же СМИ, политическая риторика, мнение других людей. Даже не соответствующие действительности вещи после многочисленного повторения могут закрепиться в общественном сознании как факт.

Кроме того, обычно неясно, о каком типе коррупции идет речь. Некоторые международные исследования основываются на оценках экспертов об общей коррупции в стране, и чаще всего это менеджеры транснациональных компаний, действующих в этих странах, и финансовые аналитики, которые изучают инвестиционные риски, обычно не имеющие в этом смысле конкретного личного опыта. Топ-менеджеры сталкиваются в основном с политической коррупцией.

В-третьих, каждый респондент имеет свою собственную точку отсчета – для людей из разных стран оценка «очень коррумпированный» может означать абсолютно разную частоту и сумму взяток (по аналогии с известным парадоксом о наполовину пустом и наполовину полном стакане).

Роберто Галанг с коллегами исследовал 6000 компаний азиатского региона из 13 стран и выяснил, что наблюдается определенный разрыв между восприятием коррупции и непосредственным опытом компаний.

То, что коррупция плохо влияет на бизнес-климат и препятствует росту национальной экономики, общеизвестно. Почему же в этом случае компании не борются с ней так же непримиримо, как, например, неправительственные организации? Дело в том, что не все компании страдают от коррупции в равной мере, считают исследователи, а часть из них получает в коррумпированном обществе значительные конкурентные преимущества.

Ответы компаний имели значительную разницу даже в пределах одной страны. Выяснилось, что малый бизнес больше склонен считать правительство коррумпированным, а стабильно прибыльные бизнесы меньше страдают от волатильности рынка и госрегулирования.

Кроме замера восприятия коррупции путем опроса, исследователи измеряли уровень институциональных факторов, способствующих ее росту: чрезмерное налогообложение, затрудненный доступ к финансированию, чрезмерное регулирование бизнеса, политическую нестабильность и жесткость таможенных процедур.

В результате выяснилось, что малый бизнес, несмотря на большую склонность считать правительство коррумпированным, вовсе не является в этом смысле более уязвимым, чем крупный, – потому что практически не сталкивается с таможенными процедурами, от которых страдают крупные и экспортоориентированные компании.

Восприятие коррупции иностранными компаниями, как выяснилось, не превышает аналогичный показатель локальных. Они меньше страдают от затрудненного доступа к финансам и чрезмерного налогообложения, однако больше – от недостатков таможенного регулирования.

Подтвердилась гипотеза, что государственные предприятия менее чувствительны к коррупции, чем частные, а также к уровню налогообложения, политической нестабильности и таможенным вопросам. Экспортеры менее чувствительны к коррупции, но более – к недостатку финансирования.

Ожидаемо наиболее уверены в коррумпированности своих правительств компании, участвующие в госзакупках. На них же больше сказываются затрудненное финансирование, избыток лицензирования, политическая нестабильность и даже менталитет общества.

При этом средний реальный опыт коррупции в стране имеет прямо пропорциональную зависимость от низкого качества госуправления, в частности - чрезмерного налогообложения, избыточного регулирования и ограниченного доступа к финансам.

Один из выводов - компании могут меньше сталкиваться с коррупцией, избегая контактов с правительством. Например, став эспортерами хай-тека и ноу-хау, как это произошло с так называемыми «азиатскими тиграми».

   Если вы обнаружили ошибку или опечатку, выделите фрагмент текста с ошибкой и нажмите CTRL+Enter

Орфографическая ошибка в тексте:

Отмена Отправить