Девальвационный уроборос, который не хотят признавать
Последние недели показали, что вместо серьезного разговора о причинах инфляции и давлении на тенге в стране развернулась привычная медийная кампания
Вместо анализа структурных факторов нам снова предлагают удобные объяснения, которые не задевают интересы банков и крупных торговых сетей. Это классическая подмена адресата ответственности. Реальные проблемы остаются нетронутыми, а общественное внимание уводят в сторону.
На круглом столе Kursiv Research показал, что Казахстан с 2018 года живет внутри девальвационного уробороса. Потребительский кредит раздувает спрос выше естественного уровня. Импортозависимая экономика отвечает ростом цен. Ослабление тенге усиливает и инфляцию, и долговую нагрузку. В итоге каждый новый виток потребкредитования возвращает нас в ту же точку, только с большей скоростью и большим риском.
Это не теория. Это подтверждается статистикой и международными исследованиями. Гарвардская работа по BNPL показала, что рассрочки создают вторичные и третичные эффекты. Сначала ускоряется спрос на товары, затем на сопутствующие услуги, потом на всю потребительскую корзину через эффект временного ложного богатства. IMF в свою очередь говорит о том, что рост долга домохозяйств увеличивает амплификацию валютных шоков. Чем больше долговая нагрузка, тем сильнее ослабление тенге передается в цены. Это и есть природа уробороса, который сам себя питает и ускоряет.
Когда в таких условиях рассказывают, что влияние кредитов на инфляцию всего 0,4%, я не вижу анализ, а лишь фрагмент удобной аргументации.
Во-первых, инфляцию по айфонам не считают, и вообще по основной «черной» технике, потому что доля этих товаров в ИПЦ минимальна. Поэтому лоббисты видят рост цен только там, где он виден в официальной корзине. Но это не означает что скрытого давления нет. Оно просто не проходит через методологию.
Во-вторых, влияние потребкредитования проявляется не в товарной инфляции, а в услугах. Если посмотреть на динамику сервисного сектора за последние годы, она и показывает перегрев. Домохозяйства тратят больше, чем позволяют доходы, потому что рассрочка снимает ощущение текущей стоимости.
То что не удается отразить через ИПЦ, прекрасно видно через финпоказатели банков. Рост доходов, безумные показатели NIM, CtI, RoE превосходящие мировые уровни, дают исчерпывающий ответ, почему спрос не остывает и почему инфляция прилипчивая.
Поэтому, когда банковское лобби пытается убедить общество, что рассрочки не влияют на цены, это не аналитика. Это защита бизнес-модели. Им важно удержать восприятие кредита в точке продаж как чего-то нейтрального. Но это не так. В мире этот вопрос решен. В Евросоюзе BNPL официально признан формой кредита с соответствующим регулированием и информационными требованиями. Потому что именно кредитный импульс на входе в сделку меняет поведение потребителя и структуру спроса.
Сегодня в Казахстане мы стоим перед серьезным вопросом. Мы уже вошли в фазу, где инфляция подпитывает девальвацию, а девальвация подпитывает инфляцию. Проблема не в отдельных товарах или банках/маркетплейсах. Проблема в перегруженной системе потребкредитования, которая работает на скорости, несовместимой с возможностями экономики. Это механизм, который усиливает любое внешнее или внутреннее колебание.
С этим нельзя справиться через медийные акции и попытки перекладывания ответственности. С этим можно справиться только через совместное признание природы проблемы. Она не в привычках населения и не в том, что кто-то покупает телефоны. Она в том, что банки создали гигантский канал спроса, который переносит давление в экономику быстрее, чем государство успевает реагировать. И чем дальше мы будем убеждать себя что это нормально, тем сильнее будут колебания тенге, тем выше будет чувствительность инфляции к любому внешнему толчку, и тем опаснее будет следующий цикл.
Уроборос всегда кусает собственный хвост. Вопрос только в том успеем ли мы поставить систему на реальные рельсы до того как замкнется очередной круг
